Три вещи есть, что процветают врозь:Блаженно их житье и безмятежно,Пока им встретиться не довелось;Но как сойдутся – горе неизбежно.Та троица – ствол, стебель, сорванец,Стволы идут для виселиц дубовых,Из стеблей вьют веревочный конецДля сорванцов – таких, как ты, бедовых.Пока не пробил час – учти, мой друг, —Дуб зелен, злак цветет, драчун смеется;Но стоит им сойтись, доска качнется,Петля скользнет, и сорванцу – каюк.Не попусти Господь такому сбыться,Чтоб в день их встречи нам не распроститься.
Наказ душе
Душа, жилица тела,Ступай в недобрый час;Твой долг – исполнить смелоПоследний мой наказ.Иди и докажи,Что мир погряз во лжи!Скажи, что блеск придворный —Гнилушки ореол,Что проповедь – притворна,Коль проповедник зол.И пусть вопят ханжи —Сорви личину лжи!Скажи, что триумфатор,В короне воссияв,Всего лишь узурпаторЧужих заслуг и слав.И пусть рычат ханжи —Сорви личину лжи!Скажи вельможам важным,Хозяевам страны,Что титулы – продажны,Что козни их – гнусны.И пусть грозят ханжи —Сорви личину лжи!А гордецу и мотуСкажи, что сумасброд,Транжиря по расчету,Ждет
новых благ и льгот.Пусть злится – докажи,Поймай его на лжи!Скажи, что знанье – бремя,Что плоть есть только прах,Что мир – хаос, а время —Блуждание впотьмах.Земным – не дорожи,Сорви личину лжи!Скажи, что страсть порочна,Что обожанье – лесть,Что красота непрочнаИ ненадежна честь.Пустым – не дорожи,Сорви личину лжи!Скажи, что остроумье —Щекотка для глупцов,Что заумь и безумьеВенчают мудрецов.Так прямо и скажи —Сорви личину лжи!Скажи, что все науки —Предрассуждений хлам,Что школы – храмы скуки,А кафедры – Бедлам.И пусть кричат ханжи —Сорви личину лжи!Скажи, что на ПарнасеУ всякого – свой толк,Что много разногласий,А голос муз – умолк.И пусть шумят ханжи —Сорви личину лжи!Скажи, что власть опаснаИ что судьба слепа,Что дружба – безучастна,Доверчивость глупа.Так прямо и скажи —Сорви личину лжи!Скажи, что суд как дышлоИ вертят им за мзду.Что совесть всюду вышла,Зато разврат в ходу.Пусть бесятся ханжи —Сорви личину лжи!Когда же всем по чинуВоздашь перед толпой,Пускай кинжалом в спинуПырнет тебя любой:Ведь двум смертям не быть,И душу – не убить!
К вам, погребенным радостям моим,Я обращаю этот жалкий ропот,Тоскою и раскаяньем казним,Погибельный в душе итожа опыт.Когда бы я не к мертвым говорил,Когда бы сам я, как жилец могилы,В бесчувствии холодном не застыл —Взывающий к теням призрак унылый,Я бы нашел достойнее слова,Я бы сумел скорбеть высоким слогом;Но ум опустошен, мечта мертва —И в гроб забита в рубище убогом…Там, где еще вчера поток бурлилВо всей своей мятежной, вешней силе,Осталась лишь трясина, вязкий ил:И я тону в болотном этом иле.У нивы сжатой колосков прошу —Я, не считавший встарь снопов тяжелых;В саду увядшем листья ворошу;Цветы ищу на зимних дюнах голых…О светоч мой, звезда минувших дней,Сокровище любви, престол желаний,Награда всех обид и всех скорбей,Бесценный адамант воспоминаний!Стон замирал при взоре этих глаз,В них растворялась горечь океана;Все искупал один счастливый час:Что Рок тому, кому Любовь – охрана?Она светла – и с нею ночь светла,Мрачна – и мрачно дневное светило;Она одна давала и брала,Она одна язвила и целила.Я знать не знал, что делать мне с собой,Как лучше угодить моей богине:Идти в атаку иль трубить отбой,У ног томиться или на чужбине,Неведомые земли открывать,Скитаться ради славы или злата…Но память разворачивала вспять —Грозней, чем буря, – паруса фрегата.