Мои знакомые

— Потом и не такое бывало. Человек ко всему привыкает. Иногда ему просто не до страха. Надо было кончать с рубежами… Вообще, — Андрей Семеныч покачал головой, — начинать рубежи было легче. А вот свертываться, скрытно уходить под огнем напиравшего фашиста со всем имуществом, оборудованием, людьми… — Он глубоко вздохнул и добавил: — Однако сумели.

А в Москве ждал новый приказ — в кратчайший срок наладить выпуск минных корпусов. Это просто сказать: «Даешь мины!» Собственный Метростроя механический завод — люди, оборудование — отправлен на Восток. Из людей остались лишь два старых мастера, а из оборудования — списанное старье. С какой стороны подступиться к делу, где найти токарей, фрезеровщиков?

Вскоре из-под Новосибирска, со станции Чулымская, прибыла по комсомольским путевкам группа девушек — молодых, необученных. В полушубках и в валенках, перепоясанные шерстяными платками, они стояли посреди холодного пустого цеха, опустив на пол баулы. В углу поодаль уже громоздились присланные соседним заводом чугунные заготовки, у стен — три собранных заново станка. Гостьи пытливо, исподлобья поглядывали на поднявшихся навстречу мастеров. Старшая, круглощекая, с колкими серыми глазами, спросила:

— Когда приступать?

— А вы станки-то хоть во сне видели? — в свою очередь поинтересовались хозяева.

— У нас сон молодой, мы другое видим. Давай обучай.

— Может, сначала в общежитие, баулы сложите?

— Они у нас без ножек и отсюда не убегут.

Через неделю производство пошло на лад. Машина едва успевала увозить готовые корпуса.

Андрей Семеныч вдруг сощурился весело, будто вглядываясь в полузабытые, размытые временем лица сибирячек. Рассмеялся:

— Ну и девки были! Одна к одной, как яблочки. Как мы их потом ни уговаривали остаться, чего ни сулили — и жилье и профессию — ни в какую! Как приехали, так и уехали. Ни одна в Москве замуж не вышла. Бригадирша ихняя, бедовая, на прощанье сказала:

— Мы свое дело сделали, не обижайтесь. У вас хорошо, а дома лучше. Дома и женихов станем ждать, они у нас воюют…

Андрей Семеныч проводил их до вокзала и вернулся к себе в управление. Предстояла обычная в ту пору беспокойная ночь — звонки на Мытищинский вагоностроительный, звонки на угольные карьеры, переговоры с Уралом, Сибирью, Украиной…

Чесноков умолк, глядя рассеянно на Бориса Ильича, тронул его за локоть:

— Ну что, старина? Теперь твоя очередь — выкладывай про свою тоннельную эпопею на Кавказе.

Тот чуть заметно кивнул, собираясь с мыслями…

ДОРОГА К ПОРТУ

Немцы рвались к Моздоку, и вечные спутники войны — понурая вереница беженцев: старики, женщины, дети — медленно брели по морскому побережью…

Они шли, отупевшие от горя и невзгод. Изредка какой-нибудь малыш с алюминиевой кружкой, скользя по слякотной от дождей тропе, робко подходил к костру, который жгли строители, — ему наливали кипятку, давали сухарь.

— Долго еще война будет, дяденька?

— Вот проложим колею, — хмуро отвечал прораб Фролов, поглаживая мальчишку по кудлатой, давно не стриженной голове, — подойдут до Туапсе патроны, снаряды, вот тогда и кончим фашиста.

— Ага, — серьезно соглашался мальчуган, — скорей кладите свою колею.

Скорей…

Они и так уже работали на втором или, может быть, на третьем дыхании — сколько их у человека, неведомо. Яростно вколачивали костыли, таскали на себе шпалы и рельсы — необходимо было проложить ветку до Гудауты, оттуда до Туапсе есть дорога. Была еще одна, главная, в горах, но она перерезана немцами.

В полночь в сырых пещерах валились на влажную соломенную подстилку, еще хранившую тепло сменщиков. Те, в свою очередь, через шесть часов поднимали товарищей. И снова — работа, работа до черноты в глазах. Так и двигались вперед, пока фашистов не отогнали на Тамань и можно было перебазироваться на главную магистраль — через перевалы, к взорванным тоннелям, а грузы, скопившиеся в порту Туапсе, ожидали отправки на передовую.

Ночью после горячей за кои-то времена похлебки главный инженер отряда Бугаенко, лежа на соломе рядом с Борисом Ильичом и глядя на умытое, в крупных звездах, небо, сказал с присущей ему иронией:

— Да, мир слишком прекрасен, чтобы не придумать какую-нибудь гадость вроде войны. История человечества — сплошные побоища. Неймется людям.

— Чушь, — буркнул в полусне начальник отряда. — Расслабляешься.

— А может, напротив, предчувствую нечто грандиозное. Оттого и могу себе позволить шуточку. Фрицам скоро не до шуток будет. Видал, сколько эшелонов прет к Сталинграду. Это только с Северного Кавказа. А если восстановим тоннели?

Предчувствия не подвели. Утром, когда ливень превратил тропы в липкое месиво, Бориса Ильича вызвал к себе начальник Военно-строительного управления, которому был придан отряд метростроевцев, генерал-директор Петр Михайлович Зернов и, глядя с высоты своей громоздкой фигуры на щуплого тоннельщика, добродушно прогудел:

— С завтрашнего дня приступайте. — И уже серьезно, с металлом в голосе: — Срок на временное восстановление — три месяца от силы.

Борис Ильич даже не сразу осмыслил, что означает подобный срок в сопоставлении с предстоящим объемом работ. Само понятие «объем работ» звучало как-то совсем по-граждански.

Посыпались короткие вопросы, касающиеся технической вооруженности отряда. На все из них можно было ответить односложно: нет. Нет лопат в нужном количестве, нет циркулярной пилы для заготовки крепежного теса, нет топоров — ничего нет.

— Кое-что подбросим, самую малость. Остальное надо достать.

— Где достать?

Зернов взглянул на тоннельщиков не то сочувственно, не то осуждающе. В серых глазах его мелькнул холодок. Идет война, и какая! Кругом разруха, ждать помощи неоткуда… Солдат, попадая в переплет, видит только врага и надеется на себя. Бывают такие ситуации…

Может быть, оба они, Зернов и Борис Ильич, подумали сейчас об этом. Зернов сказал только:

— Надо!

Магическое слово, будто вобравшее в себя все тяготы войны, символизировало волю и находчивость.

— Есть, — тихо произнес Борис Ильич и, поворачиваясь, зачем-то даже попытался козырнуть, хотя был в пальто и кепке, но у него не получилось, человек он был сугубо штатский. Улыбка на лице Зернова лишь подхлестнула его.

Прибыв на место и поставив бригаду рыть землянки, Борис Ильич с Бугаенко и бригадирами пошли на рекогносцировку — своего рода техническую разведку. Название, конечно, слишком громкое, если учесть, что отряд не располагал нужным инструментом, уже не говоря о технической документации.