Морана и Тень. Плетущая
Шрифт:
Ена не узнавала окружающий мир. Привычная земля под ногами чаще состояла из заледеневшей грязи, пожухлой, пропитанной кровью травы или сожжённых останков. Встречные леса будто ощетинились, растопырив голые острые ветки. Свинцовые грузные тучи не пропускали солнца. Увиденное напоминало безжизненную и выцветшую картину тех земель, по которым люди ходили при её жизни.
Ена рухнула на колени от усталости, Морана замерла и обернулась. По её губам вновь скользнула тень понимающей улыбки.
– Воды? – спросила она, и Ена закивала, моргнуть не успела, как в руках богини привычно появился бурдюк. Ена поблагодарила кивком и жадно приникла к горлышку.
Первые сутки шла она за богиней безропотно, без отдыха резала
С тех пор Ена если голодна – говорит, если жажда мучает – просит воды, если устала, то останавливается. Морана всё, что нужно, ей даёт, из ниоткуда пищу да напитки сотворяет. Может, и одежду новую Ена могла попросить, но постеснялась и пару дней назад взяла сухие штаны и новую рубаху с кафтаном из встреченного обоза. Мёртвому мужчине одежды уже не пригодятся.
– Ещё чего желаешь? – мягко уточнила Морана.
– Тепла.
Просьба была новой и, судя по всему, для богини внезапной и непонятной. Она оглядела опушку в сгущающихся сумерках: ни тел, ни животных, ни оживших мертвецов. Сделав одно движение руки, богиня щёлкнула пальцами, и в паре шагов от Ены загорелся скромный костёр. Девушка протяжно выпустила воздух, зажмурилась от вспыхнувшего света, но, подобравшись к пламени ближе, протянула руки. Ладони обдало потоком тёплого воздуха, и Ена задрожала сильнее, ощутив, насколько же холодно вокруг.
– Я умерла, верно? – У Ены были дни, чтобы обдумать, вспомнить свои последние мгновения, наполненные болью и бесконтрольно вытекающей из раны кровью. Она помнила онемение, слабость, сонливость и холод. Помнила свой конец.
Аккуратно подобрав перепачканный сарафан, Морана села на старый пень. Тяжело опустилась с тихим вздохом, и Ена лишь удостоверилась, что и богине знакомы усталость и бессилие, просто держаться она способна дольше. Эти слабости делали Морану более… живой и человечной. Радовали Ену, а затем пугали, ведь если у богини смерти есть предел, то как им со всем справиться?
Взгляд Мораны был спокоен, когда она согласно кивнула, отвечая на вопрос.
– А это… наказание за мои грехи? Тёмная сторона Нави? Впредь мне бесконечно ходить и на мертвецов смотреть?
Богиня одарила её снисходительной улыбкой.
– Неужели ты много нагрешила, что уверена в наказании? – прозвучал насмешливый вопрос.
– Достаточно, – со всей серьёзностью ответила Ена, стараясь не вспоминать о том, сколько жизней отняла, сколько судеб испортила.
Все они заслужили её месть, но и она за содеянное заслужила наказание. Знала, что расплата придёт, хоть и надеялась, что не так скоро. Морану её уверенность не впечатлила.
– Ты умерла, но это не Навь. Я сумела тебя вернуть.
– Почему именно меня? Разве нет кого важнее, разве… не князь… любой князь или воин пригодится больше.
– Помнишь, что я о мертвецах тебе рассказала? О нитях жизни?
Ена кивнула и обхватила себя руками: долгожданное тепло разлилось по телу. В первые дни совместного путешествия Морана поведала о царе и царице подземного царства, про их любовь к богатствам и о том, что скопившиеся мёртвые тела выбрались, потревоженные дрожью земли. И с тех пор покойники оживают, точно заражённые неведомой болезнью. Теперь далеко не все умершие уходят к Моране, как должны, многие души остаются, прикованные к погибшему телу из-за не до конца порванных нитей. Держат они души в гниющей плоти. Поэтому богине пришлось в физическом теле явиться на землю да самой мертвецов забирать.