Я все бросал: дела, друзей, врагов,Надежды, миражи обогащенья, —Чтоб, воротясь на этот властный зов,Терпеть печали и влачить презренье.Согретый льдом, морозом распален,Я жизнь искал в безжизненной стихии:Вот так телок, от матки отлучен,Всё теребит ее сосцы сухие…Двенадцать лет я расточал свой пыл,Двенадцать лучших юных лет промчалось.Не возвратить того, что я сгубил:Все минуло, одна печаль осталась…Довольно же униженных похвал,Пиши о том, к чему злосчастье нудит,О том, что разум твой забыть желал,Но сердце никогда не позабудет.Не вспоминай, какой была она,Но опиши, какой теперь предстала:Изменчива любовь и неверна,Развязка в ней не повторит начала.Как тот поток, что на своем путиЗадержан чьей-то властною рукою,Стремится прочь преграду отмести,Бурлит, кипит стесненною волноюИ вдруг находит выход – и в негоВрывается, неудержим, как время,Крушащее надежды, – таковоЛюбови женской тягостное бремя,Которого не удержать в руках;Таков конец столь долгих вожделений:Все, что ты создал в каторжных трудах,Становится добычею мгновений.Все, что купил ценою стольких мук,Что некогда возвел с таким размахом,Заколебалось, вырвалось из рук,Обрушилось и обратилось прахом!..Стенания бессильны пред Судьбой;Не сыщешь солнца ночью в тучах черных.Там, впереди, где в скалы бьет прибой,Где кедры встали на вершинах горных,Не различить желанных маяков,Лишь буйство волн и тьма до горизонта;Лампада Геро скрылась с береговВраждебного Леандру Геллеспонта.Ты видишь – больше уповать нельзя,Отчаянье тебя толкает в спину.Расслабь же руки и закрой глаза —Глаза, что увлекли тебя в пучину.Твой путеводный свет давно погас,Любви ушедшей жалобы невнятны;Так встреть же смело свой последний час,Ты выбрал путь – и поздно на попятный!..Пастух усердный, распусти овец:Теперь пастись на воле суждено им,Пощипывая клевер и чабрец;А ты устал, ты награжден покоем.Овчарня сердца сломана стоит,Лишь ветер одичало свищет в уши;Изорван плащ надежды и разбитСимвол терпенья – посох твой пастуший.Твоя свирель, что изливала страсть,Былой любви забава дорогая,Готова в прах, ненужная, упасть;Кого ей утешать, хвалы слагая?Пора, пора мне к дому повернуть,Мгла смертная на всем, доступном взору;Как тяжело дается этот путь,Как будто камень вкатываю в гору.Бреду вперед, а сам назад гляжуИ вижу там, куда мне нет возврату,Мою единственную госпожу,Мою любовь и боль, мою утрату.Что ж, каждый дал и каждый взял свое,Наш спор пускай теперь Господь рассудит.А мне воспоминание ееПоследним утешением да будет.Проходит все, чем дышит человек,И лишь одна моя печаль – навек.
1
Поэма, написанная в тюрьме и отправленная королеве Елизавете (она – Цинтия, сэр Уолтер Рэли – Океан).
Томас Лодж
1558–1625
Сын дворянина, одно время бывшего лорд-мэром Лондона. Получил образование в Колледже Троицы в Оксфорде, учился в Линкольнз-Инне. Как и многие другие студенты этой юридической школы, поддался искушению писательства. Автор ряда романов в изящном, «эвфуистическом» стиле, пересыпанных стихами, и поэмы «Метаморфозы Сциллы» (1589), повлиявшей на «Венеру и Адониса» Шекспира. В промежутке между писанием книг успел послужить солдатом и принять участие в экспедиции в Южную Америку. В 1597 году, в возрасте 39 лет, отправился в Авиньон изучать медицину и в дальнейшем занялся врачебной практикой. Издал трактат «История чумы» (1603), ряд религиозных сочинений, стихотворные переводы. В нем сочетались типично ренессансный подвижный ум и подлинный поэтический талант.
