Моника 2 часть

– Сотню раз просила, но ты не оставляла. Ты продолжаешь лезть в мои дела и решать их по-хорошему или по-плохому, досаждая мне, приводя в ярость. А теперь, именно сейчас…

– Ты обвиняешь меня в этом? – возмущенно прервала Моника.

– Нет, сестра. Наоборот, я поняла, что ты во всем права, а я заслуживаю твоих упреков, потому что твои предсказания оказались верными. Я следовала низким порывам. Меня ослепила болезненная страсть, и я все скатывалась, пока не очутилась у края преисподней. Но я не хочу падать в пропасть и погрузиться на дно, не хочу тянуть туда имя мужа.

– Теперь ты думаешь о муже! Не лги!

– Клянусь, сестра. Меня сводит с ума мысль потерять его, увидеть возмущение в его глазах. Я в отчаянии и раскаиваюсь. Я люблю только Ренато и хочу жить ради него. Но Хуан меня не оставляет! Понимаешь?

– Не оставляет тебя? Не лги! Ты искала его, свела с ума, клялась в любви, и даже была готова следовать за ним!

– Нет, я не поеду с ним! Сначала я расскажу обо всем Ренато. Если ты не поможешь, не спасешь меня, я умру. Расскажу правду Ренато, и пусть он убьет меня. Да, пусть убьет, чтобы сразу со всем покончить. Пусть грянет скандал! Пусть придет смерть! Я сама ее найду!

– Айме! Куда ты? – крикнула Моника сестре, которая быстро двинулась к выходу. – Ты сошла с ума?

– Почти! Но прежде чем Хуан придет за мной сюда, я столкну их друг с другом и Ренато будет побежден. Потому что Хуан убьет его; он сильнее и отважней. Но прежде чем Хуан покончит с ним, пусть сперва Ренато убьет меня. И сейчас…

– Тихо, Айме! Где Хуан? Чего ты хочешь от меня?

– Ты поможешь мне? Дорогая Моника! Знаю, это не ради меня. Тебе лучше, чтобы я умерла.

– Нет, Айме. Ты моя сестра. Я должна ненавидеть тебя, отдать на волю судьбы, но не могу так поступить. Не только ради Ренато, но и ради тебя. Если я могу помочь…

– Хуан тебя послушает, должен выслушать. Только ты можешь его ненадолго остановить. Хотя бы на несколько часов, чтобы освободить меня от проклятого Хуана.

– Теперь ты проклинаешь его.

– Проклинаю и ненавижу! Я люблю Ренато и буду жить ради него! Клянусь! Если спасешь меня, я стану самой лучшей женщиной, самой покорной и честной, посвящу любовь мужу.

– Но как спасти тебя, Айме?

– Хуан хочет увезти меня этой ночью. В двенадцать он ждет меня с двумя лошадьми позади церкви. Если я не приду, он явится за мной и потащит с собой. Клялся, что увезет меня даже на глазах у Ренато.

– Но он дикарь, сумасшедший! – воскликнула Моника с ужасом на бледном лице.

– Он… такой. Ты знаешь. Попытайся этой ночью не скандалить с ним. Скажи, что я больна, пообещай от моего имени, что я пойду с ним. Но не в эту ночь, – и по-настоящему испуганно указала на время: – Уже двенадцать! Уверена, он уже там. Он подождет лишь несколько минут, если успеешь его задержать. Ему неважно убить, уничтожить Ренато. Он ненавидит его, как ненавидел всегда! Беги, Моника, найди и поговори с ним! Я останусь молиться здесь, потому что Бог милосерден к нам, потому что принял мое раскаяние.

Она упала у распятия над кроватью Моники и заплакала от ужаса, страха и тревоги. Моника взглянула на нее, на испарину на висках, и поборов в себе этот ужас, вышла, подталкивая свое ледяное тело и пламенную душу.

3.

В своем кабинете, с лихорадочным нетерпением Ренато смотрел за шагами старого Ноэля. Глаза молодого Д'Отремона посмотрели участливо на уставшего нотариуса, и он предложил:

– Вы измучены. Отдохните, если хотите.

