Московские страсти

– Ты такая сообразительная?

– Скорее предусмотрительная.

Я краснею. Не умею я с женщинами говорить. Тем более о таких вещах. Но она уже настроена против меня, и говорит:

– Все-таки ты очень глуп.

– Надеюсь, я оказался для тебя приемлемым развлечением.

Несколько минут мы не говорим друг другу ни слова.

– Тебе любой предлог хорош, лишь бы сбежать.

– Никуда я не убегаю.

– А по-моему, убегаешь, - настаиваю я.
– И уже давно. Почему?

– Потому что мы разные люди.

Ее слова сбивают меня. Эта девушка заходит слишком далеко. Я этого не ожидаю и пристально смотрю ей в лицо, ища подвох. Никакого подвоха.

– Назови мне хотя бы одну причину, почему я должен тебя слушать, - я сам не узнаю свой голос. Такой он уставший и несчастный.

– Хватит.

– Не уходи от ответа.

Она отстраняется и смотрит на меня, удивленного, ошеломленного и растерянного, но не сердитого.

Я глубоко вздыхаю, не имея понятия, о чем говорить. Поэтому я просто молчу и смотрю на женщину.

В выражении ее лица мелькает что-то, что я не успеваю разгадать. Я чувствую, что она не договаривает и правильно чувствую. Она говорит правду, но не всю.

Несколько секунд мы следим друг за другом.

– Я не должна ничего тебе объяснять.

– А мне и не нужно объяснений. Ты понимаешь, что ты - ненормальная? Что ты мучаешься сама и мучаешь меня.

– Как это скучно.

– Почему?

– Нельзя только брать, ничего не давая взамен. Но ты не думаешь о других. Ты непробиваемый эгоист.

– Я даже не знаю, что возразить.

У меня в голове крутятся разные мысли. Я чувствую в ней что то такое, что мне не нравится. Что то такое, что настораживает. Вот в чем была проблема. Я сразу должен был понять.

Разговор становится опасным. Я решаю это прекратить. Пытаюсь расслабить мышцы лица и, глубоко вздохнув, говорю:

– Это хорошо или плохо?

– Не знаю.

– Зачем ты так делаешь?

– Что я делаю?
– спрашивает Наташа.
– Просто я ожидала большего, вот и все. Ты что то совсем притих, даже не похоже на тебя.

– Но мы же ссоримся. Давай уж не будем останавливаться на полпути.

– Пожалуйста, не надо. Я не хочу.

Даже при серьезной ссоре я стараюсь не задевать человека за живое. Мы скорее всего помиримся, а слова запомнятся надолго. Это ужасно. Кошмарно. Я хочу сказать что-то. Вернуть то, что было между нами. Легкие, шутливые отношения. Но не могу найти слов. Молчание становилось невыносимым. Я машинально расхаживаю по комнате, то и дело натыкаясь на мебель.

– Ты ошибаешься.

– Нет. А должна? – Ее тон насмешливый. Именно это помогает мне.

– Ты следишь за ходом моей мысли?

– А что, ты еще не закончил? Ну что еще?

– До тебя не достучаться.

– Достучаться вообще ни до кого невозможно.

 Я смеюсь. Ей очень не нравится, как я при этом смеюсь. Я принимаю прискорбный вид, наигранно прискорбный, и улыбаюсь, чтобы посмеяться над самим собой.

Тут она целует меня и говорит:

– Ты даже не догадываешься, что я могла бы тебе порассказать.

– А ты даже не догадываешься, насколько мне это неинтересно.

– Почему ты так злишься?

– Я говорю то, что думаю.

– Извини. Я не хотела тебя обидеть.

– Я не обижаюсь.

– Что ты хочешь, что бы я тебе сказала?

– Этого достаточно, - отвечаю я и устало усмехаюсь.

– Ты так легко заводишься, - она упрямо вздергивает подбородок.

– А тебе так легко взять и спровоцировать меня.

– Нельзя недооценивать свои силы.

Некоторое время я размышляю, кусая губы.

– Что ты имеешь в виду?
– тихо спрашиваю я, пристально глядя ей в глаза.

– Мне кажется, я ясно выразилась. Перестань на меня давить!
– говорит она, отходя от меня и садясь в кресло.

– Ты слишком многого хочешь от меня.

Она только качает головой.

– Иногда я чувствую себя с тобой очень глупым. Не могу понять, неужели нельзя без этого обойтись?

– Это так непохоже на тебя.

– Просто ты меня не знаешь. Я вообще неловкий.

– Только когда злишься.

– Как же ты выдерживаешь?

– Как обычно. С трудом.

Я открываю бутылку минеральной воды, выпиваю ее в несколько глотков, потом достаю из холодильника следующую.

– Наташа, я не хочу тебя обидеть, но ты совсем не разбираешься в людях.

Она молчит, а потом говорит:

– А мне надо об этом задуматься?

И я понимаю, что она – не моя.

Может быть, я сейчас так ее вижу, рано или поздно это у меня пройдет и мысли изменятся - но сейчас мне очень плохо. Я боюсь. Боюсь пустоты, которую ощущаю внутри. Боюсь навалившейся усталости. Боюсь потому, что мне кажется, будто уже ничего не поправить.

– Ты в курсе, что иногда ведешь себя, как полный идиот? – спрашивает она.

– Ничего не могу с собой поделать.

– Вот такое впечатление ты на меня производишь.

– А если серьезно? Никогда, никогда не делай так больше!

– Как так?

Я принимаюсь целовать ее щеки и глаза, глажу ее волосы, обнимаю. Она кладет руки мне на плечи, но делает это так неохотно, словно выполняет неприятную, но необходимую обязанность.

– Удовлетворен?

Она качает головой.

– Да ладно, не цепляйся к словам. Я просто так спросила. Извини. Я не ожидала.

– Я тоже от тебя такого не ожидал. Что ты сказала?

Наташа вздрагивает.

– Ничего, Сережа. Я просто подумала вслух.

Ее лицо становится таким же, как всегда.

Совершенным.

– Ты меня понимаешь?

– Да, - говорит она, - понимаю.

Я могу слушать это вечно.

Самая большая проблема - это посмотреть на мир другими глазами.

Мне не то чтобы неприятно - просто неловко. После непродолжительного анализа своих ощущений я громко вздыхаю.