Мое прекрасное искупление
Шрифт:
– Боже, нет. Только если ты не хочешь заплатить за мой ужин.
Я хихикнула.
– Нет. Хорошо. «Бруклинская девчонка» в восемь тридцать.
– Бум, – сказал он, вставая.
– И что это значит?
– Мне теперь не придется есть в одиночестве. Прости, я так этому рад.
– Убирайся отсюда, – сказала я, отмахиваясь.
Сойер прочистил горло, и я заметила, что дверь открыта, хотя она должна была быть закрыта. Я подняла голову и увидела Томаса, который стоял в дверном проёме. Его короткие волосы всё ещё были влажные,
– И как давно ты там стоишь? – спросила я.
– Достаточно долго.
Я едва уловила его колкость.
– Ты действительно должен прекратить ошиваться у моей двери. Это жутко.
Он вздохнул, затем закрыл за собой дверь, направившись к моему столу. Он сел и терпеливо ждал, пока я просматривала свою почту.
– Лиис.
– Что? – сказала я, всё ещё уставившись в монитор.
– Что ты делаешь?
– Проверяю почту, это называется работой. Тебе стоит попробовать.
– Раньше ты называла меня «сэр».
– Это была твоя идея.
Неловкое молчание заставило меня выглянуть из–за монитора и встретиться с ним глазами.
– Не заставляй меня объяснять.
– Объяснять что? – спросил он, выглядя действительно заинтересованным.
Я раздражено посмотрела в сторону, а затем сдалась.
– Это просто ужин.
– В «Бруклинской девчонке»
– И?
– Это мой любимый ресторан. Он это знает.
– Господи, Томас. Это ведь не соревнование на «дальность струи».
Мгновение он обдумывал мои слова.
– Может, не для тебя.
В отчаянии я покачала головой.
– И что же это всё значит?
– Ты помнишь ту ночь, когда мы встретились?
Весь мой сарказм и смелость куда–то улетучились, и я внезапно почувствовала себя также, как пару секунд спустя после того как он той ночью довел меня до оргазма. Эта неловкость заставила пасть мою защиту в разы быстрее, чем это сделали бы какие–нибудь угрозы.
– Что насчет нее? – спросила я, покусывая ноготь на большом пальце.
Он помедлил.
– Ты говорила правду?
– О чем именно?
Он пристально посмотрел мне в глаза, обдумывая, что сказать дальше, и это продлилось целую вечность.
– Что твое сердце занято.
Он не только ослабил мою защиту. Он полностью меня обезоружил. Все произошло быстрее, чем любое обезоруживание во всей истории обезоруживаний.
– Не знаю, что и ответить на это, – сказала я. Молодец, Лиис!
– Это касается всех или только меня? – спросил он.
– Ни то, ни другое.
– Я просто…– его выражение лица сменилось с просто флиртующего на любопытное и флиртующее.
– Кто этот ботаник, которого ты бросила в Чикаго?
Я посмотрела позади себя, будто меня мог услышать кто–то прогуливающийся за окном седьмого этажа.
– Я на работе, Томас. Какого черта мы сейчас об этом говорим?
– Можем поговорить за ужином, если хочешь.
– У меня планы, – сказала я.
Он
прищурился.– Свидание?
– Нет.
– Если это не свидание, то Сойеру будет все равно.
– Я не отменю встречу с ним только потому, что ты хочешь выиграть, во что бы ты там не играл. Это все не актуально. Ты меня утомляешь.
– Тогда решено. Поговорим о твоем бывшем ниндзя в моем любимом ресторане в восемь тридцать, – он встал.
– Нет, не поговорим. Ничего из этого не кажется мне заманчивым. Совсем ничего.
Он осмотрелся и игриво ткнул себя пальцем в грудь.
– Нет, ты тоже не кажешься заманчивым, – выпалила я.
– Ужасно ты врешь для федерала, – сказал Томас с ухмылкой. Он пошел к моей двери и открыл ее.
– Что сегодня со всеми творится? Вэл ведет себя как, будто из ума выжила, и ты ненормальный…и заносчивый, к тому же. Я просто хочу прийти на работу, затем пойти домой и возможно хотя бы раз поужинать не в одиночестве, а с кем захочу черт возьми, безо всяких сцен или соревнований.
Весь Пятый Отдел уставился в мой офис. Я стиснула зубы.
– Если вы не желаете мне сообщить что–нибудь новое, агент Мэддокс, пожалуйста, позвольте мне продолжить свою работу.
– Хорошего дня, агент Линди.
– Спасибо, – ответила я раздраженно.
Перед тем как закрыть дверь, он снова заглянул внутрь.
– А я только привык к тому, что ты называешь меня Томасом.
– Вон из моего офиса, Томас.
Он хлопнул дверью, а по моему лицу пошел румянец, и я не смогла сдержать широкую улыбку.
Маленькие ручьи текли по обеим сторонам улицы, на каждом перекрестке в сточных канавах скопилась грязь и мусор. С визгом разлетались брызги от машин, проезжающих по мокрому асфальту, а я стояла напротив полосатого навеса и широких окон с надписью «Бруклинская девчонка» винтажным шрифтом.
Я не могла перестать улыбаться тому, что не подумала надеть пуховик.
Низкие облака были освещены луной, а с неба весь день на Сан Диего лился дождь по полной программе, и вот она я, в белой блузке без рукавов, льняном коралловом блейзере, узких джинсах и сандалиях. Я бы лучше надела свои замшевые каблуки с ремешком сзади, но не хотела, чтобы они промокли.
– Привет, – сказал Сойер мне в ухо.
Я повернулась и улыбнулась, подталкивая его локтем.
– Я заказал нам столик, – сказал Томас, прошмыгнув мимо нас и открыв дверь, – На троих, так?
Сойер выглядел так, словно проглотил язык.
Томас поднял брови.
– Ну что? Давайте поедим. Умираю с голоду.
Мы с Сойером обменялись взглядами, и я вошла первая, за мной Сойер. Томас просунул руки в карманы, остановившись возле хостесс.
– Томас Мэддокс, – сказала молодая женщина, и ее взгляд заискрился, – Давно вас не видели.
– Привет, Кэси. Столик на троих, пожалуйста.
– Прошу за мной, – улыбнулась Кэси, беря три экземпляра меню и провожая нас к угловому столику.