Моника 2 часть

– Ноэль!

Моника подошла к нотариусу, благодарно протянув руки, а старый служитель семьи Д'Отремон позволил себе говорить откровенно:

– Расскажите все. Все! Я тоже страдаю и переживаю за судьбу человека, который еще мальчиком волновал меня. Я тоже думаю, что в глубине души Хуан…

– Хватит! – грубо прервал Ренато. – Не нужно хвалебных песен. Достаточно слов Моники. Ваши заявления совершенно несвоевременны, Ноэль.

– Простите, Ренато, но не всегда можно промолчать, – напомнил Ноэль с достоинством, делая усилие, чтобы не терять спокойствия и вежливого тона. – В конце концов, простите, мы приступаем к делу. У дверей стоит экипаж. Пойдемте со мной, Моника, нужно воспользоваться предоставленной возможностью.

– Я тоже пойду, – заявил Ренато.

– Не нужно, – отказалась Моника.

– Я пойду, хоть ты и не хочешь. Я не сделал еще ничего, чтобы отвергать мою помощь, в которой ты нуждаешься.

– Я не хочу ранить твои чувства!

– У тебя свой план, а у меня свой, Моника. Не стану тебе мешать или вставать на пути, как ты считаешь. Наоборот, действуй по велению совести. Позволь мне успокоить свою. Если Ноэль совершит чудо и получит разрешение войти в форт Сан-Педро, то я оставлю тебя наедине с Хуаном.

– Хозяин, посмотрите туда, – по зову Колибри Хуан медленно поднялся из темного угла. Огромное полуподземное помещение в самом сердце скал, служившие основанием старого замка Сан-Педро. Крепость, сооруженная на том месте, где пригвождались флаги конкистадоров колониальных правительств Карибских островов. Низкий потолок, сырые стены, сквозь длинные прутья решетки прямо над головой мальчика виднелся гранитный пол просторного двора и арка входа. Мигающий свет фонаря высветил силуэт женщины, говорившей с охранником; та показала бумагу, сильнее завернула красивое тело в шелковую накидку и проследовала за часовым с ключами.

– Это хозяйка, – указал Колибри.

– Моника? Моника здесь?

– Я уверен, что она пришла к нам, капитан. Она не хотела, чтобы солдаты меня схватили. Она очень хорошая.

– Замолчи!

Сердце Хуана забилось сильнее. Он усиленно всматривался в темноту. Высокая, стройная, изящная и чувственная женщина приближалась, в воздухе что-то пронеслось, чего он не узнавал в цветных юбках, что не соответствовало простоте ее одежды. Сердце озарила безумная надежда. С каждым шагом оно трепетало сильнее, оживало, разгоняя горячую кровь. Как удар золотого клинка, как острую боль, он чувствовал, что любит эту женщину, волнуется из-за нее, ждет ее и представлял уже сотни объяснений и извинений. Сдерживая дыхание, он увидел, как открылась решетка, поднялась рука часового, чтобы поставить длинную горящую свечу в подсвечник, и отступил, пропустив женщину, которая подходила в красноватом и дымящемся освещении.

– Хуан, мой Хуан!

Айме бросилась в его объятия, которые ее не оттолкнули и старались не сжимать, сдержать волнение. Освещенная надеждой душа Хуана вздрогнула, и тут же провалилась в пропасть. От удивления он прошептал:

– Ты… Ты… Это ты!

– А кто еще придет к тебе? Кто любит тебя всей душой, Хуан! Всей душой!

– Где-то здесь, осторожнее, – говорил старый Ноэль. – Подайте руку, Моника, этот пол очень скользкий, но именно в этом дворе нужно ждать.

– Вам не дал этот человек никакой бумаги? – спросил Ренато притихшим и угрюмым голосом.

