Мои были
Шрифт:
Мы повстречались. Парни, старшие нас лет на 5-6, сразу определили по нашим оттопырившимся животам, бокам, спинам и висящим концам гужей то, что это добро мы сняли с их лошадей и вопросили, где это мы взяли. Запираться и врать не следовало, и нам пришлось отдать безо всякого сопротивления всё снятое с лошадей их хозяевам. Бить они нас не стали, хотя могли бы в назидание нам отодрать наши уши и постучать кулаками по нашим рёбрам и спинам.
Однако. Мы давно уже - с 1942 года работали в колхозе с помощью лошадей - коногонами, возчиками, транспортными работниками, и хорошо знали то, что освобождённые от работы лошадки наши всегда стремились убежать к себе домой, в конюшню, в своё стойло, или спрятаться в лесу (работать они иногда тоже ленились и не желали)! И как эти парни, уже взрослые прокараулили, проворонили, прошляпили своих лошадок, которые сумели убежать от них в сторону дома? Да ведь целый табун! Какая-то беспечность! Ошибка этих парней непростительна. Если бы этот табун повстречал или повстречали
10. ОСТОРОЖНО! НКВД!
В сороковые годы прошлого века нашу далёкую от цивилизации деревню Гонцово нередко посещали работники грозной в те времена организации - народного комиссариата внутренних дел - НКВД. Какова была цель их визитов в захолустную деревню, никто из жителей и колхозников не знал и не ведал Такой работник приезжал обычно на лошади, предоставленной нашим колхозом и встречался с нашим председателем колхоза в уединении в помещении правления, расположенном в центре деревни. О чём они говорили, какие вопросы обсуждали, для всех рядовых оставалось глубокой тайной. Всё говорить , наверное нё надо и информировать людей обо всём не нужно, но ведь эти люди были из народного комиссариата, и могли бы поделиться с народом своими делами. Но неужели всё надо было скрывать от народа этими "народными" представителями?. Кроме того некоторые из посещающих колхоз нкаведешников часто встречались с одним из жителей соседней деревни Пасютино, который нигде не работал, а получал от государства неплохое содержание, а самое главное в том, что он имел выданный властями казённый наган. Он не был мобилизован в Красную армию на действующий фронт, так как, видимо болел, и потому постоянно и надрывно кашлял, и был худой как скелет
Он одевался просто как крестьянин, цеплял на себя кобуру с наганом (называемой всеми нами "собачьей ляжкой") и выходил из дома и посещал все соседние деревни. Какова была его должность, какие он имел полномочия, какие его обязанности были, никто не знал, да и не интересовались им, так как все думали, что он на тайной государственной службе, недоступной умам колхозников, а потому мало кто с ним разговаривал. Он жил с семьёй в доме отца - старого человека, работавшего мельником на нашей колхозной мельнице, построенной на лесной речке Порыш - притоке реки Камы в 7 километрах от деревни. Мы, малолетки, нередко ходили на мельницу просто ради спортивного интереса, и старик - мельник был рад нашему приходу, так как мы скрадывали на непродолжительное время его одиночество. Он отличался тем, что постоянно рассказывал самые наипохабнейшие анекдоты, в основном, из поповской жизни, глупости и тупости их самих и их семей. Ну а мы, развесив широко уши слушали о жизни и похождениях ретивых служителей Христа.
А тайный служитель , казалось, не интересовался жизнью людей и делами колхоза, проходил мимо людей, как по пустому месту.Люди чувствовали, что вести разговоры на какие-либо темы небезопасно. Никто не понимал и не знал его должностных обязанностей, да и ни о чём не допытывались, потому что служивых людей у нас бывало не так уж мало. Вблизи деревень нашего колхоза располагались отдельные лагерные пункты Вятского лагеря НКВД, в которых кроме заключённых работало довольно много оперативников и работников, занимающихся обслуживанием лагерных пунктов. Оперативники часто заглядывали в наши деревни с целью проведения инструктажей жителям и предупреждения их о наличии в лагере нехороших людей которые сбегали из лагеря и могли делать пакости и даже убивать невиновных людей. Мы понимали таких оперативников, которые ненавязчиво говорили со всеми, и люди знали, что они занимаются определённым, нужным делом и не напрасно едят хлеб.А каковы были работа и обязанность приезжавших к нам работников НКВД из районного центра и того, жившего рядом с нами человека с наганом, не знали, хотя говорили, что они занимались наведением порядка в деревнях. Колхозники их опасались.В какое-то время приехал такой работник из райцентра к нам в деревню.Слух о его приезде распространился быстро по всей округе. У колодца две женщины остановились и разговаривают о делах своих насущных. Одна с коромыслом на плечах с наполненными водой вёдрами, а вторая тоже с коромыслом на плечах, только ещё с пустыми вёдрами. Слух о приезде нкаведешника дошёл до них, после чего они сразу прекратили разговор и обе - одна с наполненными водой, а вторая с пустыми вёдрами быстро устремились в свои дома, мотивируя свой бег тем, что одна забыла закрыть хлев, а вторая - что молоко в печи могло убежать. Да, таких служителей из НКВД боялись не только люди, но и чувствовали каким-то образом и животные и птицы переставали хрюкать свиньи, кукарекать петухи, кудахтать куры, лаять собаки, и исчезали вороны, воробьи,сороки.
А.П.Гонцов. 1941-1948 г.г.
Г.Качканар. 2014 г.
11. ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ.
