Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья
Шрифт:
Антуан сидел рядом и внимательно слушал, иногда вставляя комментарии о литературе или авиации. Он явно гордился, что смог собрать за одним столом такую разношёрстную компанию.
Когда вечер плавно перетёк в ночь, Лёха, опрокинув очередной стакан вина, не очень трезвым взглядом посмотрел на Сент-Экзюпери и сказал:
— Антуан! Ты обещал мне горячую ванну!
Антуан улыбнулся и, чуть покачнувшись, ответил:
— Один момент, и я всё организую! Вот, кстати, ваш советский журналист Михаил Кольцов, он тут всех знает и всё организует. Минуту!
* * *
Оставив
Вдруг дверь тихо приоткрылась, и мягкий свет из коридора прорезал темноту. В полутьме появилась обнажённая женская фигура, грациозно вошедшая в комнату. Лёха застыл, но не произнёс ни звука — возможно, он надеялся, что это ему просто мерещится после выпитого.
Женщина приблизилась к ванне, пригнулась, чтобы потрогать рукой воду.
— Как мило! Они подготовили мне ванну, — произнесла она на французском с мягкой, почти мурлыкающей интонацией.
Лёха, конечно, понимал французский на уровне «сыр, вино и я не ел шесть дней», но общий смысл фразы ухватил. Он снова замер, а женщина, нисколько не смущённая, грациозно залезла в ванну.
— Простите, мадам… — начал он было, но не успел договорить.
Её стройное тело устроилось прямо на нём. Лёха почувствовал, как она, видимо, поскользнувшись, опустилась точно туда, где его «орган» от неожиданности напрягся так, что его можно было принять за часть сантехники.
Женщина резко выдохнула, замерла, а затем пронзительно взвизгнула.
— О, боже мой! — вскрикнула она, крепко хватаясь рукой за «виновника» произошедшего.
— Это мой! — Лёха, пытаясь выдернуть младшего товарища из крепких пальцев незнакомки, в буквальном смысле.
Женщина в панике дёрнулась, а Лёха инстинктивно был вынужден подняться вместе с ней, чтобы не лишиться такого важного агрегата. Он поднял руки вверх, словно сдавался. Вода выплеснулась из ванны на пол, и только шум сдерживал её визг.
— Вы кто такой? Что вы тут делаете?! — выпалила она, всё ещё сжимая его член, как ручку управления самолётом.
— Это мой номер… Точнее, мне его дали! — оправдывался Лёха, стараясь не шевелиться.
Давно неиспользованный Лёхин орган от неожиданности принял угрожающие размеры…
В этот момент дверь снова приоткрылась, и в ванную заглянул Сент-Экзюпери:
— Ой! Простите за беспокойство, друзья. Кажется, я случайно перепутал номера.
— Чёрт побери, Антуан! — рявкнул Лёха, всё ещё пытаясь высвободить свою часть тела из захвата.
Женщина, наконец отпустив его, прикрыла грудь руками, оставив сверкать тёмный треугольник в падающем из комнаты свете, и повернулась к французу:
— Антуан! Это просто возмутительно!
Антуан, казалось, наслаждаясь этим приключением, слегка пожал плечами:
— Простите, ма шер. Маленький… организационный сбой. Но раз уж вы познакомились с Алексом, могу поручиться, что это замечательный человек и лучший русский лётчик! Сейчас мы всё уладим!
Лёха, которого уже трясло от стресса, выполз из ванны, прикрываясь полотенцем,
и бросил на Антуана взгляд, полный негодования.— Ты, «Парижский вечер», ещё раз такое устроишь, и я сам тебя в этой ванне и утоплю, фиг с этим «Маленьким Принцем», кто-нибудь другой напишет!
Антуан удивлённо развёл руками и с улыбкой сказал:
— Бегу к портье! Алекс! Это правда случайно получилось!
А Лёха, тяжело дыша, плюхнулся на край ванны и процедил:
— Никогда больше не выключаю в ванной свет. Никогда!
Антуан, с извиняющейся улыбкой, наконец скрылся за дверью, оставив Лёху и обнажённую молодую женщину наедине. Лёха, всё ещё прикрываясь полотенцем, хотел уже что-то сказать, но женщина вдруг подняла руку, заставляя его замолчать. Её глаза блестели с каким-то хитрым, чуть дерзким выражением.
— Ну, раз уж мы оба тут, в такой… интересной ситуации, — начала она с лёгкой улыбкой, — не пропадать же тёплой воде.
Она подошла к Лёхе, уверенно стянула с него полотенце, которое он держал перед собой, как последний щит, и толкнула его обратно в ванную. Лёха, ошалев, плюхнулся в воду, подняв брызги.
— Мадам! — начал он было, но не успел договорить.
— Мадемуазель! — женщина, не теряя времени, элегантно залезла в ванну и, словно ничего необычного не происходило, ловко оседлала Лёху. Вода выплеснулась на пол, но её это совершенно не смутило.
— Посмотрим, каковы эти русские лётчики, — произнесла она с вызовом, медленно опускаясь, слегка наклонив голову и глядя ему прямо в глаза…
Ванна продолжала ритмично плескаться…
А где-то в «Отеле Флорида» Эрнест Хемингуэй рассказывал уже порядком захмелевшему Кузьмичу очередную историю про Африку.
* * *
Несколько позднее, донеся её до кровати, Лёха всё ещё пытался осмыслить происходящее. Её глаза сверкнули в полутьме комнаты, и она хитро прищурилась, проводя пальцем по груди Лёхи, воскликнула:
— Ну Антуан! Ну и свинья! — покачала она головой, словно обсуждала плохо воспитанного родственника, потянувшись к Лёхе за очередным поцелуем. — Скрывал от меня таких русских героев!
Женщина рассмеялась, запрокинув голову, и это был тот редкий момент, когда Лёха мог одновременно почувствовать себя и героем, и жертвой.
— Эм… Послушай, — попытался он начать, но тут же замер, когда её руки коснулись…
— Катрин, — прошептала она, наклоняясь ближе. — Просто Катрин.
Лёха почувствовал, как у него снова сжались внутренности, и не только от её взгляда.
И в этот момент ему пришла в мозг не прошеная мысль: вот так они и станут героем очередного рассказа Антуана де Сент-Экзюпери!
«Только без подробностей!» — мысленно попросил Лёха.
Глава 4
Ляля-бася и прочие мелочи жизни
Самое начало июня 1937 года. Аэродром Алкала, окрестности Мадрида.
Вернувшись из гостиницы «Флорида», Лёха решил круто изменить свою жизнь. Одетый в форму номер два — то есть голый по пояс, в галифе и берцах, он был замечен около самолёта за занятием, которое Кузьмич охарактеризовал коротко и ёмко: «страдающий фигнёй».