Молодой Ленинград 1981
Шрифт:
Костя перемудрил, и Фома не успел к мячу. Витька догнал, достал уже на своей половине и выбил мяч за боковую. Белые быстро перебегали центральную линию, готовясь атаковать, но второпях вбросили неправильно. Прыщ пошел перебрасывать и неожиданно сильно, через головы, кинул мяч Фоме. Край был свободен, но Витька не спешил. Напротив, он двинулся поперек, убеждая опекунов, что собирается помочь Фоме, приплясывающему перед двумя белыми, и, только когда тот проскочил на свободное место, резко кинулся влево. Он не оглядывался, уверенный, что Фома заметил его рывок, и, когда мяч разбросал гравий метрах в трех впереди, еще наддал, но, лишь зацепив мяч ногой, затормозил, пропуская защиту, и, срезая угол, двинулся по прямой к воротам. Он все сделал верно: увидев набегавших
Витька застыл, уставившись на ворота, словно надеясь все-таки увидеть мяч трепыхающимся в сетке: он должен быть там! — но встряхнулся и, мимо приходящих в себя белых, побежал разнимать Фому и Костю.
— Тебе ж как на блюдечке преподнесли, а ты?!. Да я б с закрытыми глазами…
Фома был коротконог и обычно, чтобы поспевать за краями, играл чуть впереди, почти в офсайде; оттянувшись же по указанию Игоря, он безнадежно опаздывал и вынужден был бороться за мяч в самой толчее. Тем более это было обидно, что у ворот он играл на редкость хладнокровно и, замкни Витькину передачу он, гол был бы наверняка.
— Остынь! — крикнул Витька, пробегая, и потянул Фому за рукав. — Оттянулись!
У центра они остановились, но мяч все еще был за полем. Сквозь кустарник виднелись белые футболки, толпившиеся вокруг одного из посаженных вдоль дорожек деревьев и швырявшие вверх палки и камни. Мяч застрял у самой макушки и издали был хорошо виден, но точному броску снизу, очевидно, мешали ветки.
Воспользовавшись передышкой, подбежал Прыщ.
— Рыжий, скажи ты хоть ему! Стоит столбом и ни с места. На меня двое выходят, ему ору: «Арбуз, Арбуз!..»
— Потом, — отмахнулся Витька, — в перерыве. Давай на место, сейчас выбьют.
А Фома крикнул в спину убегавшему Прыщу:
— Чего ж ты его так невежливо — Арбуз?! Помнишь, что Чир велел? Ты его Мишенькой покличь — враз отзовется.
Прыщ будто запнулся и в изумлении повернул голову:
— Так то ж Чир! А мне-то чего — свой же парень…
…«Не нужен, не нужен!» — жужжала над ухом оса. Пока еще нужен, пока не вернется тот и не займет своего места. А до тех пор его будут таскать за собой, затыкая самими же проделанную дыру, и срывать на нем злость, взваливая на него свой же грех. Может быть, лучше уйти, не дожидаясь? Это будет чувствительный удар. Но только представив, как он в кругу ребят сообщает о своем решении, Мишка почувствовал, что покрывается мерзким, липким потом. Можно и просто уехать, никому не сказав, но ведь когда-то придется вернуться.
Справа что-то творилось, истошно орал Леха, приплясывая у штанги, а Мишка стоял неподвижно, не замечая ни сместившейся к их воротам игры, ни людей у поля, показывающих на него пальцем…
Свистка Витька не слышал. Его как раз прижали в углу, и, стоя спиной к полю, оттесняя защитников выпяченным задом, он извивался угрем, пытаясь найти щелочку, чтобы вырваться или прострелить. Почувствовав, что напор сзади ослабел, он, извернувшись, проскочил назад и навесил в штрафную; но обе команды уже уходили с поля, и мяч подобрал судья.
Он все-таки убегался за эти полчаса и, трудно переставляя отяжелевшие вдруг ноги, направился к ближайшей скамейке, но Игорь, избегая непрошеных советчиков, уже спешивших обступить игроков, повел их дальше, за кусты, высаженные в три линии параллельно дорожке. Продравшись сквозь гибкие, переплетшиеся ветки, они тут же повалились на траву. Фома неодобрительно покосился на Витьку: «Зазеленишь», и сам ложиться не стал, вытащил из заднего кармана мятую четвертушку газеты, расправил по траве и аккуратно примостился на одно бедро. Витька выждал, пока Фома окончательно устроится, перекатился ему за спину и взвалил ноги тому на плечи.
— Погоди, — протянул он, когда Фома дернулся сбросить, — потом поменяемся.