Сонет, начерченный алмазом на ее зеркале
Предательница! Вздрогни, вспоминая,В какие ты меня втравила муки,Как я вознес тебя, а ты, шальная,Как низко пала – и в какие руки!Пойми, распутница, что страсть и похотьКрасы твоей могильщиками станутИ что не вечно же вздыхать и охатьВлюбленный будет, зная, что обманут.И ты забудешь, от какой причиныБезудержно так, дико хохотала,Когда
твои бессчетные морщиныОтобразит бесстрастное зерцало.Еще ты вспомнишь о благих советах,Оставшись на бобах в преклонных летах.
Чидик Тичборн
1558? –1585
Происходил из семьи ревностных католиков. Оказался втянутым в так называемый «заговор Бабингтона» – провокацию, задуманную и мастерски проведенную шефом тайной полиции Елизаветы Фрэнсисом Уолсингамом для получения решающих улик против Марии Стюарт. Семнадцать человек, надеявшихся освободить Марию из плена, были приговорены к повешению и четвертованию.
Моя весна – зима моих забот
Написано в Тауэре накануне казни
Моя весна – зима моих забот; Хмельная чаша – кубок ядовитый;Мой урожай – крапива и осот; Мои надежды – бот, волной разбитый.Сколь горек мне доставшийся удел:Вот – жизнь моя и вот – ее предел.Мой плод упал, хоть ветка зелена; Рассказ окончен, хоть и нет начала;Нить срезана, хотя не спрядена; Я видел мир, но сам был виден мало.Сколь быстро день без солнца пролетел:Вот – жизнь моя и вот – ее предел.Я и не знал, что смерть в себе носил, Что под моей стопой – моя гробница;Я изнемог, хоть полон юных сил; Я умираю, не успев родиться.О мой Господь! Ты этого хотел? —Вот – жизнь моя и вот – ее предел.
Уильям Шекспир
1564–1616
Биография Шекспира изучена со всей дотошностью, возможной при скудости сохранившихся документов. Сын уважаемого горожанина Стратфорда-на-Эйвоне, Уильям рано женился на девушке, бывшей существенно его старше, несколько лет спустя оставил родной город, пережил неизвестные нам приключения и в начале 1590-х годов очутился в Лондоне в качестве актера и начинающего драматурга. Опубликовал две поэмы, посвященные графу Саутгемптону, «Венера и Адонис» (1593) и «Обесчещенная Лукреция» (1594). Со временем стал совладельцем театра и приобрел кое-какую недвижимость в Лондоне и Стратфорде. Труппа, для которой он писал, пользовалась успехом при дворе, в особенности после воцарения короля Иакова. В 1613 году Шекспир вернулся в Стратфорд, где и умер, завещав золотые памятные кольца трем своим друзьям-актерам. Именно они собрали и издали собрание шекспировских пьес («Фолио 1623»), которое принесло ему славу.
Из поэмы «Венера и Адонис»
В тот час, когда в последний раз прощалсяРассвет печальный с плачущей землей,Младой Адонис на охоту мчался:Любовь презрел охотник удалой. Но путь ему Венера преграждает И таковою речью убеждает:«О трижды милый для моих очей,Прекраснейший из всех цветов долины,Ты, что атласной розы розовей,Белей и мягче шейки голубиной! Создав тебя, природа превзошла Все, что доселе сотворить могла.Сойди с коня, охотник горделивый,Доверься мне! – и тысячи услад,Какие могут лишь в мечте счастливойПригрезиться, тебя вознаградят. Сойди, присядь на мураву густую: Тебя я заласкаю, зацелую.Знай, пресыщенье не грозит устамОт преизбытка поцелуев жгучих,Я им разнообразье преподамЛобзаний – кратких, беглых и тягучих.Пусть летний день, сияющий для нас, В забавах этих пролетит, как час!»Сказав, за влажную ладонь хватаетАдониса – и юношеский пот,Дрожа от страсти, с жадностью вдыхаетИ сладостной амброзией зовет. И вдруг – желанье ей придало силы — Рывком с коня предмет свергает милый!Одной рукой – поводья скакуна,Другой – держа строптивца молодого,Как уголь, жаром отдает она;А он глядит брезгливо и сурово, К ее посулам холоднее льда, Весь тоже красный – только от стыда.