Молодость с нами

Макаров. Маруся утвердительно кивнула головой. “Это надо убрать, доченька, — сказал Макаров. — Отдай ему

обратно и не мучай себя, слышишь?” Маруся снова кивнула.

Самого Леньку удалось увидеть только через несколько дней. Макаров посоветовал Осипову вызвать его

в райком комсомола, и Ленька пришел после смены. Осипов привел его к Макарову. Макаров беседовал с ним, и

перед Колей Осиповым, руководителем комсомольцев района, развертывалась запутанная человеческая история.

Не только Маруся любила Леньку, но и Ленька любил Марусю. У них произошла случайная размолвка. Леньке

не нравилось то, что Маруся торгует пивом, сначала он уговаривал ее переменить профессию, а потом принялся

высмеивать; торговка, спекулянтка, на пене зарабатываешь. Маруся обиделась и, чтобы уязвить Леньку, сделала

вид, что увлеклась каким-то случайно подвернувшимся лейтенантом. Ленька сгоряча взял да и женился на

Шурочке, с которой он учился в школе и которая ему тоже нравилась. А когда он женился, когда дело было

сделано, оба — и он и Маруся — ужаснулись: что же они натворили! Потом — странное дело -Ленька увидел,

что Шурочка ему нравится, пожалуй, не меньше, чем Маруся. Но и чувство к Марусе не проходило. Он видел

Марусю каждый день, Маруся встречала его в дверях квартиры, всегда ухитряясь выбежать раньше Шурочки.

Она смотрела на него с укором, с любовью, с преданностью. Она и в самом деле, бабушка правильно передала

это Макарову, говорила нечто вроде того, что счастья ему не будет, раз он ее обманул, что ее разбитое сердце

ему этого никогда не простит.

А потом, когда Маруся оставалась, наконец, за дверью в коридоре, Леньку встречали укоризной глаза

тихой Шурочки.

Все время он был меж двух огней. Он стал бояться приходить домой. С завода он шел к приятелям, на

гулянки, на вечеринки, сидел в пивных до ночи, лишь бы держаться подальше от жизни, через которую у него

одни несчастья и никакого счастья. “Так что же получается, — сказал Макаров, — ты их обеих любишь?” —

“Ага”, — уныло ответил Ленька. “Нелепая штука. Нельзя, брат, так. Уж тогда давай к Марусе своей

возвращайся, что ли. Не морочь голову Шуре”. — “Нет, товарищ Макаров, не могу. Чего же мне от одной к

другой бегать. У Шуры ребеночек будет”. — “Ну так на чем же порешим?” — “Не знаю”.

Когда он ушел, все такой же унылый, растерянный, в двадцать лет замученный жизнью, Макаров сказал

Осипову: “Вот что, дорогой мой комсомольский вожак! Перед вами задача: помочь этим ребятам наладить

жизнь. Это потруднее, чем организовать какой-нибудь районный слет счастливых молодоженов или еще что-

нибудь в этом роде. Я бы начал с того, что взгрел бы тех, кто так поспешно исключил рабочего парня из

комсомола, и восстановил бы его в правах. Во-вторых, я бы помог этой Марусе переехать в другую квартиру.

Нельзя им находиться под одной крышей. А лучше бы не Марусе уехать, а Леньке с его Шурочкой. Пусть

вступает в самостоятельную жизнь. Ребенок будет, будут свои заботы, и деньжат понадобится больше,

зарабатывать надо будет. Он и пить бросит и квалификацию приобретет. Ведь хороший же мальчишка! Разве не

видно? Не надо, дорогой товарищ Осипов, думать только такой мощной категорией: масса. Не надо строить

свою работу только в расчете на массу — всю сразу. Мы любим еще так поговорить: массам, массы, с массами,

для масс. А массы состоят из отдельных личностей. Давай-ка бороться за этих отдельных личностей, любить не

всех сразу чохом, а каждого в отдельности, думать и заботиться о каждом в отдельности, это отучит нас от

широковещательных деклараций, от общих фраз, это заставит нас действовать конкретно, предметно, ясно и

определенно”.

Коля Осипов в Ленькином деле попытался действовать предметно, ясно и определенно. Восстановить

Леньку в комсомоле было делом нетрудным. Но с квартирным вопросом затерло: и в райсовете и директор

завода, где работал Ленька, только обещали учесть такое положение, поставить на очередь, — если будет, то

будет, а не будет, не взыщите. Вот тут и борись за каждого в отдельности! Осипов еще не говорил об этом

осложнении с Макаровым, но он непременно поговорит, так не оставит.

Разговор о трудовой дисциплине тоже возник по инициативе секретаря райкома партии. Если молодежь,

то есть то поколение, которое одной ногой уже стоит в будущем, в завтрашнем, не будет показывать пример

коммунистического труда, то у кого же еще нам брать такие примеры, товарищ Осипов? — Так говорил на днях

Федор Иванович. — Вот у вас в райкомовском коридоре висит плакат: “Любите родину”. Прекрасные слова! Но

скажите честно: задумывались ли вы сами, а как это делать — любить родину? Из чего эта любовь

складывается, в чем выражается? Прежде всего, мне во всяком случае так думается, она должна выражаться в

коммунистическом отношении к труду. Ведь когда кого-нибудь любишь, то чего хочешь? Чтобы ему было

хорошо, все готов сделать для его блага. Верно же? О себе не думаешь. Думаешь о нем, стараешься для него. А

получается что? Чем лучше ему, тем и тебе самому лучше. Люби не оглядываясь, за любовь твою воздастся

сторицею! Внушайте это молодежи.

После вступительной речи Осипова, которая очень понравилась Оле, начался разбор дел.

— Пригласите Кукушкину, — сказал Осипов.

Кто-то крикнул в коридор: “Кукушкина!” Вошла молоденькая крепкая девушка, стриженная по-

мальчишески, в глазах у нее не было ни страха, ни волнения, ни раскаяния. Она держалась уверенно.

Один из инструкторов райкома стал рассказывать суть дела Кукушкиной.

— Товарищи, — сказал он, — Кукушкина работает крановщицей в сталелитейном цехе. Три недели

назад, когда ей понадобилось перебраться с одного мостового крана на другой, — а это было в главном пролете,