Моника 2 часть

– Мне бы тоже хотелось узнать. Я слышала голоса, повозку. Звала, но никто не ответил и решила узнать, что происходит и… Не знаю, что она здесь забыла.

– Она вроде в обмороке, но…

Айме с тревогой посмотрела на открытый корсаж; лихорадочно ощупала ее грудь, руки, проверила карманы и со страхом повернулась к даме, которая объясняла:

– Могу поклясться, кто-то напал на нее. Когда услышали мое приближение, то сбежали. Удивительно, что никто не появился!

– О! Я должна поехать на завод, – жалобно пробормотала Ана, с трудом приходя в себя.

– Что она сказала? – хотела узнать София.

– Ничего, ерунду. Кажется, она бредит, – ответила взволнованная Айме. – Ана, это я, и здесь также донья София! Понимаешь? Здесь донья София!

– Донья София, да, – пробормотала Ана с усилием. – Ай, моя голова! – пожаловалась она. И тут с внезапным испугом воскликнула: – Письмо! Меня обокрали!

– Что за письмо? – оживилась Софии.

– Ты бредишь, Ана! – ногти Айме вонзились в запястье метиски.

Чувства вернулись к Ане. Она посмотрела в гневное лицо Айме, а затем на другое бледное, серьезное и внимательное, склоненное над ней, чей голос являлся законом на земле Д'Отремон:

– Что случилось, Ана?

– Ай, сеньора! Не знаю, не знаю… – пыталась заплакать обеспокоенная Ана.

– Не плачь, а отвечай! – упрекнула София. – Что за письмо?

– Похоже, она поскользнулась и упала, – вмешалась Айме, примирительно пытаясь отвести в сторону расследование свекрови.

– Но с тобой кто-то был, Ана. Кто? – настаивала сеньора Д'Отремон.

– Не знаю, не знаю! – пыталась уклониться служанка.

– Она ничего не знает, донья София, – снова вмешалась Айме. – Вы знаете ее. У нее плохо с головой. Не беспокойтесь. Она пойдет на кухню, я о ней позабочусь. Не беспокойтесь.

– Да, дочка, иди. Я ужасно испугалась. Не знаю, куда подевались все слуги. – И снова позвала: – Янина!

С другой стороны конюшни явилась безупречная и правильная Янина с выражением заботливости и предложила слащаво:

– Я здесь, крестная, вы звали?

– Я давно тебя зову. Ана ударилась и упала в обморок. Не знаю, что тут случилось. Нужно позаботиться о ней, Янина.

– Нет, ради Бога. Вы уже позаботились, – быстро предупредила Айме. – Так что Янина проводит вас, донья София. Сеньора напугана, Янина. Нужно немедленно приготовить чашку липового чая. Пойдем, Ана!

– Какой странный случай! – проговорила София.

– Все теперь странно в этом доме, сеньора. Но самое прискорбное, что вас испугали. Я пойду на кухню, заварю вам липовый чай.

– Нет, Янина, оставь. Дай руку и отведи меня в комнату. Мы там поговорим.

– Кто забрал письмо? Кто? – торопила Айме на грани нервного срыва.

– Ай, сеньора, не знаю! – плакала Ана.

– Дура окаянная! Что же произошло? Что случилось?

– Я думаю, Баутиста. Я залезла в повозку, Эстебан собрался ехать на завод. Появился Баутиста, как демон, и рывком стащил меня. Затем крикнул Эстебану, чтобы тот ехал, и стегнул лошадей. Я хотела заскочить в повозку, но Баутиста меня толкнул. Да, толкнул и дал еще пинка. Помню, что очнулась возле камня. Больше я ничего не знаю, хозяйка, больше ничего.

– Ты лежала расстегнутая. Кто-то тебя осматривал и забрал письмо. Кто это? Кто? Не Баутиста ли случаем? Кто еще там был?

– Я никого не видела. Была одна, а Эстебан уехал. Баутиста прибежал, уверена, что Баутиста, сеньора!