Он жил в нашей деревне вместе с сёстрами - Натальей и Ириной.Их отец Степан в самом начале войны, летом 1941 года
ушёл на фронт, от которого не приходило и не пришло никаких вестей, не хороших, не плохих. Такая же судьба была почти у всех, ушедших на эту убийственную войну, мужиков. Я не помню того, чтобы в нашу деревню приносили так называемые "похоронки", в которых сообщалось бы о судьбе, или гибели наших воинов. Никто из нас не знал того, что в этой ужасной мясорубке люди исчезали и пропадали без вести неизвестно где. Толкового учёта потерь воинов не было.Их мать Акулина умерла вскоре после ухода хозяина - Степана защищать страну от врага. Семья осталась жить и существовать втроём - Наталья в возрасте 14 лет, Илья, 11 лет и Ирина, 5 лет.
Они работали все в колхозе, что-то зарабатывали себе на пропитание в том числе и малолетняя Ирина, которая занималась вместе с другими детьми очисткой полей от сорняков под руководством деревенской бабули. Кроме того, в хозяйстве имелся огород, на котором выращивали овощи и картофель - основное питание в деревне в то время. Не запомнилось то, что какая у них была домашняя скотина, которая тоже могла давать продукты. В зимнее время мы учились в начальной школе и сумели только получить четырёхклассное образование.
Летом все колхозники и неколхозники работали в поле, на лугу по полной программе - в течение всего светлого времени дня, да ещё и прихватывали сумерки, когда можно было визуально рассматривать орудия труда и при этом не нарушать своё здоровье. Весной, как только сходил снег с полей и появлялась возможность убирать прошлогодние сорняки и пожнивные остатки с поля, все без промедления шли выполнять эту работу. После оттаивания почвы на глубину, достаточную для вспашки, шли пахать, боронить, сеять зерновые культуры и садить картофель и овощи. После основных весенних работ без перерывов проводились обязательные уход и содержание посевов и посадок. При этом основная работа заключалась в борьбе с сорняками, которые появлялись и росли быстрее, чем культурные растения.
Наряду с обслуживанием полей летом все также занимались заготовкой кормов - сена, силоса для содержания конского поголовья и продуктивного скота. Наступавшая осень заставляла убирать и обрабатывать выращенный урожай. Колхозники скрупулёзно обмолачивали, очищали и сушили собранный урожай зерновых культур и в первую очередь сдавали его государству по установленному плану, а потом и сверх плана, когда у колхозников власти отбирали зерно и другие продукты не мытьём так катаньем при помощи угроз и насилия.
Так прошли сороковые военные и первые послевоенные годы в беспрестанном труде, в невзгодах, в недоедании, в болезнях. В 1948 году нам с Ильёй захотелось уйти из деревни и поступить учиться куда-нибудь в ремесленное училище или в школу ФЗО.
С такой целью мы приехали в город Омутнинск, в котором было организовано ремесленное училище на базе металлургического завода. Нам хотелось бы научиться работать металлургом или электромонтёром. Но хотя мы прошли медицинскую комиссию, и здоровье наше соответствовало критериям желаемых нами профессий, а других данных у нас не хватало - у Ильи - недостаточное образование, а у меня недостаточные образование и возраст. В приёме в ремесленное училище нам отказали. Мы уехали огорчённые. Не легка ты, дорога к образованию. А больше того нам хотелось попасть в такое учебное заведение больше всего потому, что там сносно и регулярно кормили, что для нас было немаловажной мечтой.
И пошли мы, сели на поезд и покатили туда, куда глаза глядят. Средства кое- какие у нас были и мы сумели проехать по территориям Кировской, Пермской, Свердловской областей и Удмуртской республики. Посмотрели мир, расположенный вдали от своей деревни. Ночевали в поездах, на вокзалах, где нас не оставляли в покое милиционеры, вооружённые длинными, висящими на них до полу, неуклюжими саблями. Мы предъявляли свои справки своего сельсовета с гербовой печатью, и от нас отставали. Только не разрешали спать на скамейках и столах, так как у спящих пассажиров могли скоммуниздить всё. В ту бедственную пору воровства мелкого и крупного было с излишком. На каждом вокзале постояно повторяющиеся нудные и надоедливые призывы к провожающим и встречающим пассажиров, выходившим на перрон родственникам и знакомым. "Граждане, покупайте перронные билеты". Не покупающих такие билеты ловили и выписывали штраф, во много раз превышающий стоимость этих билетов. Государство сдирало лишние деньги с людей. Потом эту денежную повинность убрали.
Мы как бы путешествовали на разных поездах и наблюдали из окон вагонов всё то, что окружало железные дороги, по которым проезжали. Естественная природа -леса горы, долины, реки и речки, это всё естественно и красиво, и мы бесконечно любовались первозданной природой. Мы также радовались, вида возделанные поля, на которых рос и поспевал урожай зерновых культур, и давал надежду, что он будет хорошим, а значит хозяйства будут с хлебом.
Наряду с приятными картинами окружающей местности мы наблюдали и другие вещи - развалины и полуразрушенные остатки деревень, отдельных строений и брошенных жилых домов. Кто - то строил себе жильё, обзаводился хозяйством, работал и обрабатывал поля, выращивал скот и надеялся на лучшее будущее. Много добра пошло в прах. Кое - где видна была жизнь - жилые, покосившиеся, осевшие в землю дома, около которых приютились сараи, в которых содержался домашний скот. Зрелище безрадостное.