Морана закрепила серп на своём поясе, вытянула руки и развела их в
стороны. Между ладонями богини протянулись три золотые нити.– В каждом смертном вдоль позвоночника находятся нити жизни. Вот так. – Она расположила ладони друг над другом, и нити вытянулись вертикально. Ена во все глаза смотрела на творимую магию. – Я не могу восстановить разорванные нити, а при смерти обязательно хоть одна да рвётся. Но ты… особенная, – с улыбкой пояснила Морана. – Мокошь то ли специально, то ли случайно, плетя твои нити, всё перепутала.
Богиня сделала вращающее движение кистью снизу, и три нити спиралью свились между собой, создав более прочную нить. Ена смотрела на происходящее с благоговением и тревогой, не до конца понимая, хорошо увиденное или плохо.
– Твои нити, соединённые вместе, стали крепче, – пояснила Морана, заметив растерянность Ены. – Когда я отыскала тебя, тело твоё действительно было мертво. Похоже, ты истекла кровью. Однако ни одна из нитей не порвалась. Я душу обратно в тело вернула, и раны твои сами затянулись.
– Значит, я… действительно умерла? Я к-как эт-ти бродячие м-мертвецы? П-покойник?
– Нет, – Морана качнула головой. – Ты не как они. Ни одна нить не порвалась, из-за них твоя душа не ушла, но и ходячим трупом ты не могла стать. У меня был выбор разрезать нити и направить душу на перерождение либо вернуть тебя к жизни.
Ена на всякий случай ощупала запястья, горло, грудь, чувствуя биение сердца и движение крови. Она не ощущала ничего странного, нового или необычного.
– Почему же ты выбрала второе?
– Потому что ты плетущая и смертная, – ласково улыбнулась Морана. – Мне нужна твоя помощь.
– Чем… как? Ты ведь… богиня! Ты создаёшь еду, воду и пламя из ничего. – Ена ткнула пальцем в сторону костра.
– Я связана правилами и ограничениями, за нарушение которых придётся платить даже мне, а ещё хуже, если расплачиваться будете вы, – серьёзнее напомнила Морана. Её радужки становились карими, стоило ей взглянуть на костёр, но светлели до бледно-голубых, когда она смотрела во мрак. – Озем и Сумерла нарушили правила, и мир страдает от последствий, которые, возможно, мы никогда не сумеем исправить. Зима на пороге, но в этом теле я смогу ходить лишь до весны. Если не справимся с мертвецами за мой сезон, то к следующей зиме некого будет спасать.
Ена невольно задержала дыхание, осознав всю серьёзность происходящего. Сердце сдавило при мысли о Зоране и Рокеле. Уже страх, а не холод распространился мурашками по рукам. Горло сжалось при воспоминаниях о Злате. Ена придвинулась к огню, жадно впитывая его живительное тепло. Весь мир за пределами их светового круга потемнел и притих, как если бы исчез.
– Я не справлюсь одна, – призналась Морана, её плечи поникли, она стала казаться более ранимой и слабой, чем мгновения назад.
Морана обратила внимание на свои колени, на перепачканный сарафан. Богиня, нахмурив брови, взглянула на свои рукава. На всех зимних праздниках развешивали синие и голубые ленты, при смертях наряжали мертвецов в синие кафтаны и сарафаны, прежде чем обмотать погребальным саваном. Синий и голубой – цвета Мораны, как лёд на замёрзших реках зимой. Даже если очистит, завтра, после встречи с новыми мертвецами, ткань снова окрасится в бордовый и бурый. Возможно, Морана подумала о том же самом и провела руками по своему наряду: под ладонями цвет ткани преобразился, растёкся от груди к плечам, от талии к подолу, пока весь сарафан не стал кроваво-алым с чёрным. Серебряные ленты в ряснах потемнели, кокошник из жемчужного засверкал красными неогранёнными кристаллами. Перемены казались простыми, но вместе с тем пугающими, как неестественная смена течения жизни, как река, внезапно пустившаяся в обратный ход, как луна, поднявшаяся не с той стороны. Как вставшие мертвецы, которым суждено было упокоиться.