Моран дивий. Стезя

– Послушай, княжич, - проскрежетала она, наконец, елейным, с её точки зрения, тоном.
– Хочу предложить тебе сделку. Ты подожди, подожди хмыкать!
– зачастила, заметив мою реакцию.
– Не торопись отказываться. Это будет сделка не человека с морой, а двух равноправных участников. Никаких отсроченных платежей. Всё честно и прозрачно: информация за информацию. У меня есть ЧТО тебе сообщить, у тебя есть ЧТО сообщить мне.

– Разве?

– Мне нужно знать, что ты видел тогда, в Морановой крепи.

– Чем будешь расплачиваться?

– Есть у меня одна занимательная историйка про нашу общую знакомую.

– Про Божену?

– Вот ещё!
– скривилась мора.

– Про неё вряд ли я смогу сообщить тебе что-то новое. Скорее, ты знаешь больше.

Она загадочно помолчала, косясь в мою сторону, и, не дождавшись моих нетерпеливых понуканий, торжественно завершила:

– Про ведьму Юрзовскую.

Я пожал плечами.

– Меня, знаешь ли, её грязное бельё не очень интересует. К чему мне сейчас эти историйки? О чём? О мужьях, о детях, о любовниках?

Вежица, упав на карачки, обползла костёр, придвинувшись ко мне почти вплотную.

– Никогда не брезгуй, - свистящим шёпотом дохнула мне в лицо старуха, - грязным бельём, княжич. Ещё один мой бесплатный тебе совет за сегодня. Среди этого белья может быть зарыт острый нож.

– В данной конкретной истории он зарыт?
– уточнил я. Море всё-таки удалось меня заинтриговать.

– Зарыт, зарыт. Очень большой и очень острый.

– А поточнее?

– А поточнее - после заключения сделки.

– Э-э-э, мора, - протянул я, - не готов я что-то к играм вслепую. Вдруг ты мне мыльное фуфло подсунешь в обмен на мою бесценную информацию?

Пергаментное лицо моры перекривила усмешка. Она медленно достала засапожный нож и провела им по своей ладони. Царапина набухла чёрной в свете костра кровью и пустила тонкую струйку на запястье.

– Ты ведь хочешь узнать, кто открыл вторые ворота в Юрзовке?

Лезвие в её руке выжидательно покачивалось, гипнотизируя меня рыжими отблесками огня. Спустя несколько мгновений я протянул ладонь. Живец казался отменным.

Мора пошептала над спаянным кровью пожатием, подняла на меня глаза. Я потянул было руку к себе, но старуха вцепилась в неё словно клещами.

– Пусть отсохнет десница солгавшего, - завершила она со смаком, разжимая пальцы.

– Хороша приговорка, - я ругнулся, вытирая руку о траву.
– Вот ты и начинай. Посмотрю на твою десницу...

Вежица подобрала своё сухопарое жилистое тело, как перед прыжком. Её зрачки расширились до размеров радужки, придав глазам почти нормальный вид. Старуху просто распирало от сознания значимости той тайны, что она намеревалась сообщить.

– Знаешь ли ты, княжич, как зовут твою ведьму?

Я несколько растерялся, не ожидая подобного вступления.

– Ксения, - вскинув руку, я прихлопнул на щеке припозднившегося комара.

– А дальше?

Память натужно заскрипела, проворачивая шестерёнки сданных в архив воспоминаний.

– Ксенией Михайловной, кажется, её старшина величал. А по фамилии... Орешкина, что ли она...

– Асташкова.

– Ну да, ну да, точно. И что?

– А то! Асташкова она по мужу, с которым приехала в Юрзовку более тридцати лет назад откуда-то с северных ворот. То ли из Архангельской, то ли из Пермской области... Не суть.

– Более тридцати лет?! Мне казалось, она гораздо моложе. Хотя... По этой ведьме не скажешь...

– По любой ведьме не скажешь, - угрюмо заметила мора.
– Владеют они разными тайными знаниями, среди которых тайна молодости - не последняя. Зато, когда срок приходит, - старость их бывает стремительна, а смерть беспощадна. Всем и за всё приходится платить, мой милый, всем и за всё...

