Молчание бога

В камине выстрелило бревно, выбросив сноп искр. Священник вздрогнул и начал пятиться от камина. Ловчий поймал священника за плащ:

– А скажи нам, святой отец, когда, по вашим сведениям, болезнь пойдет?

Священник гулко сглотнул – застежка врезалась в горло. Ловчий разжал руку.

– А не сказали... Не сказали, когда именно... Сказали – скоро. Может, через неделю. Или через две. Но до Пасхи святой – точно. Время пришло. Четверо уже в пути... Я их сам видел... И спасен был чудом, ибо схватили они меня и держали в узилище четыре дня. И только сегодня отпустили, слава Богу, – священник перекрестился, отползая на коленях в угол зала. – Отпустили, не причинив вреда. Только тот, что был на коне бледном, ударил меня рукой по лицу, чем поверг наземь в беспамятстве... А когда очнулся я, то не было никого...

– Через неделю-две, – Ловчий сел на край стола. – Откуда зараза? И, кстати, что там бормотал тебе Громовержец о Певце?

И взмахнул рукой Хозяин, и словно зеркало возникло перед ним в воздухе, и шагнул из зеркала демон, ликом ужасный, и... тут несчастный священник потерял сознание. Его можно было понять – трудный выдался день.

– Что случилось? – спросил Громовержец, входя в зал.

Садиться он не стал, замер посреди зала, скрестив руки на груди. Молча, не перебивая, выслушал Хозяина. В зале пахло дымом и страхом. И еще каким-то странным цветочным запахом, увязавшимся, по-видимому, за Громовержцем из сельвы.

– Всё? – спросил Громовержец, когда Хозяин замолчал.

Хозяин кивнул.

– И что прикажешь теперь делать? – Громовержец невесело улыбнулся.

Ловчий и Хозяин отчего-то избегали смотреть ему в глаза.

– Ты же все сам знаешь, – сказал Громовержец Хозяину. – Вы же с Ловчим никогда не ошибаетесь. Вам точно известно, что нужно людям и богам. Вы же знали, что если оставить людей в покое, то они будут жить счастливо. Долго и счастливо. И умрут в один день. А? Нет?

– Нет? – снова выкрикнул Громовержец и засмеялся. Смех этот пробежал по залу, оттолкнулся ногой от звякнувшего кубка, и прыгнул к графинам, стоявшим в буфете, и замер, дрожа, на дне одного из них.

– И что теперь? Это вы, умные и чистые, всё это устроили. Нет?

Ловчий хотел что-то возразить, но промолчал и только махнул рукой.

– Нет возражений? – Громовержец поднял руку, и между его растопыренными пальцами засуетились мелкие молнии.

Громовержец провел искрящейся ладонью по своему лицу.

– Певец никогда не стал бы играть с заразой, если б вы не выпихнули его за океан. За Море Мрака. И он никогда не стал бы даже разговаривать с людьми, не то что договариваться с ними. А я... я никогда не отдал бы им столько амброзии... я вообще не дал бы им амброзии... да людям и в голову не пришло бы торговаться с бессмертными. Богу – богово, а человеку – дерьмо...

А ведь они предлагали... Честно предлагали. И это был тог редкий случай, когда и они, и я – бог, предлагали вам одно и то же. И оказалось, что я, который ваших людей не слишком люблю, пытался спасти тех, кто сейчас умрет... Через неделю-две. Умрет из-за вас. Из-за вашей тупости. И теперь уже ничего нельзя сделать... Теперь только можно будет вам ходить по городам и считать покойников. И...

– Корабль еще не прибыл, – сказал Ловчий. Громовержец молча посмотрел на него.

– Я говорю – корабль с заразой еще не прибыл, – Сказал Ловчий. – Неделя – две. Зараза должна действовать быстро, очень показательно должна работать. Сому Должны развезти во все приходы. Нужно успеть. И куда бы ни пристал зараженный корабль, к Островам или материку, он должен пристать уже после того, как лекарство будет готово и развезено.

