Мои были
Шрифт:
Во время пожара леса может погибать всё живое-сам лес и его естественные ресурсы и богатства-звери, птицы, насекомые, растительность - ягодные и не ягодные кустарники, съедобные и несъедобные травы, лекарственные растения и грибы.
Огненный вал шёл широкой полосой и захватывал всё новые и новые массивы леса, в котором сгорало всё живое. Люди, звери, птицы по возможности, убегали и улетали в сторону рек, речек и в открытые, безлесные пространства, чтобы спастись от огня. Искры и даже горящие угли уносились воздушным потоком далеко через поля, речки, создавая опасность возникновения новых очагов загорания. Дым застилал всё небо, и солнце еле-еле просвечивало сквозь дым и выглядело как зловещий красный шар. Лес горел невдалеке в полукилометре от нашей деревни. Постройки наши деревянные и в летнее сухое время года могли быстро вспыхнуть как порох. Люди боялись такого огня больше смерти. Все от мала до велика, всполошились при виде огня, угрожающего спалить нашу и другие вблизи расположенные деревни вместе со всем имуществом, домашним и колхозным скотом. Началась настоящая паника. Люди не знали что делать. Но быстро опомнились, сорганизовались и начали спешно выносить и вывозить из своих хозяйств продукты питания, одежду, мебель, инструмент,
Богобоязненные женщины, старики, стоя перед иконами в своих домах падали на колени и истово молились господу богу и просили его отвратить от нас всех надвигавшуюся беду и сохранить наше жильё и имущество и не оставлять нас без средств существования. Нередко раздавались громогласные истошные крики из домов: "Ты молись зараза, господу богу и тогда он отведёт от нас беду". На что люди, спасающие всё добро, резко и настойчиво говорили и вопрошали: "Что ты стоишь перед иконой и крестишься долгое время, вытаскивай из дома всё, что можно спасти, да побыстрей".
Беда от нас отошла, наши три деревни остались невредимы, хотя вал пожара прошёл совсем недалеко от нас, а две следующие деревни сгорели дотла. Спасти их не удалось. В районе горели и сгорели и другие деревни. Как спасались люди, жившие в отдельных лагерных пунктах, мы
не знали. Этот пожар мог наделать ещё больше бед, но его путь в какой-то мере преграждали реки, речки, открытые от леса поля, луга, пустыри.
После пожара, и когда наши деревни уцелели, богомольные люди серьезно доказывали, что это они истово просили бога об отводе беды, и он сжалился над нами и в беде нас не оставил. Но, ведь люди в деревнях, сгоревших дотла, также истово и жарко просили бога отвести от них беду, однако бог не внял их просьбам и не помог им." Бог не бог, а сам не будь плох". "На бога надейся, а сам не плошай".
Д.Гонцово,Кировская область.1939г.
3. ОЧЕРЕДЬ ЗА ТОВАРОМ.
В деревню привезли товар-различные ткани-ситцы, крепдешины, сукно, платки, шали с цветными рисунками, узорами, орнаментами. Продавцы расположились в большом пустующем деревянном доме. Торговля эта была государственным делом, а поэтому власти не препятствовали женщинам оставлять на какое-то время своё рабочее место и пойти купить себе нужный товар. Колхозницы устремились из ближних деревень в дом, куда привезли товар и организовали очередь длинную изогнутую зигзагами по всему дому и выходящую наружу на улицу. Люди стояли в очереди по одному, плотно прижавшись друг к другу. На улице в летний солнечный день тепло и даже жарко. В доме прохладней немного, так как деревянные стены защищают внутреннее пространство от прямых солнечных лучей, но это пространство согревают сами люди и внутри тоже тепло и даже жарко. Вентиляции нет, а открытая дверь не спасает от жары и люди потеют, обмахиваются платками, но стойко стоят на месте, не отходят ни на минуту, чтобы не терять своей очереди. Женщины вытащили из потаённых мест деньги- разноцветные бумажки-казначейские и банковские билеты и теперь сжимают их в своих руках. Старший продавец важный, вальяжный, толстый, напыщенный, надутый, исполненный своего достоинства, как будто бы он послан сюда самим господом богом для удовлетворения насущных нужд страждущих. Он стоит за временно сколоченным прилавком, отмеряет, отрезает и откладывает требуемые куски ткани и изделия и ждёт оплаты. Покупатель рассчитывается за приобретаемый товар, забирает его с собой и радостный уходит домой. Продавец спрашивает оередного покупателя: "Что будете брать и сколько?" продолжает свою работу. У него помощник, который подносит товар, помогает выбрать, измерить, отрезать его и подать покупателю. Торговля продолжается до вечера, и товар продан почти весь, только осталось небольшое количество неходового товара. А некоторых ходовых товаров на всех не хватило, но торговцы пообещали привезти необходимые и требуемые товары в ближайшее время. Люди, купившие себе нужный товар, довольные и радостные уходят домой и там показывают купленный товар и радуются вместе с семьёй удачно приобретённой покупке. Затем из тканей шьют, изготовляют одежду, бельё, а некоторое количество откладывают на хранение в сундуки для будущего потребления. В деревне постоянно ходить и красоваться в хорошей чистой одежде нет времени, так как надо много работать, особенно в летнее время. Но была и отрада-церковные праздники:Пасха, Троица, Земля-именинница, Семик, когда вспоминали и поминали ушедших из жизни людей с обязательным посещением кладбищ,а также другие церковные праздники, которые тоже неукоснительно соблюдались.
