Мое прекрасное искупление

– Ты скучаешь по ней. Как я должна себя чувствовать? В твоей гостиной все еще стоит ее фотография.

Томас приуныл:

– Лииз, ну хватит. Мы не можем делать этого сейчас.

– Делать чего? Ссориться из-за твоей бывшей? Ты прав, настоящая пара так бы не поступила.

Я скрестила руки на груди и вжалась в кресло.

Томас глянул на меня сверху вниз и усмехнулся:

– С этим не поспоришь.

Мы ждали на выходе, пока служащий за стойкой не объявил посадку для бизнес-класса. Томас взял нашу ручную кладь и мою сумку, отказываясь принимать помощь. Мы медленно продвинулись вперед по очереди, слушая пиканье каждый раз, когда контролер сканировал посадочный талон.

Как только мы прошли, Томас последовал за мной по телетрапу, пока мы вновь не остановились – перед дверью в самолет.

Я увидела, как пялятся женщины – на этот раз стюардессы, – глядя мимо меня на Томаса. Казалось, он этого не замечает. Может, он уже привык к такому. В офисе было легче игнорировать его красивую внешность, но сейчас реакция других напомнила, что я почувствовала, впервые уронив на него взгляд.

Мы расположились в креслах и пристегнулись. Я наконец расслабилась, а вот Томас был на взводе.

Я положила ладонь ему на руку:

– Прости.

– Дело не в тебе, – сказал он.

Его слова задели меня за живое. Может, они и были сказаны невзначай, но скрывали за собой куда больше. Скоро он станет свидетелем того, как его любимая согласится выйти за другого. Он был прав. Не я его любимая.

– Старайся не думать о ней, – сказала я. – Может, нам удастся уйти оттуда до того, как это произойдет. Подышать свежим воздухом.

Он посмотрел на меня так, будто я сказала что-то нелепое.

– Думаешь, я переживаю из-за предложения Трентона?

– Ну… – заговорила я, не зная, что сказать.

– К твоему сведению, фотографии там уже нет, – вскользь заметил Томас.

– Фотографии Камиллы? И где она?

– В коробке воспоминаний – где ей и место.

Я очень долго смотрела на него, в груди у меня затрепетало.

– Ты счастлива? – спросил он.

– Счастлива, – сказала я с долей смущения и удивления.

Если я опять стану отгораживаться от Томаса, то лишь покажу глупое упрямство. Он убрал подальше снимок с Камиллой. Больше никаких предлогов у меня не было.

Я дотянулась до Томаса и переплела наши пальцы, а он поднес к губам мою руку. Он закрыл глаза и поцеловал ладонь. Простой жест, но невероятно интимный, словно потянуть кого-то за одежду во время объятий или оставить крошечный поцелуй на затылке. Когда Томас совершал такие поступки, я с легкостью забывала, что он думал о ком-то еще.

Как только пассажиры устроились в креслах, а стюардессы проинформировали нас, как выжить при возникновении аварийной ситуации, самолет достиг конца взлетной полосы и рванул вперед, набирая скорость. Завибрировал фюзеляж, и мы легко и гладко поднялись в воздух.

Томас заерзал на сиденье. Он обернулся, потом посмотрел перед собой.

– В чем дело? – спросила я.

– Я не могу этого сделать, – прошептал он и взглянул на меня. – Не могу так поступить с ним.

– Ты никак с ним не поступаешь, – тихим голосом ответила я. – Просто передаешь послание.

Томас поднял глаза на вентиляционное отверстие у себя над головой, дотянулся до него и покрутил колесико, пока воздух с силой не подул ему в лицо. Он откинулся на сиденье с самым удрученным видом.

– Томас, задумайся. Разве у него есть другой выбор?

Он стиснул зубы, как делал всегда, когда нервничал.

– Ты все твердишь, что я защищаю его, но не расскажи я директору про Трэвиса и Эбби, ему не пришлось бы выбирать.

– Верно. Его единственным выбором стала бы тюрьма.

Томас отвернулся от меня и уставился в окно. Солнце отражалось от белого океана облаков, заставляя его щуриться. Когда он закрыл шторку, мне понадобилась пара секунд, чтобы привыкнуть к новому освещению.

– Это просто возмутительно, – сказала я. – Мы на задании, и если продолжим зацикливаться на проблемах личного характера, то допустим ошибку. Тогда вся операция пойдет под откос. Однако это задание все же носит личный характер. Оно касается твоей семьи. Вот мы и здесь, вместе, с нашими собственными… загвоздками. Томас, если мы не найдем выхода из ситуации, то завалим все дело. Даже если – то есть когда – Трэвис согласится, Гроув все вынюхает, не покажи ты ему свою первоклассную игру.

– Ты права.

– Прости, что ты сказал? – поддразнила я, прикладывая ладонь к уху.

К нам наклонилась стюардесса:

– Могу я принести вам напитки?

– Белое вино, пожалуйста, – сказала я.

– Виски с колой, – проговорил Томас. Девушка кивнула и перешла к ряду за нашими спинами, задавая тот же вопрос.

– Я сказал, что ты права, – нехотя ответил Томас.

– Ты нервничаешь из-за того, что увидишь вечером Камиллу?

– Да, – без промедления сказал Томас. – В последний раз я видел ее в больнице, всю в бинтах. – Заметив любопытство на моем лице, он добавил: – Они с Трентоном были на окраине Икинса, когда в них врезался пьяный водитель.

– Все не могу понять: твоей семье просто везет или у вас склонность к несчастным случаям?

– И то и другое.

Вернулась стюардесса, положила перед нами салфетки, а потом поставила бокалы с напитками. Я сделала глоток вина, а Томас не отрываясь смотрел на меня. Особое внимание он уделил моим губам, и мне стало интересно, испытывает ли он подобную ревность, какую испытываю я, когда его губы соприкасаются с чем-то, кроме моего рта.

Томас отвел глаза и посмотрел вниз:

– Я рад за Трента. Он это заслужил.

– А ты нет?

Томас нервно усмехнулся, потом вновь посмотрел на меня:

– Не хочу говорить о Камилле.

– Ладно. Но перелет долгий. Поговорим, поспим или почитаем?

Стюардесса вернулась с блокнотом и ручкой.

– Мисс… Линди?

– Да?

Девушка улыбнулась. Из ее французской косы топорщились пепельно-русые пряди.

– Вы будете курицу-гриль со сладким соусом чили или наш фирменный лосось-гриль с маслом из каперсов и лимона?

– Э… курицу.

– Мистер Мэддокс?