Мокрое сердце

— Как и любой настоящий прогресс в медицине, — парировал Альберт. — Но на этот раз у нас есть преимущество. Мы знаем, что технология работает.

Они вернулись в палату, где Андрей Лавров лежал с закрытыми глазами, но Альберт был уверен, что он не спит. Его улучшенное восприятие улавливало микродвижения глаз под веками, слишком активные для сна.

— Мои рекомендации в планшете, доктор Воронина, — громко сказал Альберт для агентов ГКМБ. — Продолжайте текущий режим лечения. Я вернусь через два дня для повторной консультации.

Елена кивнула, принимая планшет, на котором на самом деле не было ничего важного — все реальные инструкции были на крошечной флешке, которую Альберт передал ей ранее.

— Спасибо, доктор Верников, — она пожала ему руку. — Ваше мнение очень ценно.

Когда Альберт направился к выходу, он почувствовал взгляд Андрея Лаврова на своей спине. Пациент открыл глаза и смотрел на него с беспокоящей проницательностью.

«Он знает», — подумал Альберт. — «Знает больше, чем показывает. Гораздо больше.»

И эта мысль была одновременно интригующей и пугающей.

Два дня спустя Дмитрий вернулся с разведки в подземный комплекс Фармзавода № 6. Его доклад превзошел все ожидания.

— Это идеально, — сказал он, разворачивая карты на импровизированном столе в их временном убежище. — Три уровня под землей. Полностью оборудованные лаборатории, операционные, палаты. Система автономного жизнеобеспечения, включая генераторы, систему фильтрации воздуха и воды. И что самое важное — полностью отрезанное от внешних коммуникаций.

— Заброшено? — спросил Альберт, изучая схемы.

— Почти, — Дмитрий усмехнулся. — Там обитает небольшая группа бездомных, которые нашли вход через вентиляционную шахту. Но они держатся на верхнем уровне, используя его как укрытие. Нижние уровни нетронуты.

— Безопасность?

— Минимальная, — Дмитрий указал на схему. — Завод официально закрыт, охрана символическая — пара пенсионеров, которые обходят периметр раз в сутки. Главное — попасть внутрь незамеченными. Я нашел путь через старые канализационные тоннели, который выводит прямо к служебному лифту.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — Саян выглядел скептичным. — Почему такое сокровище просто брошено?

— Бюрократия, — пожал плечами Дмитрий. — После закрытия завода разные ведомства не могли решить, кто отвечает за подземный комплекс. Он не был официально задокументирован, помните? Секретный объект советской эпохи. В итоге о нем просто забыли в бюрократической путанице.

— Оборудование работает? — спросил Альберт, всё больше заинтересованный перспективой.

— Частично, — Дмитрий кивнул. — Системы жизнеобеспечения функционируют — вентиляция, электричество от автономных генераторов. Лабораторное оборудование нужно проверять. Но даже если половина из него работает, это всё равно больше, чем-то, что у нас есть сейчас.

Альберт обменялся взглядами с Саяном и Маратом. Решение было очевидным.

— Когда переезжаем? — спросил он.

— Я бы предложил действовать поэтапно, — ответил Дмитрий. — Сначала небольшая группа — проверить и подготовить основные системы. Затем перевезти оборудование и материалы. И только потом — полное обустройство.

— Согласен, — кивнул Альберт. — Саян, Марат — вы первые. Возьмите минимум необходимого оборудования, проверьте состояние лабораторий, убедитесь, что всё функционирует. Дмитрий, ты координируешь и обеспечиваешь безопасность. Я пока остаюсь здесь с образцами и продолжаю визиты в больницу.

— А Лавров? — спросил Саян. — Что с ним делать, когда его выпишут?

— Привезем в новую клинику, — решил Альберт. — Нам нужно продолжать наблюдать за ним. Особенно учитывая необычные эффекты нанокрови.

— Он будет первым официальным пациентом «Нового Сердца», — заметил Марат с легкой улыбкой.

— Первым из многих, — сказал Альберт. — Если всё пойдет по плану.

— Когда что-то шло по плану? — с сарказмом заметил Саян.

— Именно поэтому мы должны быть готовы к любым неожиданностям, — Альберт свернул карты. — И помните — мы всё еще не выяснили, кто предатель. Будьте предельно осторожны. Никаких лишних разговоров, никаких контактов с внешним миром без крайней необходимости.

Все кивнули, осознавая серьезность ситуации.

— Тогда за работу, — сказал Альберт. — Наша подпольная клиника не построит себя сама.

Глава 14: Взгляд профессионала

Елена Воронина всегда обладала тем особым зрением, которое отличает истинных медиков от простых держателей дипломов. Она видела человека не фрагментарно, как набор симптомов и диагнозов, а целостно — сложный роман, где каждая глава связана с предыдущей невидимыми нитями причин и следствий. Неврология научила ее читать людей по микродвижениям, по невысказанным словам, по тому, что таилось между строк повседневного существования.

И сейчас, перелистывая медицинскую карту Андрея Лаврова — этот странный медицинский палимпсест, где поверх старых записей о критическом состоянии накладывались новые, говорящие о невозможном исцелении — она ощущала диссонанс, неправильность композиции, как опытный редактор чувствует фальшивую ноту в почти совершенном тексте.

Что-то здесь не так, думала она, стоя у окна в своем маленьком кабинете на третьем этаже Городской больницы № 4. Что-то большее, чем просто экспериментальное лечение.

Дождь за окном — не просто осадки, а метафора этого неуютного мира 2047-го года — оставлял на стекле кислотные следы, словно слезы больного общества. Елена вспомнила лицо Лаврова, когда он говорил о своих новых ощущениях: эта смесь восторга первооткрывателя и детского испуга перед неизведанным. Так смотрят люди, перешагнувшие невидимую черту между привычным и непостижимым.

— Доктор Воронина, вас вызывают в третью палату, — прервал ее размышления голос медсестры через интерком.

— Иду, — ответила Елена, закрывая карту.

Направляясь по коридору, она снова вернулась к мыслям об Альберте Харистове. Она помогала ему, доверяла ему, даже восхищалась его гением…, но никогда по-настоящему не знала его. Он был для нее как древний манускрипт на полузабытом языке — она улавливала общий смысл, но многие слова оставались непереведенными.

Что ты на самом деле делаешь, Альберт? Какую игру ведешь?

Елена помнила первую операцию с нанокровью как болезненно яркий сон. Тогда все казалось ясным: экспериментальное лечение, шанс для безнадежного пациента, риск ради возможного спасения. Но сейчас, когда она видела результаты — не просто исцеление, но трансформацию — границы между лечением и чем-то иным размывались, как контуры предметов в утреннем тумане.