Тогда люди одевали свои красивые наряды, шли в гости друг к другу, и тогда можно было покрасоваться перед всем обществом новыми нарядами.
Д.Гонцово, Кировская область.1940г.
4. В НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЕ.
Родители хотели того, чтобы я пошёл учиться в школу с 1.09.1939г. Они меня научили самым начальным азам грамоты, и я уже умел читать, считать, писать. Но к началу обучения 1.09.1939г. мне не исполнилось полных 7-ми лет, а потому меня пока не приняли в школу. Год прошёл в детских забавах, играх и даже в драках со сверстниками, а зимой бездельничаньем, и катанием по снежным горкам на санках, досках,покрытых слоем льда, кувырканием в снегу и в сугробах, прыганием с крыш домов и строений. Дома мне также давали задания по уходу и наблюдению за младшей сестрой Верой, которые я выполнял иногда с удовольствием, а зачастую безо всякого желания, потому что это была работа для меня. А лень моя родилась раньше меня, и командовала мной больше, чем все вместе взятые приказания и распоряжения.
Прошли зима и лето 1940 года, и осенью я пошёл учиться в школу в первый раз в первый класс вместе со своими сверстниками. Школа была новая, деревянная одноэтажная с необычными для нас широкими окнами, коридорами, вспомогательными помещениями. Школа была построена после прошедшего летом 1939г громадного для нас лесного пожара, в котором сгорели две ближайшие деревни Гилёво и Лёмуг. Школа была расположена на расстоянии трёх километров от нашей деревни Гонцово. Мы были обуты в лапти, изготовленные из берестяных
лент, а если были дни тёплые, то обувью служила нам собственная шкура, и даже в то время, когда были ночные заморозки, а мы утром бежали по мёрзлой поверхности земли и по льду луж, да и считали такую беготню каким-то удальством и хвастовством тем, что кто может пробить босой ногой лёд над лужей. Одежда на нас была, в основном домотканая - холщёвая - изготовленная из ткани, основа и уток которой были льняными нитками. Была и полушерстяная одежда, изготовленная изо льна с шерстью - основа ткани - льняная пряжа, а уток - шерстяная пряжа. Или одежда чисто шерстяная, изготовленная из ткани, основа и уток которой состояли из шерстяных ниток.Дома нам всем были сшиты домотканные холщёвые сумки, в которых мы носили свои письменные принадлежности - книжки, тетрадки, карандаши, ручки, чернильницы, перочинные ножи, нехитрые обеды и все другие необходимые нам мелкие принадлежности. Беда у нас была с переносом чернильниц, наполненных жидкими чернилами. Конструкция чернильниц вроде бы предусматривала то, что чернила из неё не должны выливаться. Но это не так. В течение часа по пути в школу или обратно мы так трясли своими сумками и даже бросали их, так как были активными людьми, что чернила выплёскивались и обрызгивали все имеющиеся в сумке вещи. Негодование и ругань неслись на наши головы от родителей и учителей. А что было делать 7-8-летнему человеку? Никто не знал, а только нарекания со стороны старших людей.
К весне мы отучились в 1-м классе. Мы разные по характеру - спокойные, неспокойные, по складу ума - одни знают больше в одних предметах, а другие - в других. Моя соседка по парте - Ксения, красивая, с косичками девочка, капризная, не желавшая со мной разговаривать, точно так же как и я. Мы сидели за одной партой, отодвинувшись друг ото друга настолько, насколько позволяла конструкция парты, и чтобы не упасть со скамьи в проход.
