Московские страсти

Я не был уверен, что понял Наташу правильно. Чувствовал неловкость. Почему ей так нравилось унижать меня?

Не мог сказать всего, что хотел. У меня была причина для скрытности. Никакая женщина не захочет терпеть обиду. Не сомневаюсь – ни одна.

Я испытывал ощущение беспомощности и что-то вроде презрения к себе. Иногда мне казалось, что Наташу можно ненавидеть. Ни один человек не способен сочувствовать никому, кроме себя. Понять другого человека невозможно. Может быть, я не хотел соглашаться с Наташей потому, что она была права.

17

Снова дождик, он мелко и занудно моросит. Дома вокруг большие, темные, сырые, словно в какой-то дымке от отражаемого ими света.

– Что-то случилось. Я хочу знать, что именно.

– Ничего, просто ворох работы.

– Попробуй придумать что-нибудь еще.

– Твоя шутка не слишком удачна.

– Я так не думаю.

– Зато я так думаю.

– Все дело в том, что я очень сильно тебя люблю, и поэтому мне немного страшно и тревожно. Но я боюсь - у тебя проблемы? Что то гложет тебя?

Иногда совершаешь ошибки. Ошибаются все. Не бывает таких людей, которые не ошибаются никогда. Ошибки – это нормально.

Если ты уязвим, то стоит попробовать бороться. Мы несем стопроцентную ответственность за все наши поступки.

Я замолкаю, увидев, что Наташа меня не слушает.

– Что случилось?
– спрашиваю я.

– Ничего.

– Я же вижу, что то не так. Ты меня перестала слушать. И у тебя на лице какое то странное выражение.

Ощущение безнадежности охватывает меня.

Неожиданная твердость в ее голосе удивляет. Взгляд ее становится жестоким, почти безжалостным. Она закусывает губы, словно готовясь принять сложное решение.

Я оказываюсь в неопределенной ситуации, когда мне приходится сталкиваться с такими своими качествами, которые я бы никогда в себе не признал. Оказывается мне свойственна трусость всех видов и форм.

Если бы просто закрыть глаза.

Может, теперь я начинаю понимать.

Все напрасно.

– Можно до тебя дотронуться?

– Нет. Я разваливаюсь на части. Я сегодня неважно себя чувствую, так что не задавай мне слишком много вопросов, хорошо?

Я киваю. Похоже, что она злится до тех пор, пока я не признаю ее правоту, вот я и киваю.

– Когда идет дождь, кажется, что вот-вот что-то вспомнится, - я с усилием провожу рукой по глазам, встаю, подхожу к окну.
– Что случилось?

– Ничего. Абсолютно ничего.

– Хочешь поговорить?

– А тут и говорить не о чем.

– Ты угадала, - говорю я, сознавая, как далек от правды подобный ответ.

Жизнь непредсказуема и справедлива.

– Мы будем счастливы, как ты думаешь?

– Думаю, что да, - я нерешительно киваю.

И с удивлением обнаруживаю, что верю в это.

Почему-то мне сейчас это вспомнилось.

От таких мыслей человеку трудно уснуть ночью. Лучше всего было не думать об этом вообще.

Я попытаюсь сосредоточиться. Должно быть какое-то объяснение. Лицо Наташи омрачается. Я терпеливо жду, пока она выскажет все, что наболело. Она делает усилие над собой, чтобы успокоиться, но я вижу, что она дрожит.

– Тогда объясни, как мне тебя понимать?

– Я не это имела в виду!
– шепчет она.
– А мне все нравится. Разве нет?

А теперь улыбнись - если все еще можешь.

– Правда? Правда всё устраивает?

– Насколько я припоминаю, тебя тоже всё устраивало.

– Ну, пожалуй, поначалу было весело.

Последние слова я пытаюсь произнести шутливым тоном, но получается плохо. Настроение совсем не располагает к шуткам.

– Ты очень испугался?
– спрашивает она с сочувствием.

– Нет. Мне смешно, - и в доказательство я смеюсь.

Наташа берет меня за руку.

– Как будто ты меня не знаешь.

– Уже по-настоящему жарко. Лето началось, – говорю я.

– А? Что?

– Я сказал, что уже настало лето.

– Сережа, мне нужно кое-что тебе сказать.

– Нельзя ли завтра? Я устал.

– Завтра так завтра. Ты мог бы сделать вид, что тебе интересно.

– А ты бы мне поверила?

– Я бы постаралась. Все еще собираешься исправлять меня?

– Ты не поддаешься исправлению.

– Ты мог бы попробовать.

– Что, если я скажу «да»?

Я хочу все исправить. Я все исправлю, исправлю.

Наташа раздраженно трясет головой:

– Я не шучу. Я говорю серьезно.

– Я тебя понимаю, правда. Лучше, чем ты думаешь. Да, я знаю, что ты имеешь в виду.

Мужчины не безнадежны, и я горжусь этим. Вижу ее насквозь. Каким-то образом мне удается совладать со своим голосом. Я не сентиментален и не эгоистичен. Я практичен.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал беззаботно. Я улыбаюсь - против воли. Мне приходится собраться, чтобы голос не выдал меня.

Она смотрит на меня как человек, балансирующий на краю. Потом она срывается.

– Что с тобой?
– спрашиваю я.

– Ничего. Ничего. Просто. Я думала, что наконец от тебя избавилась.

– Это вряд ли. Я люблю тебя, Наташа.

– Нет, не любишь, - вздыхает она.
– Не по настоящему.

– Тебе так казалось?

– Это правда, и мы оба это знаем.

Я не верю своим ушам. Наверно, я не расслышал, она ведь так тихо говорит. У меня такое чувство, что беды только начинаются.

– Прости, но ты говоришь глупости.

– Ты очень изменился. Делаешь вид, что ты тут главнее всех. Излучаешь уверенность.

Мне кажется, что она не договаривает. Скрывает от меня часть правды. Расставляет акценты в нужном порядке. Никогда между нами такого не было.

– Ты ведь это тоже понимаешь? Ты же не просто кукла, которая только и может, что кивать головой, соглашаясь со всем, чтобы ей ни сказали.