Моран дивий. Стезя

Мне было хреново. Тошно. И страшно.

Я поперхнулся стиснувшим горло спазмом, когда совершенно случайно, бросив взгляд через плечо, увидел соткавшийся из черноты леса корявый силуэт моры. Беззвучно материализовавшись в свете луны, она потрясла космами, омывая их седину в седом сиянии светила, и протянула в небо корявые сучья рук.

– Государыня, - проскрипела она, - вспомни обо мне...

Сквозь пальцы, по рукам моры струилось жёлтое молоко света, текуче проливаясь в траву. Она поднесла полные горсти к лицу и стала жадно пить. Вдруг, спохватившись, вскинула голову и уставилась на меня через всю поляну пристально и сердито. Медленно, тщательно мора облизала ладони, утёрла рот рукавом от густого белого мёда и пошла к костру.

Я присел напротив, с опаской поглядывая на странное существо, усердно, как ни в чём ни бывало, перетягивающее тетиву на балестре.

– Никудышний из тебя сторож, - бросила она небрежно.
– Я уж сколько вокруг похаживала, сучьями потрескивала, ветками помахивала - ничего не почуял. Какой прок, скажи, от такого караула?
– мора подняла глаза на меня, вгляделась пристально сквозь красноватое марево прогорающих углей.
– Обиды свои нянчишь, княжич? Себя жалеешь? Да так самозабвенно, что ничего вокруг не замечаешь... Плохо это.

Я не ответил. Да и что тут отвечать? От подобной проницательности невольно чувствуешь себя голым посреди шумной улицы.

– Что ты сейчас делала, мора?

Вежица опустила глаза и продолжила молча трудиться над балестрой, как будто не слышала моего вопроса. Я повесил котелок над костром, подбросил сушняка. В рюкзаке у меня завалялся последний пакетик кофе. Сейчас я вспомнил о нём и мне неожиданно остро захотелось его вкусного, домашнего аромата и горячей кружки в руках.

– Ты права, - крошечные пузырьки нитями потянулись со дна котелка, тая на поверхности.
– Из меня не только сторож никудышний. Я, по-моему, вообще сел не в свои сани.

Мора зыркнула на меня исподлобья, отложила балестру.

– А ты мог в них не садиться?

Она подвинула к себе сумку с болтами, принялась перебирать их, пошкрябывая наконечники о точильный камень.

– К чему терзаться понапрасну, княжич? Никто из нас не выбирает себе дорогу. Её всегда выбирают за нас. А та иллюзия выбора, о которой нам свойственно впоследствии вспоминать, сожалея о неверном шаге, всего лишь обман. Он желанен, потому что даёт ощущение нашей значимости, нашей важности, льстит нашему самомнению: да-да! это я сам выбрал свою судьбу, и если она не задалась - это мои ошибки. Какая глупость!
– мора фыркнула.
– Сами они строят свою жизнь - как же! Строят, строят, потом приходит в их деревню кто-то с железным топором и весёлым огненным петухом и - херак!
– нету боле ни пути, ни дороги, ни этих строильщиков, кузнецов собственного счастья. Ха! Или, может, глупый человечишка выбирал судьбу, когда его такси опоздало на самолёт, который полчаса спустя должен разлететься на миллион осколков, хлобыснувшись о волны Тихого океана? В чём тут его воля, его сознательный шаг? Может, ты, княжич, выбрал свою судьбу, родившись в Зборуче? Попавшись в сети к Морану? Ты давал своё согласие, перед тем, как он принял тебя? Ты можешь сейчас вернуться домой, зная что тебя там ждёт?

Мора ни разу не взглянула на меня, занимаясь своим рукоделием. Она говорила спокойно и размеренно, устало втолковывая прописные истины неразумному дитяти.

– Подбери сопли, княжич. Не думай ты больше о том, правильно ли всё сложилось. Думай о том, как в этом дерьме тебе теперь не захлебнуться. Барахтайся, княжич. Это мой тебе совет. И лучшего тебе никто не даст. Барахтайся, сопротивляйся, цепляйся зубами. Иначе сгинешь, еще до Заморья не дойдя. А уж там и подавно.

