Моран дивий. Стезя
Шрифт:
У меня потемнело в глазах. Я опустился на ближайший валун, потрясённый неожиданным узнаванием. Ведьма внимательно и неотрывно смотрела на меня - холодно и изучающее. Её распущенные волосы трепал сильный ветер, раскачивающий верхушки лесных сосен-великанов и пронзительно свистящий в щелях руин. Сейчас ничто не напоминало в ней уютную домашнюю наседку.
Я подобрал осколок камня, подошёл к алтарю и медленно стал соскребать мох. Под ним проступали черты и резы загадочных древних рун.
– Ты знаешь, что здесь написано?
– спросил я, не оборачиваясь.
– Свенка не смогла прочитать.
– Здесь написано: "Ищущему - путь, ведающему - освобождение".
– Что это значит?
Ксеня подошла
– Эта надпись имеет два смысла - практический и метафизический. Практический смысл первой части, думаю, понять не сложно. Свенка искала здесь путь к спасению своего сына - она его нашла. Что касается второй части... Она касается посвящённых. Жрецы древнего знания в течение жизни проходили множественные этапы инициаций, постигая непостижимое. Видимо, на каком-то этапе познанное оказывалось слишком неподъёмным для невеликих возможностей человеческой сущности. Когда они чувствовали, что предел наступил, что черпнули лишку, что спина их начинает хрустеть и потрескивать под грузом несомого, они приносили свою жизнь сюда, на этот алтарь, наполняя общий колодец познания своим опытом. Смерть становилась их освобождением...
– А метафизический смысл?
– Я не дам тебе готовых определений. Их нет. Каждый выводит для себя свой смысл, открывающийся ему в процессе познания.
– Откуда ты всё это знаешь? Почему не знала она?
– Она была очень молода и только готовилась стать посвящённой. Ей необходимо было пройти долгий путь, чтобы зачерпнуть хотя бы десятую долю моего знания.
Женщина помолчала.
– Я вижу, ты узнал это место. Видимо, Моран показал тебе всё. Что же ты хочешь услышать от меня?
Не в силах произнести ни слова, я с ужасом смотрел на неё. Этого не может быть... Этого не может быть!
Взгляд ведьмы говорил об обратном.
– Это был ты. Ты - сын Свенки и Малица из Зборуча, наследник крови Угрицких князей. Единственный, кто выжил в кровавой мясорубке нашествия гучей почти тридцать лет назад.
IV
Осень медленно, но верно вступала в свои права. Из окна тряской и дребезжащей маршрутной "газельки" я рассеянно следил за проносящимися вдоль трассы её пышными богатствами: золотом клёнов, ржавчиной вязов, фиолетово-розовым деграде смородиновых кустов и - зеленью на обочинах, почуявшей осеннюю благодать и пробивающуюся между высохшими пыльными жёлтыми травами лета.
Я ехал в Юрзовку. Спустя четыре месяца после моего последнего визита сюда. Эту поездку я не планировал, вернуться сюда я собирался гораздо позже. Так было договорено. Но вчерашний звонок всё изменил. И засел у меня в сердце ноющей болью.
Звонила Ксеня. Что и неудивительно. Она была в посёлке теперь единственным человеком, который мог мне позвонить. И, наверное, единственным, кто посчитал необходимым сообщить о случившемся. Я был ей благодарен. За звонок и непритворное сочувствие сейчас, за помощь и поддержку прошедшей весной. Всё значение этой помощи для моей судьбы, думаю, мне ещё предстояло оценить. Сам для себя я пока ещё не уяснил: обрёл ли я почву под ногами? лишился ли её?
Вернувшись в тот достопамятный день из Морана, я напился. Просто - сидел за столом, молча опрокидывая рюмку за рюмкой. Ксеня также молча мне подливала. Она не мешала мне пытаться усвоить неусваиваемое.