Наша учительница, Мария Михайловна, строгая, но справедливая, обучала нас всем наукам - русскому языку, чтению, чистописанию, арифметике, естествознанию. Мы, не всегда послушные, доставляли ей много хлопот, а она требовала от нас неукоснительного соблюдения дисциплины, при которой можно было лучше воспринимить всё то, чему она нас учила. На наиболее недисциплинированных учеников она кричала своим звонким и громким голосом, не соответствующим её комппекции. А если появлялся совершенно неуправляемый ученик, то она брала деревянную линейку и шлёпала ей его по лбу, добиваясь того, чтобы он был дисциплинированным. А мы при таком её действии улыбались и даже смеялись - это была какая-то ей помощь. Правда такая её мера считалась непедагогичной, но она, эта мера хорошо помогала наведению порядка в учебном классе, и мы считали её справедливой. У нас не было принято то, чтобы идти и докладывать своим родителям о о самоуправстве на учительницу. А если бы такой и находился (были и такие), то к нему почти все относились с нескрываемым презрением называли ябедой и доносчиком. "Ябеда, ябеда, какя же ты гадина". В перерывах мы устраивали беготню, носились наперегонки по сравнительно широкому коридору, то есть разгоняли свой, застоявшийся организм во время урока, в погожие и тёплые дни мы выбегали во двор и там бесились, как могли.
И при таком нашем неуёмном поведении и движении на нас быстро изнашивалась изготовленная домашним способом одежда, образно говоря, горела как под огнём, и на нас висели постоянно лохмотья. Наши матери всегда бранились, давали тычки нам за быстрый износ одежды, но сделать с нами ничего не могли, и не успевали сделать хотя бы косметический ремонт её. Учительницы наши, видя такое, постоянно говорили нам, чтобы мы сами чинили свою одежду, и чтобы не было на нас висящих лохмотьев. И, по мере возможности, мы стали сами заниматься починкой своей одежды. Получалось не всегда красиво и прочно, но это была уже какая-то привычка к труду благородному. Лохмотьев на нас стало меньше, да и тепло, исходящее от наших тел, сохранялось подольше.
Из-за скудости нашего домашнего питания и, чтобы как-то поддержать наше здоровье на нормальном уровне, местные советские власти организовывали для нас во время учебного дня горячее питание. Оно заключалось в том, что стряпуха тётя Аня (она же заведующая хозяйством, техничка и уборщица) приносила из колхозного амбара крупу, масла из молочно-товарной фермы, соли, неизвестно откуда взятой, и варила нам кашу - овсяную, или ячневую, или гороховую, или пшеничную. Нам подавали её, и мы с превеликим удовольствием проглатывали кашу, с наслаждением насыщались ей на целый день. Милые, хорошие наши учительницы всерьёз говорили нам, что вот это товарищ Сталин заботится о нас и велит кормить нас так, чтобы мы были сытыми и нормально учились. Но мы мало верили этому и каким-то десятым чувством догадывались о том, что учительницы повторяли чужие слова, которые им диктовали сверху власти.Правитель находился далеко в Кремле, и вряд ли он знал обо всех наших нуждах в деревнях, расположенных далеко от Москвы. Спора нет о том, что если мы сытые, то и преподавамые знания воспринимали лучше, чем если мы голодные, когда все мысли были заняты только о жратве. Мы не знали тогда, да и учительницы тоже о том. что в стране действовала жёсткая система контроля, учёта, проверки и надзора над производством и потреблением продуктов питания, и даже за каждым куском хлеба.
Жёсткие централизация и администрирование. То есть прежде чем сварить нам кашу в школе, местные советские власти должны были испросить разрешения у высших властей, так как не имели права самостоятельно решать такие вопросы.
Освещение учебных классов было только естественное,так как мы учились в дневное, светлое время. В солнечные дни естественный свет хорошо освещал горизонтальные поверхности парт и вертикально установленную классную доску, которая покрывалась блестящей краской, и сильно отражала дневной свет. Мы почти неспособны были увидеть в отражённом свете написанный учительницей на доске учебный материал и толком списать его без ошибок его в свои тетради. Мы крутили головами, сталкивались лбами, вытягивали свои шеи вверх и в стороны, напрягали свои глаза, чтобы увидеть написанное на доске. Из-за этого портилось наше зрение с малых лет. При проектировании обучения в школе и использовании естественного освещения должны были думать о световых бликах, исходящих от блестящих классных досок, и проектировать покрытие классных досок не блестящей краской. Действовал ли в то время Госсанэпиднадзор, который должен был грамотно контролировать освещение учебных классов? Мы об этом не знали, да и сомневаюсь в том, что наши учительницы знали об этом.