Слова сердитой бабки проливались бальзамом на мою душу. Может, мне сейчас не хватало именно этого: чтобы кто-то взял меня за шиворот, хорошенько встряхнул - хватит ныть, княжич, начинай сражаться!

– Значит, ты считаешь, человек вообще ничего не решает в своей жизни? Для чего же ему разум, совесть, зачем ему известна дилемма добра и зла? Если он, как безвольная марионетка, следует тем курсом, который ему разметили?

Вежица, не отрываясь от своего занятия, оскалила жёлтые зубы.

– Почему же? Человек многое решает. Относительно чужих судеб. Относительно своей он тоже может решить. Правда, решение здесь только одно - плыть против течения. Ох, тяжело повернуть, княжич, человечку. Да и цена велика.

– Цена?

– Ну, представь. Разворачиваешься ты сейчас встреч стремнине, выбираешься из колеи и идёшь назад, в Юрзовку. Какова будет цена твоего решения?

– А если всё получится? Если мне удастся скрыться от охотников и Морана? Вдруг я проживу долгую и счастливую жизнь? Почему ты этого не допускаешь?

– А попробуй!
– развеселилась мора.
– А что? Вдруг удастся тебе посрамить мою теорию? Вдруг ты найдёшь в себе силы двинуть против судьбы? Вдруг ты и вправду проживёшь долгую и счастливую жизнь... где-нибудь в бункере на Северном полюсе?
– она сипло закудахтала. Смешно, да уж...

– А мора? Мора вольна принимать решения? Вольна управлять своей судьбой?

Кудахтанье осеклось. Вежица сосредоточенно поскребла в затылке арбалетной стрелой и закинула её в свой обшарпанный берестяной тул.

– Догадываюсь, почему спросил. Решение одной красной девки покоя тебе не даёт? Знай же, княжич: моры, в отличие от людей, часто плавают против течения. Если это течение не от Морана течёт, - она пристально рассматривала наконечники болтов, трогая заскорузлым пальцем колючее остриё и складывая их один к одному бережно, словно любимые цацки.

– Она ушла от тебя, потому что так велел ей Моран. Ты ему был нужен. Без неё.

– Велел Моран?

– Что тебя так удивляет? Или ты думал, Моран - добрый дедушка, пекущийся о твоём благе? Как бы не так! В вопросах выживания он руководствуется голой целесообразностью. Ты для него важен не сам по себе, спаситель полян, а как шанс восстановления порванной сети. Не обольщайся. Твоя миссия - залатать дырку на теле Морана. И всё.

Перед рассветом было тихо - ни шевеления, ни дуновения. Луна закатилась за деревья, оставив нас наедине с рыжими языками костра. Сучья тихо, шёпотом, пощёлкивали, выбрасывая в непроглядную ночь мгновенно тающие искры.

– Я не хочу тебе верить, мора, - с трудом произнёс я.
– Но, возможно, ты и права. В чём-то. Насчёт моей миссии, мне кажется, ты утрируешь. Да, залатать. Конечно. И это никакая не тайна. Но одно не исключает другого - спасти Моран, значит спасти весь его мир, и людей его населяющих. Разве нет?

Мора хмыкнула.

– И потом. Хромают твои сентенции фактами на обе ноги. Ты говоришь, что мора никогда не пойдёт против Морана. А как же та девка, которую он заточил в своей крепи? А Бажена?

– А что Бажена?
– хитро прищурилась старуха.

Я промолчал, вдруг испугавшись - не сболтнул ли чего лишнего?

Она задумалась, уставившись в костёр. А я только сейчас заметил, что вода давно кипит, вспучиваясь на поверхности маленькими гейзерами и лопаясь прозрачными пузырями. Потянувшись за кружкой, вытряхнул в неё кофе, залил кипятком, подхватив котелок через рукав куртки, размешал подобранной у костра палочкой. Запахло жжёными покрышками.

Вежица о чём-то живо размышляла, и эти мысли её весьма разволновали. Она неожиданно вскочила, заходила взад-вперёд. Потом села на прежнее место, потёрла с усилием колени. Рассеянно повертела в руках балестру, отложила в сторону.