Моран дивий. Стезя
Шрифт:
– В общем, что такое ведьма ты не скажешь?
– Митенька, - вздохнула ведьма, - не тяни ты из меня готовых формулировок. Я не твой преподаватель по логике. Нет здесь определения и быть не может. И потом - откуда мне знать о твоих представлениях? Верные они или неверные...
– Ну, в моём представлении, - не сдавался я, - ведьма - это травница, знахарка, отягощённая некими сверхъестественными колдовскими способностями. Не всегда направленными на благо людей...
– Вот ты и выдал формулировку! Зачем, жаль моя? Зачем пытаться тонкие материи непременно обрядить в кирзовые сапоги? Раньше люди были деликатнее - принимали явления такими, какие они есть, не стараясь
Она опёрлась на стол своим аппетитным задом и продолжила:
– Видишь ли, ведьмы - ведают. Они - постигшие некое знание. В основном - его части и частности. Как невозможно объяснить технологию ведьминского оборота, который каждая из нас проходит в период постижения, так невозможно объяснить сущность ведовства. Это постижение начинается там, где кончаются скудные человеческие слова.
– Значит, ведьмы не варят слабительные и не наводят порчу на соседских коров?
– Варят обязательно. Это, так сказать, побочная деятельность, которой ведьмы испокон веку зарабатывали себе на жизнь. А что касается порчи... Этим ведьмы тоже грешат. Всё зависит от обстоятельств, от умения, от размеров и качества знания. А главное - от личности и её моральных установок. От рода, который передал ведьме дар и знания. От крови, которую в этот род вливают для получения потомства. Много от чего...
– То есть, ведьма - звание наследственное?
– Да, каждая должна родить себе приемницу. Если она в этом заинтересована.
– Ты, я вижу, план перевыполнила - у тебя их целых три...
Ксеня улыбнулась.
– Они хорошие девочки. Но родовой ведьмы среди них нет. Не получилось пока. Большее, что я могу из них воспитать - хороших ворожей.
– Кто же их отец?
– У них разные отцы, Митенька. Я пробовала добавлять разную кровь в зелье моего наследственного дара. Но...
– Ксеня фыркнула, - жидковата она оказалась для метафизического взрыва - нужные для производства ведьмы свойства присутствуют у мужиков по эту сторону Морана поистине в гомеопатических дозах. Так ведьминский род и вырождается...
Она задумчиво посмотрела на меня.
– А вот от тебя могло бы получиться. С твоей-то кровью...
Я почувствовал, как у меня вытягивается лицо.
– Ну что ты таращишься на меня, будто я прошу тебя живого ежа съесть?
– расхохоталась ведьма.
– Моё рассуждение - ещё не предложение. Расслабься.
– От твоих рассуждений просто оторопь берёт, - выдохнул я.
– Ты в следующий раз поаккуратней, а то я расценю их, как руководство к действию.
– А и расцени, - проговорила она, придвинувшись ко мне вплотную и призывно приоткрывая губы.
– Я не обижусь...
– Что ты знаешь о моей крови?
– тихо спросил я.
Ксеня хмыкнула, отступила от меня на шаг и направилась к двери.
– Пора обедать, соня, - бросила она через плечо.
– У меня девчонки не кормлены. Да и тебе не мешает подкрепиться - отощал без Леськиных борщей...
– Слушай, - я остановил её за локоть и развернул к себе.
– Не надо мне зубы заговаривать. Я пришёл к тебе не за борщами. Хоть за них, конечно, большое спасибо. Ты что-то знаешь обо мне. Что-то важное, что должно расставить, наконец, в моей жизни точки с запятыми.
– Ты уверен, - серьёзно
спросила ведьма, глядя мне в глаза, - что хочешь услышать то, что я могу тебе рассказать? Пойми, жизнь твоя после этого уже никогда не будет прежней.– Ксеня, мне не за что держаться в прежней жизни. Я жду твоего откровения, как спасения. Может, оно укажет мне дорогу. Заплутал я, ведьма, - и впереди меня тьма, и свернуть некуда, и назад уже не возвратиться.
– Я расскажу тебе всё, что знаю, - сказала она.
– Но всё равно - сначала обед! Дети голодные, а дорога твоя столько лет ждала, ещё часок подождёт.
* * *
Малыши чинно восседали за столом, уминая обед - только ложки сверкали. Даже их двухлетняя сестра, взгромоздившись с помощью матери на свой высокий детский стул, не баловалась, не капризничала, и не пыталась размазать кашу по столу или накормить ею кошку. Она сосредоточенно несла ложку, зажатую в кулачке, ко рту, большую часть по дороге проливая на слюнявчик, и сосредоточенно жевала то, что удавалось донести. Покончив со всеми переменами блюд, девочки поблагодарили, попросили разрешения гулять и, прихватив с собой младшую, унеслись во двор. Воспитание у ведьминских детей было на высоте - здесь, видимо, не забалуешь.
– Ксеня, сколько тебе лет?
– спросил я, поглядывая на хозяйку поверх ложки.
Она хитро подмигнула мне:
– Всё-таки присматриваешься? Только зачем тебе мой возраст? Тебе ж меня не варить.
– Я видел тебя, дай бог памяти, с десяток лет назад. И с тех пор, мне кажется, ты нисколько не изменилась.
– Слабоватый комплимент, - вздохнула она, убирая со стола.
– Но зачтём. Как пробный шар. Вообще-то, у ведьмы после детства всего два возраста, без всяких оттенков и переходов: возраст, когда она может рожать детей и возраст, когда уже не может. Я в этом смысле ещё достаточно молода. Не боись, не прогадаешь.
Я рассеянно улыбнулся.
– Ладно, - сказала Ксеня, вытирая руки кухонным полотенцем.
– Вижу, о чём бы ни говорил, об одном думаешь. Пошли.
* * *
Мы вышли за калитку и зашагали по проходящей мимо дома грунтовке. Весенняя степь была прекрасна. Она журчала и перезванивалась сотнями голосов, она цвела и зеленела, она дышала пьяным душистым воздухом начала мая. Степь справляла свою короткую свадьбу и копила силы перед иссушающим зноем наступающего лета.
– Хорошо, правда?
– Ксеня глубоко вздохнула, прищурив глаза от удовольствия.
– Старею, наверное, - начинаю всё больше ценить красоту жизни. Раньше редко её замечала. Зато острее переживала. А с возрастом, выходит, глаза открываются, а чувства притупляются. Вместе с зубами...
Она явно не торопилась с моим просвещением. Да и во мне вдруг зашевелился смутный страх перед предстоящими откровениями.
– Куда мы идём?
– решился я спросить после длительного молчания.
– Да, собственно, пришли уже...
Ведьма остановилась у небольшой купы чахлых вязов. Взяла меня за руку.
– Хочу для начала тебе кое-что показать, - пригнувшись, она нырнула в заросли, увлекая меня за собой.
Подняв глаза, я понял, что нахожусь не в куцой рощице из десятка покорёженных степными ветрами деревьев. Мы стояли на вершине холма, к подножию которого тянул зелёные щупальца огромный, чёрный, дремучий лес, окружающий наш лысый островок со всех сторон. Я огляделся. Вокруг громоздились обтёсанные камни, остатки стен и грубо, но монументально сработанные колонны...