Море в роялях

Окопы для гаубиц, мортир и пушек были вырыты довольно быстро, потеря большого количества артиллерии под мукденом привела к острому дефициту стволов на УРе. Солдатам строили блиндажи в качестве полевого размещения - пусть в них было неуютно, но зато хотя бы противник не замечал. Через неделю тяжёлой работы - начали строить полноценные ДЗОТы на ближайших холмах, устанавливая в ДЗОТах пулемёты. Отдельно строились пулемётные гнёзда - тут спасла унификация и наличие кое-какого инженерного обеспечения.

Стандартный опорный пункт этого УРа состоял из роты солдат, двух блиндажей для их размещения, двух гаубиц в окопах и двенадцати пулемётных гнёзд, которые призваны предотвратить штурм ОП японской пехотой. Пулемётные гнёзда располагались по периметру ОП, тогда как гаубицы были в её центре, при взгляде сбоку заметить ОП было не так то просто - и гаубица, и пулемётные гнёзда, и ходы сообщения, и блиндажи, были зарыты под землю и хорошо замаскированы. Солдатам, сражающимся в ОП, полагалось иметь не винтовку мосина, а либо пулемёт Мадсен, либо самозарядную скорострельную винтовку.

Самым страшным горем для современника, наблюдающего за строительством УРа стало отношение солдат к боеприпасам. Патроны порой просто выкидывали, интенданты нарушали всякие положения о их хранении, а в самом тяжёлом случае - солдаты умудрились выбросить патроны в траншею, чтобы взять себе на растопку ящики... Солдаты, конечно же, были отправлены на фронт, прямо под японские пули, причём в их винтовках не было ни единого патрона. Но надо же было что-то делать! Строгость наказания помогала, но не сразу, страх простых русских мужиков перед наказанием был так себе, слабым. Булатов, естественно, знал о проблеме, но и он не мог сделать ничего, кроме как наказать виновников. Все, кто неуважительно относился к военному имуществу, немедленно пополняли ряды строителей, причём никто обратно их в солдаты брать не собирался - если не умеют с винтовкой, сладят с лопатой и кайлом. Конечно, каторжники, как их прозвали на трудовом фронте, не добавляли солдатам радости.

Строительство укрепрайона продолжилось - через полторы недели после начала работ, пришли новые поезда, на этот раз привезли новые пушки и гаубицы. Гаубицы были новыми, мощными и короткоствольными, рассчитанными на мощный огонь на малых и средних дистанциях.

* * * *

В грузовой кабине Архангела было шумно - лёгкий гул двигателей, ветер - через открытую десантную аппарель не было видно ни зги. Ночь безлунная. Команда самолёта стояла и держалась за поручень.

– Начать сброс, - приказал командир, смотревший в прицел. Большие контейнеры, стоявшие в десантном отделении, сдвинулись с места и по одному пошли через открытый люк, в ночное небо. Купол парашюта раскрывался и дальше уже не было видно ничего - груз опускался вниз. Рядом летели такие же транспортники, так же сбрасывающие грузы. Наконец, с обеих палуб самолёта были выброшены все контейнеры - двести тонн припасов для военных. Еда, фураж для лошадей, боеприпасы и гаубицы в разобранном состоянии - ствол отдельно, лафет отдельно...

Четыре мощных самолёта одновременно закончили сброс, оставив за собой целый рой опускающихся на парашютах грузов. В это же время в месте выброски, в специальных траншеях, ждали солдаты. Что именно происходило - они знать не знали, только слышали гул в небе, а потом на поле начали загораться огоньки - к каждому контейнеру был присоединён отдельный фонарик. И таких огоньков становилось всё больше. С удивлением для себя солдаты обнаружили на поле сотни накрытых лёгкой тканью контейнеров. И началась операция по разгрузке всего этого - десятки телег уже ждали своего часа. Тут же ждали и десять грузовиков-полуторок, которые были поразительно похожи на фиат-15. В них тут же загружали контейнеры и начинали вывоз имущества. Под Харбином, как новым центром обороны, образовался стихийный склад.

Утром Булатов обнаружил, что у него внезапно появились новые пулемёты, фураж, уголь, строительные приблуды, вроде гвоздей, шесть сотен пар сапог, больше тысячи комплектов новой военной формы, и самое, самое главное - запас провизии, который позволял засесть в обороне ещё крепче.

