Моника 2 часть

– Нет, Ноэль, не бестактно. Я прекрасно знаю, кто такой Хуан, и почему вы продолжаете служить дому Д'Отремон, хотя и держитесь в стороне. Да еще эта тайна, о которой все продолжают злословить… Судьи поймут, куда перевесится чаша весов; простой люд и аристократия притворяются, что не видят позорное пятно; конечно же, знает губернатор, но избегает ответственности.

– Вы очень далеки, Моника.

– Нет, Ноэль. Я хотела уехать подальше, но это оказалось неосуществимой мечтой. Я очнулась возле этого моря, пляжа и попала в реальность, хотя сердце отвергает эту правду. Сон остался позади на пляжах Сент-Кристофера, на старых улочках острова Саба, у источника, где отражались наши лица и души. Сон, оживший во мне, был только в разуме, а я лишь придала ему человеческое тепло. Это иллюзия, но она уже исчезла; карточный домик разлетелся от первого ветра. С Хуаном все обойдется, только он запутался, потерял курс. Он всегда будет чем-то, а я никем и ничем.

– Ошибаетесь. Только вы можете вытащить его из бездны, где он находится. Не бросайте его в порыве.

– Нет, Ноэль, нет. То было раньше, в единственный солнечный час моей жизни, но яркое солнце погасло, и теперь я снова бреду во мраке. Не беспокойтесь, я хорошо знакома с дорогами боли и отверженности. Я так хорошо с ними знакома, и они настолько для меня привычны, что непозволительно их покидать. Это путь моей жизни, и единственная, кто в нее вторглась – это надежда. А теперь, оставьте меня, Ноэль, и будьте спокойны. Увидимся завтра на суде.

– Вы одобряете мое общество? Я могу приехать за вами?

– Это неправильно, Ноэль. Вы – нотариус семьи Д'Отремон, а я – жена осужденного.

– Должен признаться, вы правы. Но обойдемся без очевидных формальностей. Может, что-то я могу сделать для вас?

– Думаю, да. Рядом с Хуаном заключен ребенок, против которого нет обвинений. Нужно выпустить его.

– Я серьезно займусь этим и учту ваши пожелания. Прощаюсь с вами до завтра.

– До завтра, Ноэль.

Опустив голову, старик удалился, но Моника не смотрела на неясные очертания фигуры. Луна спряталась меж облаков, ветер издалека доносил призывы колокола, возвращавший Монику к прошлой жизни, которой она и жила несколько месяцев назад. Белые руки невольно поискали четки, ранее висевшие на талии, затем упали от огромной усталости, и снова в голове дерзко промелькнула мысль:

– Все это только приснилось…

– Ренато, жизнь моя, Ренато!

Айме шла к Ренато в тревоге и беспокойстве. Он притворился, что не заметил детали ее туалета: бледные щеки, ярко-красные губы, подведенные глаза, теплоту, мягкость и запах духов, когда она бросилась в объятия Ренато. Ее прикосновение не вызвало в нем желаемого эффекта. Серьезный и холодный, он остановил ее и отступил:

– Не окажешь мне любезность успокоить меня? Расскажи, почему я встретил тебя не там, где оставил в последний раз.

– Это не моя вина. Донья София настаивала, чтобы мы ждали здесь. Я не хотела ехать. Она привезла меня.

– В таком случае, она расскажет мне.

– Нет, нет, Ренато! Подожди!

– Ты же сказала, что это она. К тому же, я не хочу спорить с тобой и требовать отчетов. Моя мать настояла взять на себя всю ответственность, поэтому ты положилась на ее волю и поддержку.

– Я не положилась ни на кого! Она твоя мать, я все принимаю, чтобы не раздражать тебя, но довольно. Ты женился на мне, а не на ней.

– Не возражай так. Ты обязана ей больше, чем думаешь.

– Хоть я и обязана ей жизнью, ведь ты мог убить меня, но еще раз повторяю: я вышла замуж за тебя. Ты единственная моя любовь.

– Правда? – проговорил Ренато откровенно недоверчиво. – Тебя интересует моя любовь?

– Какой же ты слепой и нехороший, раз спрашиваешь! – пожаловалась Айме, притворяясь огорченной. – Разве не из-за твоей любви я стала плохой? Разве не ради тебя пожертвовала собой моя сестра? Разве не из-за тебя я умираю с горя? Мой Ренато!

Она бросилась в его объятия, и на этот раз он не оттолкнул ее, а огромные голубые глаза посмотрели менее сурово, и она прибегла к слезам – своему вечному оружию:

– Мне нужно знать, что ты любишь меня, как раньше, что простил. Что тебя она совсем не волнует, чтобы не сводить меня с ума ревностью, чтобы я не возненавидела ее!

– Хватит! Мы совершили непоправимые ошибки. Я приложу все усилия для их исправления. По нашей с тобой вине случились то, чего не должно было случиться. Я взял на себя ответственность, и если желаешь меня порадовать – вернись в Кампо Реаль и жди там со своей матерью.

– Одна, брошенная, без тебя! В конце концов, кого волнует, что я здесь? Я никому не причиню вреда. Я хочу лишь воспользоваться свободным временем, чтобы ты посвятил его мне. Чувствую себя такой одинокой, в таком отчаянии, когда тебя нет! Ты должен отправить в Кампо Реаль к маме Монику.

– Я хотел отдалить ее от этого неприятного дела и решать его самостоятельно, но Моника не слушает советов. Она напомнила, что жена Хуана Дьявола.

– Действительно, – поддержала его Айме, сдерживая досаду. – Я в гневе! Это нелепо, Ренато. Мы причинили ей столько вреда…

– Именно этого я боюсь, Айме. Мы причинили много вреда, возможно, она никогда не простит нас, а ее месть – преданность Хуану, кажется оскорбительной.

– Преданность Хуану? – встревожилась Айме, сглатывая злость. – Моника верна Хуану?

– Всей душой и телом. По крайней мере, таково ее поведение. Поведение, которое выводит из себя, раздражает, но перед этим я бессилен. В конце концов, за ее страдания рядом с ним мы несем ответственность.

– Вероятно, она так не страдает. Моника такая странная. Наверное, ей нравится этот зверь…

– Он мог понравиться ей? Думаешь, мог бы ей понравиться? – Странным взглядом Ренато посмотрел на Айме, вцепившись пальцами в ее руку; снова открылась рана его больного самолюбия. – Отвечай! Думаешь, он мог бы ей понравиться? Ты женщина и…

– Ради Бога, Ренато, мне больно! Я снова думаю об ужасном. Не превращайся в безумца! Ты пугаешь меня!

– Иногда я думаю, что ты беззаботная и безрассудная девочка. А если так, то я прощаю тебя всем сердцем. Но остальных… Это хуже кошмара!

– Ужасно плохая мысль! Разве я не призналась тебе во всем?

– Поклянись, что тебе больше не в чем признаваться! Поклянись!

– Ладно, ради… Я клянусь тебе нашим сыном! Сыном, еще не рожденным. Пусть он умрет, не увидев солнечного света. Пусть не родится, если я солгала, Ренато! Пусть я не рожу тебе сына, если говорю неправду!

Рука Ренато занеслась над головой Айме, схватила за волосы. Он заставил ее посмотреть на него, потонув в глубине непостижимых глаз, но видел лишь молодые подрагивающие губы, огромные глаза, увлажненные слезами, чувствуя, как вокруг шеи сворачиваются мягкие и ароматные руки. Он колебался, немного отстраняя ее: