Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

— Худеть надо, Винни-Пух недоделанный! — со смехом реагировал Лёха.

Ну давай это хоть Алибабаичу засунем! — умолял он, оглядывая приехавшую вандервафлю.

— Засунем! И тебе засунем, и Алибабаичу засунем, всем засунем! — обещал Лёха.

В итоге после дня мучений камеру пристроили в бомбоотсек, приделав ей переходник под стандартные крепления стокилограммовых бомб и проведя управление в кабину Кузьмичу.

— Теперь главное, Кузьмич, не сбрось её в качестве подарочка вместо бомб! А то придётся тебе нырять за этой бандурой, — ржал Лёха.

Обстоятельный Кузьмич перед каждым вылетом старательно контрил камеру проволокой и понабравшись у Лёхи репертуара, тихо ворчал:

— Сами ныряйте, бандерлоги недоделанные.

Лёхино слово «бандура» прочно закрепилось за камерой. И теперь испанские товарищи ласково называли её «Бандуррия», как оказалось есть такой испанский музыкальный инструмент, похожий на гитару.

F24 делал чёткие снимки с большой высоты, не требуя снижаться и визуально пытаться определить принадлежность корабля, позволяя охватывать значительные территории и облегчая жизнь Лёхе.

Конечно встала проблема в пленкой, камера делала снимки размером 12 на 12 сантиметров, но пока плёнку где то умудрялись находить испанские товарищи.

Самое главное, что больше не нужно было самому проявлять плёнки и печатать фотографии в полевых условиях. Теперь он просто сдавал отснятые материалы испанцам, а те уже занимались обработкой и подготовкой снимков.

11 ноября 1936 года. Пещера Алладина.

К концу ноября, наконец, удалось выкроить свободный день, и Лёха решил отправиться на поиски приснопамятной полуторки, на которой чуть не свернул себе шею, когда нырнул в обрыв. Он давно вынашивал эту мысль, но бесконечные полёты не оставляли времени на личные дела.

* * *

Между делом Лёха обзавёлся мотоциклом. Устав мотаться между аэродромом и портом на попутных машинах, он за недорого раздобыл себе сильно потрёпанный аппарат, бывший в молодости французским мотоциклом «Гном». Но по местным меркам, любой мотоцикл считался шикарным. Хотя Лёхе он напоминал скорее мопед, чем полноценный байк, и всё же, даже такой аппарат всё же заметно ускорил его передвижения.

С покупкой двухколёсного аппарата у Лёхи неожиданно открылась страсть к конструированию. Раньше он просто числился своим человеком в авиационных мастерских, но после появления этого французского недоразумения под названием мотоцикл, он буквально поселился в мастерских. Лёха вдохновился идеей переделать аппарат в нормальный байк или хотя бы мопед.

Первые дни, прокатившись в очередной раз, он ходил, приглядываясь к устройству, раздумывал, с чего бы начать, а потом дело пошло.

Пользуясь своими представлениями из будущего, как должен выглядеть нормальный мотоцикл, Лёха последовательно переделывал весь аппарат. Он точил, варил, сверкал электросваркой, снимал запчасти с валяющихся самолетов, снова сверлил, стучал, в общем через месяц у Лёхи получился вполне приличный аппарат на котором было не стыдно кататься. По местным меркам это изделие тянуло на полноценную «вундервафлю».

В ход шли и авиационные подшипники, и обрезки труб и даже обтекатели от старых списанных «Капрони». Но вершиной Лёхиного творчества стал цилиндр с поршнем, шатуном и коленвалом, открученный с радиального двигателя старого аэроплана. Долго возился он с картером мотоцикла, пытаясь передать крутящий момент. И хотя первый двигатель его конструкции взорвался — вонючий чёрный дым заполнил мастерскую, а сам аппарат заклинило насмерть, — Лёху это не остановило.