– Откуда это всё?
– он читал документ, который дал ему особист и удивлялся.

– Оттуда, - дёрнул щекой особист, - главное - что есть. Привезли.

Поезда конечно приходили каждый день, но по большей части это были составы с пополнением, которое тут же распределялось по укрепрайону.

– Однако!
– цыкнул зубом генерал, - я так понимаю, будут и ещё подобные поставки?

– Будут. И немало - завтра привезут ещё. Не так много, но на этот раз - конкретно печи и топливо для них, уголь и дерево. Это всё в блиндажи. Кстати, обратите внимание на пакет документов, доставленный вам вместе с грузами.

– Да, да, видел, - кивнул Булатов, - сейчас прочту. Но всё же, может быть, нам могут привезти ещё пару таких инженерных машин? Без них мы точно не управимся, особенно без землеройных.

– Вот на это уже мои полномочия не распространяются, - покачал головой особист, - но я могу попросить, без малейшего шанса на успех.

– Как так?

– Всё это может организовать только руководитель особого отдела, но никак не кто-то чином ниже. Я попрошу, конечно...

Офицер удалился в свой кабинет, а Булатов распечатал пухлый конверт, предназначенный ему, в котором было много документов самого разного толка относительно дальнейшего хода кампании. В частности, в документе содержались требования к секретности - тотальный запрет пользоваться телеграфом для передачи любой информации, запрет на использование прежних шифров и коды нового шифра, многочисленные уточнения к плану укрепрайона. В частности, количество гаубичных батарей снизить вдвое, заменив часть батарей - полевыми пушками, которые вскоре прибудут, установить наземные минные ловушки для врага, начать строительство долговременных огневых точек в прикрытие Опорных Пунктов. Спецификация и чертежи ДОТа тоже присутствовали, всё остальное обещали дать, включая бетоносмесительные и бетононасосные машины, арматуру и сварочные аппараты.

Не успел Булатов дочитать всё это - на что ушло три часа, как в кабинет постучался особист.

– Господин генерал?

– Входи, - тихо буркнул Булатов, - что-то случилось?

– Я передал командованию в Петербурге запрос на землеройные машины. Обещали выделить двенадцать машин, причём прибудут они к нам уже ночью.

– Очень хорошо. Не откроете секрет, каким образом вы так оперативно связались со столицей и даже получили ответ?

– Вроде бы это должно быть в пакете, который вам передали, - недоумённо ответил особист, - мы переходим на радиосообщение. Характеристики радиоаппаратуры пока что откровенно слабые, но по крайней мере с Владивостоком отсюда связаться можно без проблем.

– Что ж... я ещё не прочитал это, но слава богу, у нас есть радиоаппарат?

– Есть несколько штук. Одна у меня, одна прибыла сегодня, для штаба, ещё восемь приёмопередатчиков - для установки в ключевых местах обороны, штабах. Надеюсь, это улучшит управляемость фронтом...

* * * *

В столице был хаос. Страна переживала позорнейшее поражение под Цусимой - разгром второй тихоокеанской эскадры. Рожественский приказом императора был разжалован в капитаны первого ранга, так же тем же приказом вторая тихоокеанская эскадра перестала существовать. В Петербурге было крайне подавленное настроение - подавленность по всему пунктам, война казалась безнадёжно проигранной. И тогда то состоялось замечательное событие - его величество решил собрать людей на сенатской площади и выступить перед ними. Николай был не столько напуган, сколько зол - благодаря информации Волкова он точно знал, что привело к поражению, и сейчас он был готов разгромить адмиралтейство собственными руками - зная о том, сколько воруют отдельно взятые чины, сколько проблем в армии, Николай произнёс перед собравшейся толпой очень пылкую и чувственную речь, рассказав про "врага внутри" и то, что война нужна стране, чтобы избавиться от внутренних врагов - будь то революционеры, или казнокрады. Поэтому, воспользовавшись своим положением он объявил, что никогда не сдастся, и был поддержан толпой всецело. Царские генералы и адмиралы после поражения уже не пользовались прошлой народной любовью. Однако, Его Величество заслужил себе некоторый кредит доверия - с трибуны он же объявил о полной смене руководства армией и флотом, полетели погоны многих - Стессель и Фок, Рожественский, и многие другие, покинули ряды доблестной армии и были разжалованы едва ли не в дворники.