– Да, Баутиста взял письмо, но он не понесет его Ренато, так как не посмеет, а предпочтет принести его мне за хорошую цену. Я должна найти его, поговорить, – удар часов на стене прервал ее, и она со страхом воскликнула: – О! Уже время. Я должна вернуть письмо любой ценой.

Айме снова выглянула из окна. Никого в прихожих, галереях, на широком участке, отделявшим главное здание от каретных сараев. На другой стороне дома тоже было бесшумно. Взволнованно она повернулась к ближайшему шкафу, взяла оттуда плотную шелковую накидку и набросила ее на голову и плечи, а Ана от удивления приоткрыла толстые губы и спросила:

– Куда вы идете, сеньора Айме?

– Искать Баутисту. Уверена, он в сарае. Не выглядывай, когда позовет донья София!

Она завернула в шаль точеное тело, почти закрыв лицо; только глаза сверкали лихорадочным блеском. Держа руки на груди, откуда сердце выпрыгивало, дождалась, когда опустеет коридор, и словно пантера, быстро и тихо вышла.

– Ты не откроешь окно? Этой ночью словно не хватает воздуха. Мне снова стало душно, как в первые годы жизни на этой земле.

Тихая и предусмотрительная Янина быстро и расторопно распахнула окно в просторной спальне Софии, но в роскошных покоях все осталось по-прежнему. На усыпанном звездами темном небе ни порыва ветра, ни облачка. Стояла безлунная ночь, звезды сплетались в узоры, напоминая серебряные сети на бархатном небосводе. Мягко шагая, бледная владычица Кампо Реаль приблизилась к окну, а стройная и взволнованная Янина почтительно уступила ей место.

– Долгое время я ненавидела эту землю, в которой столько красоты: поля, небо, жаркое солнце, безмолвные ночи. Сколько прошло таких ночей, когда я задыхалась и отчаянно бродила по этим тропам!

София махнула рукой к неясным очертаниям затихших полей, чувствуя, как нахлынула волна воспоминаний, жгучих воспоминаний первых месяцев замужества, горьких воспоминаний долгих лет, когда каждую ночь она ждала Франсиско Д'Отремона, с острой досадой подсчитывая, в скольких руках он забывал ее имя, с чьих губ пил любовный мед, а к ней лишь приходил с улыбкой и почтительной мягкостью, с любезным и холодным уважением.

– Вы не ляжете, крестная? Вам нужно отдохнуть.

– Этой ночью мне не спится. Давай поговорим, Янина. Ты выслушаешь меня?

– Конечно, крестная.

Янина машинально склонила голову с обычным холодным уважением, но трепет охватывал сжатые у груди руки, прикасаясь к письму. Там лежало доказательство, ужасное оружие, кинжал, метким ударом которого можно поразить ненавистную соперницу. Но соперницу в чем? Опустив голову, разглядывая саму себя и опостылевший национальный костюм, широкую цветастую юбку, она перевела взгляд на тонкие смуглые руки. Изящные и красивые, тщательно ухоженные, цвета светлой меди, породистые, судорожно сжатые, словно хотели ухватиться за невозможно желаемое, руки одновременно чистые и чувственные, благородные и порочные, в которых, наконец, оказалась судьба Айме.

– Ты устала? Присядь, Янина.

– Нет, крестная, я не устала, – заявила Янина, с трудом сдерживая нетерпение. – Но боюсь, вы переутомились.

– Да, мое сердце работает медленно, оно любило и много страдало. Это естественно. Но оставим это, хочу поговорить о Ренато. Ради него нужно создать в доме полный покой. Он нужен Ренато, только в такой среде может жить его сердце, такое чувствительное, нежное и страстное. Ренато как ребенок, Янина. Несмотря на годы, силу, мужскую гордость, его нужно опекать. Не знаю, поймешь ли, но должна понять, дабы не считать меня неблагодарной… Вам с Баутистой лучше уехать.