– Он не может дать. На нем ответственность за всех заключенных, как у начальника крепости, и у него нет полномочий подписывать пропуска. Даже в этом деликатном случае он осмелился дать словесный приказ и у нас есть возможность при смене караула. Сейчас я поговорю с тюремным часовым с ключами. Пятнадцать минут двор не охраняется солдатами, за это время Моника войдет в тюрьму и поговорит с Хуаном без свидетелей, а мы подождем.

– Да, да, благодарю вас от всей души! – заверила Моника.

– Подождите-ка, – заметил Ноэль. – Думаю, в тюрьме посетитель.

Во дворе красноватый луч светильника осветил крытую повозку. Они стояли в углу огромных стен, а над их головами по узкому коридору ходили часовые.

– Как только уйдут любопытные, мы подойдем ближе, и вы войдете в камеру, Моника, – сказал нотариус. – Я так понимаю, он заперт с мальчиком, юнгой на корабле. Остальные в другом дворе.

– Пожалуйста, помолчите!

Задержав дыхание, Моника надеялась расслышать доносившиеся голоса, разобрать слова и фразы, но слышала лишь монотонный шаг часовых, а жадные глаза видели освещенную решетку, где двигались расплывчатые образы.

Хуан резко расцепил ее руки на шее, словно хотел вырвать душившую горло досаду, словно она вылилась в грубом порыве на ту, которая побледнела перед его жесткостью.

– Зачем ты пришла? Чего ищешь? Кто тебя послал ко мне? Твоя сестра? Муж?

– Хватит, Хуан! Никто мне не приказывал, я пришла по своей воле, потому что хочу быть с тобой, не хочу участвовать в замышляемой подлости против тебя. Я крикнула, что пришла потому, что люблю тебя! Люблю, хоть сотни раз ты презираешь меня, отвергаешь, отвечаешь оскорблениями на сердечные слова. Подвергая себя опасности, я пришла, а ты так благодаришь? Если бы ты знал, как я страдала, плакала, что не осмелилась уйти с тобой! Я скверно поступила. Заслуживаю твоих оскорблений, но не ненависти; заслуживаю гнев, но не подозрительность. Разве не потому я здесь, что люблю и не могу жить без тебя?

– А твоя сестра? Где твоя сестра?

Хуан остановил бросившуюся в его объятия Айме, решившую, что сломила его сопротивление. Крепче железного забора прозвучал грубый вопрос, властно ударивший хлыстом:

– Где твоя сестра? Что делает? Она заодно с Ренато? Это она сделала? Она?

– Только такой ответ пришел тебе в голову? – спросила оскорбленная Айме.

– Я не отвечаю, а спрашиваю! Что ты знаешь о Монике? Ты была с Ренато на Доминике? Или он один искал ее? Чем вызвано все это? Письмом Моники? Ради Бога, говори!

– Это все, что тебе интересно? – упрекнула возмущенная Айме. – Моя любовь, безумие, присутствие здесь, чему я подвергаюсь – ничего не значит для тебя? Ты неблагодарный негодяй, а я идиотка! Какое мне дело до обвинений и продажных судей, которые навсегда посадят тебя в тюрьму? Какое мне дело до твоей судьбы, если ты такой неблагодарный?

– О чем ты говоришь, Айме? – спросил ошеломленный Хуан. – Что ты сказала?

– Что ты дурак, мечтатель, ребенок, которого любой обманет! Тебя интересует Моника, волнует, что она думает о тебе, пытаешься выяснить, она ли донесла на тебя, не так ли? Только идиот может спрашивать подобное.

– Почему идиот? Я ничего ей не сделал! Что она сказала?

– Да не знаю я! Наверное, ужасы, раз Ренато стал вести себя так. Ренато и все. Донья София, даже моя бедная мать, которая ни во что не вмешивается, даже она чуть не спятила, когда получила письмо Моники.

– Письмо Моники? Моника написала матери?

– А ты не знал?

– Я подозревал, но прошло мало времени, чтобы ее письмо дошло. То письмо, которое всему причиной, написано Моникой гораздо раньше. Но когда? Как?

– Я слышала о каком-то докторе.