Игорь, открыв сумку, раздавал желающим полиэтиленовые фляжки.
— Только прополоскать! Слышишь, Валет?
Фома, не оборачиваясь, поднял фляжку
над головой, но Витька не шелохнулся, и он передал воду дальше.— Ну что же, парни, — переступая через ноги, Игорь вошел в центр и заговорил, окидывая взглядом раскинувшихся на траве ребят, — пока все ничего. К нападению особенных претензий у меня нет. Рыжий вообще выше всяких похвал (Витька досадливо поморщился), оттянул на себя двоих и тех делает. Алик… Алик тоже нормально, только голову чаще поднимай, особенно с мячом. В центре похуже. Опаздываешь, Фома. А ты, Костя, поаккуратней — половина передач чужим. А так, повторяю, ничего. Конечно, должны были по крайней мере два им вкатить, ну да замнем для ясности. Будем считать, что примерялись. Они, кстати, тоже лопухи. Могли и не два засадить, а дважды два. С защитой разговор особый, а первым делом о тебе, вратарь. Чудом же не забили. За каким чертом тебя в толпу понесло?! Ворота бросил и в поле побежал. Хорош, полкоманды…
«Ох, зря это он, — подумал Витька, — не так бы надо».
Он приподнялся, но было уже поздно. Леха вскинулся и понес. Игорь попытался остановить, но тот уже зашелся. Не признавая за собой вины, он честил полевых, не щадя и собственного брата. Те огрызались. Молчали только двое — Рыжий и Арбуз.
У Мишки, пристроившегося за спиной Алика, было одно желание — чтобы его не поминали вовсе. Только бы тихо и спокойно дотянуть до приезда Шпендика, уйти безболезненно и забыть двор как дурной сон. Все, что говорилось и делалось вокруг, его больше не касалось. Там речь могла идти лишь о каком-то Арбузе, глупом, видимо, парне, неизвестно зачем затесавшемся в эту компанию. Возможно, что когда-то он и имел к нему какое-то отношение, но с сегодняшнего дня с этим покончено.
— …стал столбом и не сдвинешь…
«Кому ты хотел быть своим, дуралей?! Да им наплевать на тебя, какое им дело, кто ты такой, о чем думаешь, кем хочешь стать; им наплевать, что ты уже прочел столько книг, что им вместе взятым хватит на всю жизнь; для них важно одно — достанет ли у тебя сил пнуть тяжелый кожаный шар и бежать следом, когда воздух уже не проходит в легкие, а только жжет горло сухим огнем».
Мишка не осуждал их и не превозносил себя. Они просто были другие. И он был для них другой, такой же странный и чужой. Он ошибся, спустившись во двор, решив, что может переделать себя, стать таким, как другие. А почему — он?! Это же отец привел его к беседке. Нет, он не нуждался в поблажках! Кто мог его заставить? Отец приказал, но он мог упереться. Он знал, что влип сам и сам должен был теперь выпутываться. А кстати, три недели назад могло ли ему прийти в голову ослушаться отца? Ладно, не в этом дело. Надо уйти, и, по возможности, безболезненно, не обращая внимания на придирки, подколки. Надо сдерживать себя, надо быть разумнее…
Витька слишком выдохся, чтобы кричать, но напряженно вслушивался, выбирая момент, чтобы оборвать затянувшуюся свару. Игорь опередил его. Леха смолк на полуслове и ошарашенно уставился на грозно нависающего над ним тренера.
— …и заткнись! — рявкнув один раз, Игорь тут же понизил голос до нормальной громкости: — Теперь обожди — я договорю. Выиграть, парни, вы можете и должны. Только играйте дружнее и не передерживайте мяч. Пока вы доберетесь до ворот, они все уже в штрафной. А попробуйте вот как…
Витька слушал и, сам того не замечая, согласно кивал головой. Да, надо оттянуться, встречать их на своей половине, вблизи штрафной, чтобы не провалиться, закрывать подходы к воротам; пусть они теперь потолкаются. А его с Алькой оставить впереди и при первой же возможности отдавать им мяч. Тогда в той штрафной будет еще свободно.
— А Фома с Костей немедленно следом. Придется вам, ребята, побегать, ничего не сделаешь.
Костя закончил прополаскивать горло, качнувшись вперед, выплюнул воду и медленно обтер лицо подолом футболки. А Фома завозмущался: что же это получается — он… они будут ломаться, а этим двум ни за что ни про что курорт устроить, и потом еще шарик в ножки выложить; да так и он хоть сотню поднакидает. Коли играть — так всем вместе.