– Ну, не скажи, - я демонстративно зевнул, - у меня был знакомый, который на спор взял кредит в банке на полмиллиона рублей и ни копейки за него не заплатил. И приставы не донимали - он казак вольный, сегодня здесь, завтра там. Попробуй поймай ветра в поле. Уж больно ты, мора, склонна к обобщениям, как я посмотрю...

Мора, проникнувшаяся темой о тайне молодости и заметно взгрустнувшая по поводу недоступности оной, возмущенно зыркнула на меня, вторгшегося со своим прозаическим примером в высокие материи.

– Ближе к делу, - раздражённо бросил я.

Мора рассеянно огладила лежащую подле неё скатку войлочного одеяла.

– А? Ну так вот я и говорю. Асташкова - это она по мужу. А по отцу-то она Черемис. Ксения Михайловна Черемис, мой милый...

* * *

Ярослав проснулся, когда густая чернота неба начала линять, предвещая скорый рассвет. Приподнявшись на локте, он недоумённо уставился на меня, шепчущегося у костра с морой. Накинув одеяло на плечи, страж уселся напротив, старательно смаргивая сон.

– Почему не разбудил на смену, как уговаривались?
– буркнул он.
– Или думаешь много толку с походника, который спотыкается о каждый пенёк с недосыпу?

Не удостоив стража ответом, я резко вскинулся, опрокинув нетронутую кружку остывшего кофе: у кромки леса в сереющем воздухе, прорисованные чёрной акварелью, чётко выделялись два силуэта - человека и коня.

Зварыч, не поднимаясь с места, уже взвёл балестру, целясь в неожиданного гостя. Человек, закинув поводья на ближайший сук, поднял руки развёрнутыми ладонями к нам и спокойно пошёл к костру. Присмотревшись, Зварыч зевнул, опустил оружие и, натянув одеяло на голову, снова завалился спать. Ярослав, ещё какое-то время напряжённо всматривающийся в серые сумерки, тоже вдруг расслабился, легко поднялся на ноги и отправился встреч приближающемуся незнакомцу. Они быстро и весьма сдержанно обнялись, поприветствовав друг друга. Перемолвились несколькими фразами поодаль от костра, и только тут я, наконец, узнал раннего визитёра. Сердце ухнуло куда-то в желудок и забилось снова - беспорядочно и... радостно, что ли? Весьма глупо с его стороны.

– Ну, здравствуй, - сказал я ему после продолжительной паузы, в течение которой мы рассматривали друг друга.
– Какими судьбами?

– Решил, что ты без меня пропадёшь, - Тим уселся у костра, по-турецки скрестив ноги и с облегчением сбрасывая на землю оружие.

– Тебе ни один хрен - пропаду я или выживу?

Тим неопределённо пожал плечами.

– Или боишься, Моран заругает, если раньше срока меня уморите? Об этом заботишься?

– Об этом, - улыбнулся он. Улыбнулся просто, открыто, как раньше.
– И о Семёныче, наставнике твоём вятшем. Уж так сокрушался дядька, что ты там, а доблестный скакун твой здесь. Плешь мне проел сожалениями. Короче, привёл тебе твоего Рыжика, княжич. Задолбался его сквозь чащу тащить, дурня. Уж такая упрямая и глупая скотина! На мой взгляд, лучше бы ты здесь себе кого поумнее присмотрел. Но разве Семёныча переспоришь, чёрта старого!

– Чего ж ты по ночи шастаешь?
– спросил Ярослав, нарезая сало.

– Да уж светает, - Тим увлечённо копался в своём рюкзаке, извлекши, наконец, к общей радости походников остро пахнущий чесноком и пряностями шмат розового сала, аппетитно рассечённый мясными прослойками.
– Просто я, как оказалось, недалече лагерем стал, заприметил ночью огонёк ваш. Не пошёл, конечно, по темну, справедливо рассудив, что в потёмках подстрелят земляки и имени не спросят. А как только развиднелось - сразу коняшек под седло. Летим, говорю, добры кони, навстречу барабанам и трубе.