Теперь я знал, наконец, что значили мои сны, знал кто я, знал откуда, знал как и почему здесь оказался. Но как уложить это знание в сопротивляющееся сознание? Как свыкнуться с мыслью, что люди, которых ты
считал родителями, таковыми не являются? Как перестроиться с мироощущения автослесаря на мироощущение наследника Угрицких князей?Как совместить две эти ипостаси? Или как разделить их? Что мне вообще делать теперь со своей жизнью?
Может, у меня есть какие-то обязательства перед моей настоящей родиной и моим родом? Может, жизнь мне была сохранена богами совсем не случайно? И теперь я должен заявиться к полянам и заявить о своих правах? Или обязанностях? И в чём они? А может, продолжать жить в привычном мире, ничего не меняя, постаравшись забыть, насколько это вообще возможно, об узнанном. В том числе о Юрзовке. О Моране. О Леське...
Ну, о Леське-то мне придётся забыть в любом случае. За всё то время, что я прожил у Ксени в мае, - около двух недель,- я ни разу с ней не увиделся. Встреч она старательно избегала, и цербер по фамилии Панько стерёг её тщательно. Да, честно говоря, я и не знал теперь - надо ли нам с ней видеться. Что нам сказать друг другу? Она всё объяснила ещё прошлой осенью. А этой весной сожгла последний мост.
Тоска по ней, правда, никуда не ушла, просто кровоточащая рана стала тупой хронической болью, зудящей, как комариный укус. Постоянное присутствие этой боли было как камень на шее, который я вынужден был постоянно за собой таскать. Это бесило меня, я мечтал об освобождении - но как? Оставалось, по старинке, уповать на лечебные свойства времени. Которое проходит, как известно, и оставляет после себя пыль и забвение.
... Я с усилием потёр лицо ладонями и мысленно выругался. Сколько можно гонять эти мысли по кругу? Сколько можно терзаться ими, изматывая душу и тело? Когда же мы уже дотрюхаем до этой проклятой Юрзовки? Нет ничего хуже, чем оставаться в бездействии, наедине с терзающими тебя думами. В этом смысле долгая дорога - тот ещё инквизитор.
Я воткнул в уши плейер. Чтобы отвлечься от горькой жвачки опостылевших дум и чтобы не слушать плей-лист водителя. Как истинный член гильдии маршрутчиков, он питал особое пристрастие к пацанской лирике и блатняку, и как раз сейчас, когда на всех коротких радиоволнах передавали одно шипение, он решил порадовать пассажиров заунывным гнусавым завыванием любимых исполнителей. Ну что ж. Радио перестало ловить. Значит, скоро Юрзовка.
Музыка плохо справлялась с задачей отвлечения от надоевших мыслей. Я попробовал читать. Строчки прыгали перед глазами, сливаясь в воспоминания и не желая раскрывать мне свой истинный смысл...
* * *
За те майские дни, что я провел в Юрзовке почти полгода назад, мы с Ксеней каждый день наведывались в Моран. Ненадолго. И не удалялись далеко от ворот.
– Видишь ли, Митенька, - ответствовала назидательно Ксеня на мои нетерпеливые устремления.
– Этот лес - далеко не парк для прогулок. Людям неподготовленным в нем находиться опасно. С твоей же подготовкой ты даже ёжика побороть не сможешь. Что уж говорить о волках и медведях. И о лихих людях. И о прочих опасностях, которыми кишит приграничье.
– Зачем же мы сюда ходим?
– недоумевал я.
– Постоять за ёлку подержаться?
– Именно!
– восклицала моя наставница, воздевая у меня перед носом указующий перст.
– Именно за ёлку и именно подержаться. Я хочу дать тебе возможность обнюхаться с Мораном. Понять в какой стадии близости вы находитесь. На каком языке изъясняетесь. Насколько он тебя признаёт и в каком качестве.
– Ну и?
– поинтересовался я.
– Поняла?
– Балда!
– разозлилась Ксеня.
– Дали же боги ученичка-раздолбая. Я, извиняюсь, это как должна понять? Твои отношения с Мораном - это твоё интимное дело. Ты слушай - и услышишь, смотри - и увидишь.