Моран дивий. Стезя

– Дед, что ты несёшь?
– устало осведомился я.

– Весть благую я тебе несу, дурень, - строго сказал дед.
– Ты прислушивайся, да на ус мотай!

– Скажи, где дом этого Панько?

Дед прищурился.

– Вот обалдуй. Разве Милка не запретила тебе туда ходить?

– Дед, мне надо с ней увидеться.

– Сходи лучше к Ксени. У неё для тебя интересная история припасена. А про яську забудь. Никому она не принадлежит, окромя Морана.

– Дед, скажи. Всё равно ведь пойду. У первого встречного дорогу спросить могу, он ведь не знает, что информация секретная.

– Не слушаешь ты меня. Я ведь плохого тебе не желаю.

– А это, случаем, не ты на совете рекомендовал меня за сараями закопать, доброхот?

Дед захихикал:

– Откуда тебе знать, можа жизнь твоя так обернётся, что ты жалеть будешь о моём не принятом и даже не рассмотренном предложении?

– А можа не буду?
– зло буркнул я.

– Будешь, касатик. Уж я-то твою судьбу теперь далеко вижу. А дом младшего Панько - по этой улице через семь дворов. Ну, шагай, не спотыкайся. Как соскучишься - заходи, - дед, кряхтя поднялся и величаво скрылся за калиткой.

* * *

Дом, где теперь жила Леся, был обычным деревянным щитовым строением на три окна, когда-то, - наверное, ещё прежними хозяевами, - покрашенный в зелёный и голубой цвета. Краска давно выгорела, двор зарос бурьяном и неухоженным, дичающим садом. Только за двором трава была скошена, а земля аккуратно пограмажена.

Вторгаясь в чужой дом без приглашения и даже без стука, я не чувствовал ни капли сомнения или неловкости. Я вообще ничего не чувствовал. Я был словно оглушен свалившимися на меня известиями и словно со стороны наблюдал за своими действиями. "Зачем он к ней пошёл?
– недоумевало моё отлетевшее в сторону сознание, взирая на действия заведённой бессознательной куклы.
– Что это решит?"

Все были дома и все были в сборе, как ни странно. За столом, накрытом к обеду, сидел Тим, в торце стола - высокий бородатый парень, такой же мощный, как его отец, а по правую руку от него - похудевшая бледная Леся. Она перестала обновлять свою стильную стрижку - волосы отросли, и она собирала их на затылке в тонкий хвостик, отчего казалась совсем юной, похожей на первоклассницу. Отросшие светлые корни потеснили каштановую рыжину, отчего прическа в целом казалось несколько неопрятной, но весьма символичной: как будто истинная её лесная сущность пробивалась, наконец, через сдерживание и запреты.

– Хлеб-соль, - сказал я, с ненавистью оглядывая присутствующих.

Звякнула Леськина ложка и загрохотала по деревянному полу.

– Тим, - прошептала она, глядя на меня, как на приведение. - Я не буду с ним говорить. Тим, пожалуйста, уведи его...

Она вскочила из-за стола и убежала в другую комнату, хлопнув дверью. Я остался стоять у порога, молча наблюдая, как у хозяина дома, по мере угадывания личности припёршегося гостя, тяжелел взгляд. Тим, наверное, это тоже увидел. Он подошёл ко мне вплотную и взял за локоть:

– Давай на улице поговорим, - сказал он, пытаясь развернуть меня к двери.

Я сбросил его руку.

– О чём нам говорить? О том, как вы совместными усилиями мою бабу под этот шкаф подложили?

"Шкаф" встал из-за стола и, как локомотив на всех парах, снёс меня через сени и крыльцо на улицу. Там мы и сцепились. Думаю, для меня эта драка могла бы закончиться плохо. Совсем плохо. Потому что категории бойцов были явно не равны. Несмотря на то, что ростом мы были примерно одинаковы, мой противник значительно превосходил меня в весе, мощности, ширине спины и тренированности. А бились мы с такой яростью, словно пытались в каждый свой удар вложить всю боль, пережитую нами за всю жизнь.

Меня спас Тим. Он открыл воду в широком поливном шланге с мощным напором и поливал нас ледяной водой до тех пор, пока не размыл мокрых полузахлебнувшихся поединщиков по разные стороны грязной лужи. Потом отбросил шланг в бурьян и молча смотрел, как мы, отплёвываясь и бултыхаясь в грязи, пытаемся принять вертикальное положение. Я с удовлетворением отметил, что Панько сплюнул зуб и, пошатываясь, добрался до ступенек крыльца, на которые тяжело опустился, свесив голову и роняя кровавую слюну. У меня самого подняться не получалось, я с трудом дополз до стены дома и сел, прислонившись к ней.

– Что дальше?
– спросил Тим, усаживаясь рядом со мной.
– Удовлетворил свое ущемлённое эго?

– Пошёл ты...

Тим встал и пошёл. В дом.

Я покосился на своего соперника.

– Что, Ярик, хреново?

Он усмехнулся разбитыми губами.

– Тебе, как я погляжу, тоже хорошо.

– За что ты на меня кинулся?

– За то, что ты, мразь, небо надо мной коптишь.

– Я тебя помню, Ярослав Панько. Ты был тогда на совете. Только малой ещё... Тоже, наверное, жалеешь, что меня в Моран тогда не выкинули?

– Жалею. Что за сараями не закопали. А в Моране такому огрызку делать нечего, и без тебя там грязи довольно, - он сплюнул.
– Не приходи сюда больше. В следующий раз убью.

– Не боись, не приду, убивец. Живи себе спокойно, готовь свою яську к посвящению, наслаждайся. Скоро она и от тебя уйдёт. Такая неуловимая, как колобок, - я попытался было рассмеяться и закашлялся.
– Ярик, она же МОРА! Ты понимаешь?

– Да?
– дурковато изумился он.
– А я думал, она моя любимая женщина.

Он встал, покачиваясь, и направился по тропинке в сторону виднеющейся у забора бани.

Я кое-как спустился к Юрзе в наименее людном месте, разделся и стал пытаться смыть с себя ледяной весенней водой кровь и грязь. Прополоскав одежду, я разложил её на речном песке - хорошо хоть солнце сегодня пекло по-летнему. А сам устроился на пока ещё зелёной, не иссушенной летним жаром траве в небольшой овражной впадине, спускающейся прямо к реке. Промытые ссадины ужасно щипало. И саднило где-то глубоко в груди. И я затруднялся определить - что же было больнее. Голова гудела как колокол - все-таки неплохо он меня приложил, хорошо хоть о мягкую землю, а не о бетонную дорожку. Пытаясь унять головную боль, я закрыл глаза и, согретый солнцем, провалился в сон.

* * *

– Где они?
– просипела Свенка, с недоумением прислушиваясь к лесной тишине, не нарушаемой человеческим присутствием.

– Я закружила их, - отозвалась мора.
– Но скоро они снова будут здесь. Надо торопиться.

Свенка кинулась было за ребёнком, но остановилась:

– Куда ты меня поведёшь?

– Тебе не всё равно, княгиня? Хуже, чем в лапах у гучей, не будет.

– А как будет?

– Будет не так больно. Поторапливайся же, - нервно одёрнула она Свенку, прислушиваясь к неясным звукам.