Мое побережье

То ли виной всему был густой туман за окнами, поднявшийся над городом с самого утра, то ли факт, что я проснулась с чувствами выспавшегося человека (в каком году такое случалось последний раз?), то ли никто просто не успел еще испортить настроение, но оно было вполне приличным. Пузатая кружка чая и дежурное просматривание новостной ленты, несколько сохраненных в папку на компьютере отличительно красивых картинок. Случайно найденный блог, в котором я открыла для себя недурную музыкальную группу. Развалившийся на коленях Снежок, позволивший себя гладить в полное удовольствие; шерсть то и дело летала в разные стороны, периодически попадая в оттого чешущийся нос, но блаженство от прикосновения к теплому меховому животу я не променяла ни на какие неудобства. Это было на редкость хорошее утро. А ощущение предвкушения праздника, обычно раздражавшее, разносилось по телу легкими волнами эйфории.

Выгребаясь из своих пещер, именуемых спальней, я, честно говоря, думала, что дома никого нет. Больно тихо было. Однако шевелящий ушами и распушивший усы Снежок рысью двинулся по направлению к кухне, и несколькими секундами позже я обнаружила там отца. Занятого любопытным делом.

Я не стала спрашивать, когда он успел купить тыкву и тот загадочный разноцветный пакет на столешнице. Я просто почувствовала себя ребенком лет пяти, которому показали коробку с большим бантом под рождественской елкой. И это было чудесное ощущение.

— Не поможешь? — он протянул мне нож и коротко, но все-таки улыбнулся. А я не сдержала ползущих к ушам уголков губ, хотя честно сжала те.

Папа отвернулся, возможно, чувствуя себя не в своей тарелке. Саму меня кольнули в живот маленькие иголочки неловкости, и я рассеянно кашлянула, принимая протянутый предмет.

— Где резать? — подошла ближе к столу, мысленно взывая к естественному и почти незаинтересованному в процессе отношению.

Снежок запрыгнул на свободный стул, вытягивая шею и с любопытством взирая на такую же рыжую, как он сам, тыкву.

День пролетел в суматохе и перевалил к цифре «6» на циферблате слишком быстро. Казалось бы, ничего примечательного не делала, а время все равно утянуло в невидимую черную дыру. Дом мы особенно не украшали, не считая тыквы. Только свечи над камином расставили да прилепили к двери бумажную гирлянду в форме приведений, так что атмосферу праздника приходилось возводить в голове путем фантазий и мысленно воспроизводимыми кадрами из раннее просмотренных фильмов ужасов. Я поняла, что слишком задумалась, когда звонок в дверь повторился, а со второго этажа послышался громкий голос отца, взывающий к факту, что он принимает в душ, а Снежок не в состоянии справляться с конструкцией замочной скважины.

Четвертый заход детей с ведрами за день начинал набивать оскомину. На этот раз на пороге топтался двенадцатилетний Бен с соседней улицы, вырядившийся пиратом.

— Конфеты или жизнь, — он глядел насуплено, явно намекая, что второго варианта не приемлет.

— А ты не лопнешь? — я не удержалась от возможности подпортить ему праздник, с удовольствием отмечая, что его сумасшедшей матушки в радиусе пяти метров не наблюдалось.

Бен был одним из тех мальчишек, к которым применяют термины «ужасный», «трудный», «невозможный». Он спускал с поводка своего толстого бульдога, топчущего наши клумбы. Он метил футбольным мячом в окна моей комнаты. Его мать обращалась к нему не иначе, как «мой сладкий пончик-мончик», постоянно нападая на отца с жалобами о том, что его невоспитанная, вопиюще наглая и грубая дочь в очередной раз оклеветала ее ангелочка. Папа в таком случае долго не церемонился. Разворачивался и уходил по своим делам с непробиваемым выражением лица, лишь мельком дергая уголком губ, завидев меня, пока за его спиной ревел противным высоким голосом гром. «Игнорирование — двигатель внимания», — как-то раз, словно между делом, поделился он, и впредь я всегда улыбалась, замечая работу его принципа на деле. А еще прозрачно намекал, что Снежок хочет прогуляться на соседней улице и поиграть с чудесным, новым, восхитительно тонкой конструкции шлангом, так беспечно позабытым без призора.

— Конфеты или жизнь! — упрямо повторяло истинное порождение геенны огненной, потряхивая ведерком, и без того полным сладостей.