На сук она проворно намоталаУздечку – такова любови прыть!Привязан конь: недурно для начала,Наездника осталось укротить. Верх в этот раз ее; в короткой схватке Она его бросает на лопатки.И, быстро опустившись рядом с ним, Ласкает, млея, волосы и щеки;Он злится, но лобзанием своимОна внезапно гасит все упреки И шепчет, прилепясь к его устам, «Ну нет, браниться я тебе не дам!»Он пышет гневом, а она слезамиПожары тушит вспыльчивых ланитИ сушит их своими волосами,И ветер вздохов на него струит… Он ищет отрезвляющее слово — Но поцелуй все заглушает снова!Как алчущий орел, крылом трясяИ вздрагивая зобом плотоядно,Пока добыча не исчезнет вся,Ее с костями пожирает жадно, Так юношу прекрасного взахлеб Она лобзала – в шею, в щеки, в лоб.От ласк неукротимых задыхаясь,Он морщится с досады, сам не свой;Она, его дыханьем упиваясь,Сей дар зовет небесною росой, Мечтая стать навек цветочной грядкой, Поимой щедро этой влагой сладкой.Точь-в-точь как в сеть попавший голубок,Адонис наш в объятиях Венеры;Разгорячен борьбой, розовощек,В ее глазах прекрасен он без меры: Так, переполнясь ливнями, река Бурлит и затопляет берега.Но утоленья нет; мольбы и стоны,Поток признаний страстных и похвал —Все отвергает пленник раздраженный,От гнева бледен, от смущенья ал. Ах как он мил, по-девичьи краснея! Но в гневе он еще, еще милее.Что делать в этакой беде? И вотБогиня собственной рукой клянется,Что слез, катящих градом, не уйметИ от груди его не оторвется, Покуда он, в уплату всех обид, Один ей поцелуй не возвратит.Услышав это, он насторожился,Как боязливый селезень-нырок,Скосил глаза – и было согласилсяЕй заплатить желаемый оброк, Но близкий жар у губ своих почуя, Вильнул и ускользнул от поцелуя.В пустыне путник так не ждал глотка,Как жаждала она сей дани страстной;Он рядом – но подмога далека,Кругом вода – но пламя неугасно. «О мой желанный, пощади меня! Иль вправду ты бесчувственней кремня?Как я тебя сейчас, меня когда-тоМолил войны неукротимый бог;Набыча шею грубую солдата,Рабом склонялся он у этих ног, Униженно прося о том, что ныне Без просьбы ты получишь у богини.На мой алтарь он шлем свой воздевал,Швырял свой шит и пику боевую —И мне в угоду пел и танцевал,Шутил, дурачился напропалую, Смирив любовью свой свирепый нрав И полем брани грудь мою избрав.Так триумфатор, прежде необорный,Был красотой надменной покорен;В цепях из роз, безвольный и покорный,Побрел за победительницей он. Но, милый мой, не стань еще надменней, Сразив ту, кем сражен был бог сражений.Песенка Фесте из «Двенадцатой Ночи»Друг мой милый, где ты бродишь,Отчего ко мне не входишь? Без тебя – тоска и мрак.Прекрати свои блужданья,Все пути ведут к свиданью, Это знает и дурак.Ты прекрасна и желанна,Но судьба непостоянна, Остывает сердца жар.Нет резона в проволочке:Коротки в июне ночки, Юность – ветреный товар.
Последняя песенка Фесте
Когда я был совсем еще мал,Дуй, ветер, дождь, поливай! —Я много дров уже наломал,И где уж грешному в рай!Когда я взрослых годов достиг,Дуй, ветер, дождь, поливай! —Я другом стал воров и плутыг,И где уж грешному в рай!Когда жениться я пожелал,Дуй, ветер, дождь, поливай! —Сказали мне: убирайся, нахал,И где уж грешному в рай!Когда я вновь завалился спать,Дуй, ветер, дождь, поливай! —Башкою спьяну сломал я кровать,И где уж грешному в рай!Актеры устали, кончать пора,Дуй, ветер, дождь, поливай! —А завтра будет другая игра,И где уж грешному в рай!
Песенки Шута из «Короля Лира»
Из II акта
(1)
Король корону, как яйцо, Рассек мечом шутя,Увидел две скорлупки — Запрыгал, как дитя.Пляши, пляши, цыпленок С седою бородой,Дурацкую макушку Скорлупкою прикрой!
(2)
Шутам невесело сейчас, Дела их стали плохиС тех пор, как умники у нас Ведут, как скоморохи.