«Благо, цилиндров на том моторе-доноре аж девять штук», — усмехнулся он, отправляясь за следующим. Новый одноцилиндровый двигатель с почти литром рабочего объёма впечатлял своими размерами и мощью. «Вообще надо было танк сразу делать», — смеялся Лёха, глядя на своё творение.

Приделанный к полностью переваренной раме он смотрелся монструозно.

Со сваркой Лёха возился долго, выводя устойчивую раму и обновляя крепления для колёс, чтобы придать «Гному» больше надёжности и чуть более стильный вид.

И заключительной вишенкой на торте стал глушитель.

Через месяц Лёха посмотрел на итог своей работы. От старого мотоцикла не осталось можно сказать ничего. Новый агрегат был может и не был так красив, Лёха специально не стал его красить блестящим лаком, оставив матовым, но ездил на удивление резво и громко и вонюче, радуя своего владельца, зато был абсолютно не критичен к качеству бензина. При заправке его любимой СБшки полутора тоннами бензина, проблем с заправкой своего байка Лёха не испытывал.

* * *

В тот день Лёха колесил по окрестностям, стараясь восстановить в памяти путь, по которому он мчался в тот злополучный день. Спустя два часа поисков, он наконец наткнулся на знакомую местность, и сердце сжалось от странного ощущения дежавю. Это было то самое место, где он крутанул руль и полетел вниз по склону.

Попытка спуститься по этому крутому склону чуть не закончилась новым падением. Склон оказался крутым и скользким, усыпанным мелкими камнями и пылью. Лёха, оступившись, едва удержался на ногах. Глядя вниз, он не мог поверить, что полуторка, пролетев по этому склону, не перевернулась.

Прикинув, откуда он вылез тогда и сделав приличный крюк ещё на полчаса, Лёха обнаружил место, где он раненый вылез из расщелины. При свете дня всё выглядело ещё более угрожающе. Лезть вниз не было никакого желания. Пересилив себя и пробормотав подбадривающее «Лёшик, давай, ты сможешь», он начал осторожный спуск вниз по склону.

Спуск был сложным, камни срывались из-под ног, и Лёха несколько раз чуть не навернулся, цепляясь за кусты и выступающие камни.

Через двадцать минут Лёха, преодолевая усталость и боль в теле, достиг дна расщелины. Он огляделся, ища взглядом знакомые ориентиры, и вскоре заметил заросший вход в пещеру. Колючий кустарник, скопившийся у входа, загораживал проход. Поработав минут десять, он отогнул ветки и расчистил проход, затем осторожно пролез внутрь.

Пещера была окутана сумраком, лишь слабый свет едва пробивался сквозь раздвинутые ветки. Внутри, метрах в пяти от него, стояла полуторка, втиснутая в узкое пространство, словно её специально загнали сюда. Лёха отметил про себя, что если бы он вылетел с обрыва метром вправо или влево, то давай, до свидания…

Лёха к машине подошёл ближе и откинул задний борт. В кузове были аккуратно сложены небольшие около полуметра в длину, и сантиметров сорок — пятьдесят в ширину, ящики. Четыре ряда по пять штук и три ящика отдельно сзади, всего двадцать три штуки. Между кабиной машины потолком пещеры оставался зазор примерно полметра. Лёха запрыгнул в кузов и согнувшись стал рассматривать ящики.

Деревянные ящики выглядели достаточно новыми, плотно запечатанными и скреплёнными железными обручами, крышка фиксировалась двумя большими железными защелками, которые были опломбированы.

Лёха оглядел ящик и подумал: «Похоже на взрывчатку.» Он ухватился за верхний ящик, чтобы сдвинуть его. Ящик был тяжёлым, гораздо тяжелее, чем он ожидал.

Попробовав приподнять один из концов ящика, Лёха почувствовал, что тот весит не меньше шестидесяти, а то и всех семидесяти килограммов. Любопытство победило усталость, и стащив ящик на землю он принялся открывать его.