– И что? – спросил Громовержец.

– Найди корабль, – тихо сказал Хозяин.

– Что?

– Найди корабль! – выкрикнул Хозяин. – Корабль!

Найди! Останови!

– Опять? – усмехнулся Громовержец. – А зачем? Мне это – зачем?

Хозяин не ответил. Отсветы огня из камина скользили по его лицу, и казалось, что гримаса боли... Или это действительно была боль...

– Ты мне приказываешь? – захохотал Громовержец. – По Договору я должен... Ты знаешь, что именно я должен. И больше ничего. Я, конечно, могу отправиться на поиски... Приложить массу усилий... Но я один. И не всеведущ, как выдуманный вами Бог. Я всего лишь божок. Забытый и слабый.

– Я прошу, – тихо сказал Хозяин.

– Интересная выдалась ночка, – Громовержец подошел к шкафу и достал кувшин с вином. – Я о такой даже и не мечтал. Как бы я хотел повидать этого умника. Этого человечка, поимевшего тебя, премудрый Хозяин. И тебя, шустрый Ловчий!

Громовержец залпом осушил кувшин.

– Какой молодец! Такие раньше становились аватарами... Младшими богами, как они себя называли. И, оказывается, вовсе не нужно быть богом, чтобы устроить небольшой конец света.

– Я прошу, – прошептал Хозяин.

– На колени станешь? – со смехом спросил Громовержец.

И Хозяин опустился на колени.

Такая это была ночь. Хозяин опустился на колени перед Громовержцем, размалеванным ритуальными рисунками дикого заокеанского племени. Это было так странно... Так страшно, что Громовержец замер.

А в горах, в нескольких днях пути от замка, в монастыре, который был раньше крепостью, на колени упал звонарь. Хозяин – перед Громовержцем, а звонарь – перед аббатом.

Я прошу, сказал Хозяин. Я прошу, сказал звонарь.

– Я прошу! – закричал звонарь, и все, кто был в это время во дворе монастыря, замерли.

Они даже не думали, представить себе не могли, что звонарь может так кричать. Что кто-нибудь вообще может так кричать. Им даже показалось, что колокол от этого крика на башне завибрировал, порождая зудящую боль, пеной оседающую на монастырь.

– Пощади! – выкрикнул звонарь. – Я больше не могу это выносить.

– Солнышко, – тихо позвала Тень. – Давай уйдем. Звонарь рванул на себе рясу.

– Им легко! – крикнул звонарь, тыча пальцем вокруг себя. – Им всем – легко.

Звонарь был оборотнем, как и Солнышко, как и многие из обитателей монастыря. Но Солнышко не задумывалась, что звонарю тяжелее, чем остальным. Ей всегда казалось, что самое страшное в колокольном звоне – его внезапность. И только сейчас ей в голову вдруг пришло, каково это – знать, что вот сейчас, через мгновение...

Колокол. Отлитая из металла боль. Орудие, причиняющее боль. Заставляющее страдать. Говорят, в колоколах есть серебро, и поэтому звук колокола несет в себе весь этот ужас... Хотя... Ведьмы не боятся серебра, но звук колокола все равно обрушивается на них потоком боли. Тень говорила.

Говорила, как страшно, когда колокольный звон внезапно настигает ее, сдирает кожу и обжигает все внутри. Но и она не представляла себе, что должен испытывать оборотень, который знает, что вот сейчас, что сейчас он сам должен подняться по ступеням башни... Сам протянуть руки к веревке, пропитанной колокольной болью, взяться за нее, зная, что... Потянуть веревку...

Медленно раскачивается тяжелый колокол. Очень медленно. Язык колокола приближается к стенке, все ближе и ближе... тянется к ней... вот сейчас... сейчас... нет, еще один взмах... удар... и он один на один со своей болью, он стоит под колоколом, как под водопадом, только не вода, а боль, боль обрушивается на него, и нельзя разжать руки, нельзя остановиться, нужно продолжать...