– Ты думаешь, я смогу отдыхать, не зная, чем все закончится? Давай мы вот как сделаем: ты пойдешь отдыхать, а я подожду.

– Что за мысль! Вы еле держитесь на ногах. Идите, Ноэль, ложитесь спать.

– Я уйду, но сперва завершу кое-что. Меня беспокоит, что донья София дожидается меня. Позволь воспользоваться потайным ящиком, прямо напротив спальни твоей матери, как она сказала. Откроется нажатием на лепнину, вот с этой стороны. Да, лепнина провалилась, но дверца не открылась.

– О! Потайное место, что мы искали! Разве я не говорил, что оно на этой полке? Вы открыли, нажав на лепнину.

Они подошли к книжной полке, где находилось дверное пространство. Но в темном углублении лежала только смятая бумага, которую Ренато быстро схватил и воскликнул с чувством:

– Вот оно! Это оно! При мне отец смял это письмо и кинул туда.

– Это то письмо?

– Да, думаю, что да. Вы, естественно, знаете его содержание.

– Нет, сынок, я никогда его не читал. Бертолоци отправил его с Хуаном, как я сказал, а твой отец прочел его у тела покойника, своего неумолимого врага.

Вглядываясь в обжигающие строки, Ренато надолго застыл и стал читать вслух, что уже прочел взглядом. Читал с той же тревогой, с тем же непреодолимым уважением, как его отец у мертвого тела Андреса Бертолоци.

«Пишу тебе из последних сил, Франсиско Д'Отремон, и прошу прийти ко мне. Приходи без страха. Я не зову тебя для мести. Слишком поздно получать кровавую плату за все, что ты нам причинил. Ты богат, любим и уважаем, тогда как я нахожусь в унизительной нищете и жду приближающуюся смерть как единственное избавление. Не хочу повторять, насколько я ненавижу тебя. Ты и так знаешь. Если бы я мог убивать одной мыслью, тебя бы давно уже не было. Меня иссушила злоба, овладевшая душой. Злоба убивает меня сильнее спиртного и одиночества. Из-за ненависти я молчал столько лет. Теперь же я расскажу кое-что интересное. Письмо вложит тебе в руки мальчик. Ему двенадцать лет, но никто не потрудился окрестить его и дать имя. Я зову его Хуан, а рыбаки побережья Хуан Дьявол. В нем мало человеческого. Он хищное животное, дикарь, я вырастил его в ненависти. У него твое порочное сердце, а я дал полную волю его наклонностям. Знаешь почему? Скажу на случай, если ты не решишься приехать и выслушать меня: это твой сын…»

Старое письмо Бертолоци подрагивало в руках Ренато, как и тогда у Франсиско Д'Отремона. Расширенные от волнения глаза пробегали строку, не видя ее, а скорбная фигура старого нотариуса застыла вместе с ним. Дыхание спирало и переполняли чувства из-за трагедии, которая несмотря на давность лет, оставалась такой же жестокой. Его притягивали пылающие неровные строки. Он выпил ядовитый остаток слов Андреса Бертолоци:

«…Если он стоит перед тобой, всмотрись в его лицо. Иногда он твой живой портрет. Иногда похож на нее, проклятую. Он твой. Бери его. У него отравлено сердце, а душа испорчена злобой. Он знает только ненависть. Если заберешь его, он станет твоим наихудшим наказанием. Если бросишь, станет убийцей, пиратом, грабителем и закончит дни на виселице. Он твой сын, твоя кровь. Вот моя месть!»

Ренато Д'Отремон побледнел от острой боли и ужаса, затем покраснел от возмущения и скомкал письмо – последнее послание проигравшего соперника, врага, победившего после смерти. Он почувствовал страстное желание плюнуть в мертвое лицо, на могилу Бертолоци, как Франсиско в тот роковой рассвет.

– Разве может человек проявлять такую злобу, Ноэль? Разве можно так мстить беззащитному невинному созданию? Вы знали все это?

– Я догадывался, хотя не знал содержания этого ужасного письма.