Мои сводные монстры

– Это моего парня, - вскидываю взгляд.

Мысль простая и гениальная.

У меня защита есть.

Ник.

Он с Виктором разберется. Ему еще извиняться придется, что он меня проституткой обзывал.

– Я здесь с парнем, - уверенно повторяю то, что десять минут назад говорила тому лысому придурку.
– Если тронешь меня - он врежет тебе. С землей смешает. Кровью умоешься!

– Да что ты?
– не впечатляется он моими угрозами. Хмыкает. Ладонью обхватывает мою шею, притягивает к себе.

Его лицо напротив, светло-карие глаза в полумраке поблескивают. Полные губы приоткрыты, до меня долетает его дыхание - мята, смешанная с крепким спиртным.

От него веет охотой. Адреналином, жестокостью, жаждой загнать добычу.

И я стою, неживая, все мои мысли он расстрелял своим взглядом.

– Не смотри на меня так, - шепотом прошу, у меня поджилки трясутся.

– Дьявол, - выдыхает он.
– Ты откуда такая?
– он наклоняется ближе.

И горячим языком касается моих губ.

У меня внутри взрывается что-то, я с такой силой вздрагиваю, меня швыряет на него, и язык врывается мне в рот.

Мы оба замираем.

Секунда, другая, третья, не шевелюсь.

Он словно думает. Продолжать или оттолкнуть, ведь я проститутка для него, брата его поцарапала, Бентли его повредила.

Хватка на моей шее становится сильнее.

И он с тихим рыком впечатывает меня в стену.

Властно целует, глубже, грубее, не давая дышать.

Он ответа не ждет, он берет сам, нетерпеливо и жадно, таранит мой рот. Ладонью зарывается в спутанные влажные волосы, у корней их натягивает, заставляя голову запрокидывать, и целует, подавляет меня, своим языком давит мой.

Казалось, что его брат сексуальный маньяк лучше всех на свете целуется.

Но сейчас меня путают, подчиняют себе так настойчиво, так жестко, и уже кажется, что после такого - на других мужчин вовсе смотреть нельзя, это смерти подобно.

Начинаю задыхаться.

Уворачиваюсь, ладонями бью его плечам.

Он растягивает секунды, кислородного голода, убирает руку с моей шеи.

И, лизнув языком мой, отрывается от меня.

Отступает на шаг.

Приоткрытым ртом ловлю воздух.

Смотрю, как тяжело его грудная клетка вздымается, как он ерошит волосы, мутным потемневшим взглядом скользит по моей фигуре.

– Черт, - хрипло говорит он. Усмехается.
– Пошли, - приказывает хрипло.

И хватает меня за руку.

Он тянет меня в арку, крепко держит запястье.

Губы щиплет, это напоминание, о том дурмане, в который я провалилась, во рту остался его вкус, мне до дрожи, до дикости странно.

В животе тугой горячий узел закручен.

В комнате Вика сидит. И Ник там.

– Стой, - упираюсь, кроссовками еду по полу.
– Я с тобой не пойду.

– А я тебя спрашивал?
– Виктор оборачивается. Сверлит меня взглядом.
– Сколько берешь за час, красотка? Три тысячи, четыре? Умножь эту сумму в двадцать пять раз. Столько ты мне должна за стекло.

Он говорит это без улыбки, его взгляд холодный, колкий, он словно меня винит в том, что сам полез целоваться.

– Денег у меня с собой нет, - вырываю руку.

– Я не сомневаюсь.

– Чего тогда ты хочешь?

Он красноречиво молчит.

А у меня щеки пылают, смотрю на его губы и глаз оторвать не могу. В груди пожар разгорается, не потушить.

– Есть вариант, Алиса, - Виктор поддергивает рукав кожанки и поворачивает к себе круглый циферблат часов. Сверяется со временем.

– Сейчас едем в одно место. Заработаешь привычным для тебя способом. И вернешь долг.

– В каком смысле?
– настораживаюсь, даже вперед подаюсь, на него.
– Спать…с тобой?

– Я тебя чем-то не устраиваю?
– его голос становится ниже, глуше, забирается мне под кожу, мутит кровь. Он распахивает куртку, под ней виднеется светлая футболка, она обтягивает рельефный живот. Он, не стесняясь, кратким движением поправляет бугор в брюках - знак того, что он хочет меня, прямо сейчас.
– Двадцать пять раз, Алиса, умеешь считать? Когда я кончу в двадцать пятый раз, - говорит он тихо, с улыбкой на губах, смотрит пристально, вгзлядом с ног до головы меня впитывает словно.
– Тогда и пойдешь. Дальше гулять по херам. А пока ты со мной, красотка.

От его грубости глохну.

Сцепляю замком вспотевшие ладони.

– Да пошел ты!
– выплевываю, пячусь от него. Обида вихрем закручивает, в голове не укладывается.
– Сам гуляй по херам!

Он не был в бешенстве, когда поймал меня здесь, в закутке.

В бешенстве он сейчас.

По глазам это вижу, и по сжатой челюсти, по складке, что между бровей залегла, по его позе, от него волнами расходится опасность и злость.

Он шагает на меня.

Взвизгиваю и пячусь, кажется, он убьет меня, прямо здесь, и за плинтусом похоронит, как в фильме.

– Ник!
– приходит на ум мужское имя, и я в отчаянии зову спасителя.
– Ник!

И тут же налетаю спиной на что-то твердое.

Талию ласково обвивают мужские руки, прижимают к себе.

И над ухом звучит сопокойный, незыблемый, уверенный голос Ника.

– Брат, да заплачу я за ремонт твоей колымаги. Лапушку только мне оставь.

Глава 7

Брат?

Нет.

Нет.

Нет, не может быть.

Это слово молотками стучит в висках.

Виктор молча смотрит поверх моей головы.

Они двое так похожи. Чуть смоглая кожа, каштановые волосы, темные глаза.

Они братья.

Все трое.

Боже мой.

– Ох, - слева раздается перепуганный Викин выдох.
– Ох, мамочки. Что будет.

– Николас, - зовет Виктор ледяным тоном. Не видит ни меня, ни Вику, взглядом казнит брата.
– Иди сюда на пару слов.

– Девочки, я сейчас, - охотно соглашается Ник, и отпускает меня.

Он обходит меня, смотрю в его широкую голую спину. Натягиваю рукава его рубашки.

– Офигеть, - причитает Вика. Дергает меня, разворачивая к себе.
– Как он нас нашел? Что он тебе сказал? Он тебя не бил?
– сыпит она вопросы.

– Хуже, - мрачно отвечаю и смотрю на мужчин, остановившихся снаружи возле арки.

Он сказал, что я ему двадцать пять оргазмов должна.

Я и один-то не знаю, как сделать.

Трогаю губы. На них его поцелуй отпечатался, рваный и жгучий.

Он в памяти моей засел, основательно, напрочь.

– А этот второй, полуголый, кто?
– Вика отошла от шока и внимательно разглядывает крупную подтяную фигуру Ника.
– Брат его?