Моника 2 часть

– Хватит, хватит! Вы сошли с ума? – яростно тряс колокольчиком председатель, чтобы успокоить возрастающий ропот.

– Я говорю правду, – невозмутимо продолжал Хуан. – И что касается похищения Колибри… Где он? Почему его не привели? Я не хочу говорить один, лично дам ему слово, и оставлю Богу судить тех, кого называют родственниками, из чьих лап я вырвал его. Я требую присутствия Колибри.

– Я сказал хватит, обвиняемый! Свидетели пойдут в установленном порядке. Помощник, приведите следующего свидетеля!

– Следующий свидетель! – послышался крик отдаленного голоса. – Чарльз Бриттон, лейтенант Вооруженных Сил Британии.

– Я требую Колибри первым, – настаивал Хуан.

– Вы не имеете права требовать, – отклонил председатель. – Соблюдайте порядок, или жандармы призовут вас к нему.

– Но где Колибри, что с ним? Почему он не пришел? Почему его забрали? Куда увезли?

– Вот Колибри, а также другой свидетель на суде, которого забыли упомянуть: жена Хуана Дьявола! – ответила Моника.

Тесная группы сидящих на скамейках расступилась и дала пройти Монике, судейский чиновник попытался ее остановить, но она воспользовалась замешательством, чтобы добраться до Хуана. Она держала негритенка за руку, и к ней повернулись ошеломленные лица. В этом месте она появилась не в суровых господских одеждах, а в разноцветной юбке, которую Хуан купил ей в Гран Бур, спрятав светлые волосы под обычным платком местных женщин и завернув изящный стан в красную накидку с острова Саба. Несмотря на сильную бледность, все в ней было спокойно, сдержанно, невозмутимо. Никогда еще она не казалась такой гордой и холодной в глазах Хуана, никогда еще такой красивой в ослепленных глазах Ренато, который взволнованно приблизился к ней. Также в дверях зала остановился другой человек, остолбеневший от ее заявления, и которое впечатлило всех. Это Чарльз Бриттон, офицер Вооруженных Сил Британии.

– Я прошу выслушать меня, господин председатель суда!

– Ты сошла с ума, Моника? – упрекнул Ренато и громко возразил: – Я прошу вашего отказа, господин председатель! Закон не обязывает признавать…

– Нет закона, который не дает мне права говорить правду! – решительно оборвала Моника. – Я прошу быть свидетельницей! Требую, чтобы меня выслушали!

– Если не будет порядка, я прикажу приостановить суд! – провозгласил председатель, напрасно пытаясь прервать шум, который молниеносно распространился с приходом Моники.

– Минутку, господин председатель, – настаивал Ренато. – Как личный обвинитель, я назначил необходимых свидетелей, чтобы доказать обвинения. Среди них нет Моники де Мольнар.

– Я могу попросить ее в качестве свидетеля для снятия обвинений! – воскликнул Хуан сильным и мощным голосом.

– Нет! Не сейчас! – отверг Ренато. И беспокойно бормотал и умолял: – Моника, Моника…

– Не сейчас, действительно! – вмешался председатель. – Но вы не можете отказать ей в заявлении, если она желает. Закон позволяет вам воздерживаться, сеньора. Почему бы вам не воспользоваться этим преимуществом?

– Я не желаю этого преимущества, господин председатель!

– Хорошо. Господин личный обвинитель, прошу вас занять место, – приказал председатель. – Этот ребенок, в комнату для свидетелей. Освободите дорогу, или я освобожу зал! Пусть пройдет третий свидетель!

Моника отступала, глядя на Хуана. С тех пор, как она вошла, у нее было нестерпимое желание подбежать к нему, сжать в объятиях, позабыв даже о чудовищной правде, переполнявшей душу. А он смотрел на нее, скрестив руки; смотрел, словно бросал вызов, слегка побледнел, когда Ренато Д'Отремон взял ее за руку и заставил встать рядом с ним, склонился и прошептал:

– Моника, даже не думай, что дойдешь до этого.

– Ты не остановишь меня, Ренато. Мой долг быть рядом с Хуаном.

– Я избавлю тебя от него, даже вопреки тебе. Когда станешь совершенно свободной, делай, что хочешь, а я прекрасно знаю, что ты не вернешься к Хуану.

– Это мой муж, и пока существует этот союз, я связана с ним. Чувства меня не волнуют.

– Поэтому я и хочу разорвать эту связь! А сейчас помолчи, Моника.

Моника с беспокойством подняла голову. Молодой офицер перед председателем поднял руку для клятвы. Стоя между охраной, Хуан издалека смотрел на нее с искаженным от гнева лицом, его кулаки яростно сжались.

– Я ограничусь рассказом, господин председатель, – сказал лейтенант Бриттон. – Я ответственный за выполнение приказа об аресте и выдворении обвиняемого Хуана Дьявола, перевозке его с береговой охраной на борту «Галиона» и передаче властям для суда. Моим долгом было выполнить поручение. Возможно, обвиняемый прав, осуждая суровые методы ареста, но всех предупредили, что преступник чрезвычайно опасен, а первый долг – безопасность моих солдат. Другие два члена экипажа шхуны «Люцифер» сопротивлялись и были заперты с капитаном. Я говорю о помощнике Сегундо Дуэлосе и юнге Колибри. Мой человеческий долг обязывал спуститься лично и открыть погреб, где они были заперты, когда заглохли двигатели из-за морской бури, был потерян рулевой, ранен капитан, а «Галион» находился на грани кораблекрушения.

– Так значит вы выпустили на свободу заключенных?

– На корабле, готовом пойти ко дну, мне пришлось командовать и, взяв на себя ответственность, я выпустил их.

– Вы знали, что речь идет о моряках. Разве вы ничего не пообещали им взамен, если они возьмут на себя обязанности береговой охраны?

– Нет, сеньор председатель. Я лишь подумал, что не должен отнимать у каждого человека последнюю возможность спасти свою жизнь. Но возможность спастись была слишком мала.

– Вы попросили Хуана Дьявола взять на себя командование кораблем?

– Должен признаться, что нет, господин председатель. Он взял ее по собственной инициативе, и немедленно стал отдавать необходимые приказы. Долгое время я ждал, что Хуан Дьявол прикажет нас убить. Можно было просто выкинуть нас за борт; освободившись от нашего присутствия, и он мог направить корабль, куда вздумается. Великодушно он подарил нам жизнь. Позаботился о раненых и необычно используя паруса и такелаж, обманул наихудшую непогоду, случившуюся на Карибах. Справедливо, что я публично заявил об этом, потому что не знал моряка более спокойного и отважного, чем капитан «Люцифера».

– Можете опустить похвалы, офицер. Можете сказать, когда снова взяли командование плаванием?

– Господин председатель, в третий раз отдавая похвалу, должен признаться, что был возвращен на это место великодушным порывом и по доброй воле обвиняемого. Я первым удивился, когда его приказ снова взять курс на Мартинику привел к окончанию моей миссии, задержавшись всего лишь на несколько часов.

– Вы признаете этот необычный поступок обвиняемого как благодарность за то, что открыли двери его тюрьмы при обстоятельствах, обрекающих вас на смерть?