— Конфеты, — в душе у меня возликовала армия маленьких бесов, подкидывая безумную, но такую привлекательную затею. Бен сощурил в ожидании свои невеликих размеров глазки. Я отстранилась от дверного косяка, готовясь к решительному и молниеносному, как немецкий «Блицкриг», маневру. — Очень мило с твоей стороны. Спасибо, — я выдернула из его ведра лакричную палочку, ретировалась назад. — Веселого Хэллоуина!

Маленький паразит не успел опомниться, как я закрыла перед его носом дверь. Сама, подобно ребенку малому, сжала пальцами ручку. Сердце шаловливо ускорило бег. Секунда, две, три, тишина. На цыпочках подкралась к окну, выглядывая в узкую щель между шторами. Снежок, тихо рыкнув, в один прыжок оказался рядом, принимаясь нюхать зажатую в кулаке конфету.

Бен отправился восвояси, воровато оглядываясь по сторонам. Видимо, выискивая, как бы подгадить на нашем дворе.

— Это за развороченные розы, — я щелкнула Снежка палочкой по носу, отчего тот недовольно прищурился.

Внутренние демоны, памятующие, как неладный бульдог катался в моих любимых клумбах, едва не выгрызая бедные цветы, полностью удовлетворились исходом.

— Кто там был? — с лестницы спускался отец, на ходу вытирая влажную голову полотенцем.

— Бен заходил, принес угощение, — я показательно махнула полосатой сладостью в упаковке.

— Как мило с его стороны.

Я не удержалась и хохотнула, думая о том, как же ужасно люблю папу в такие моменты.

Чем стремительней двигалась минутная стрелка на часах, тем активней оживлялась деятельность в пределах нашего небольшого дома. Отец собирался на ночное патрулирование, уже привычно поднимая по десять раз подушки на диване в поисках «чертового ремня». Снежок без особой на то причины нашел забавным гонки по всему периметру с сопутствующим скатыванием ковров «гармошкой». Веселее, пожалуй, он чувствовал себя только тогда, когда на полном ходу врезался в чьи-нибудь ноги.

Я, опомнившись, что к восьми подъедет Тони, тоже торопливо перемещалась из угла в угол по комнате, ища то плойку, то краски, то регулируя громкость колонок. Если честно, это стало маленькой и, быть может, глупой, но традицией — смотреть на Хэллоуин «Труп невесты». Лишь однажды она была нарушена, когда Тони вытянул нас из уютных домов непривычно рано и потащил перед вечеринкой в кинотеатр. Ему, видите ли, приспичило посмотреть какой-то ужастик, премьера которого была назначена именно на канун Дня всех святых. О чем был фильм, я помню плохо, ибо просидела больше половины экранного времени с закрытыми глазами, открыв их лишь в самом конце, когда Хэппи уверил, что больше ничего не должно произойти. У меня изображение пустой комнаты, снятой на камеру в углу, не вызывало никакого энтузиазма, но я решила послушать этих двоих. На свою голову. В самую последнюю секунду потолок на экране обвалился, и оттуда «выбежало» нечто, напоминающее то ли труп, то ли паукообразного мутанта с ввалившимися черными глазами и нездоровым оскалом — я не успела разглядеть и закричала, едва оно кинулось «на зрителя», буквально перекрывая смех Тони. Больше на фильмы подобного жанра в кинотеатре я не подписывалась, хотя несколько раз смотрела, побуждаемая странным и внезапным желанием. Быстро сожалея о таком досуге, правда, и несколько месяцев после засыпая с включенной гирляндой.

Все приготовления развернулись в поле ванной, где, в случае чего, можно было сразу отмыть заляпанное имущество. Голубое платье было коротковато в силу того, что выросла я из него еще года два назад, но покупать новое и марать ради одной ночи совершенно не хотелось. Я и оное-то порвала в некоторых местах, скрепя сердце.

В принципе, все было готово, а одежда — испорчена различными возможными способами, но оставалось придумать, как бы поправдоподобней изобразить на оставшихся участках тела «раны».

— Эй, старые кости — дома для мышей, — оставив двери открытыми, я тихо подпевала и пританцовывала, немножко сожалея, что нельзя сделать звук погромче, — раскройте свои остатки ушей. Заставит заплакать даже грубых невежд, эта песня о лучшей из мертвых невест…*

Слышно было, как папа разогревает ужин на первом этаже. Как закипает чайник.

— Да, нас давно уже нет. Но это не бред, ты попал на тот свет…

Отдаленное эхо звонка в дверь. Шаги, щелчок.

— И это не сон, и не аттракцион. Все мы здесь — остатки прошедших времен.