Москва парадная. Тайны и предания Запретного города

По сакральной символике, царь зверей лев — символ могущества и власти, храбрости и стойкости, грозного и мудрого стража. Однако здесь, мы видим не строгого стража, а уставшего от смутного времени, суеты и волнений верного друга владельца дома. Грибовские львы, словно два спаниеля прилегли погреться на солнышке у хозяйского крыльца.

Архитектор не стал слепо копировать великого Бове и внес множество новых элементов, рассорившись с заказчиком. Возможно поэтому, он ограничился лишь проектом. А строительство в 1911 году осуществил гражданский инженер Алексей Николаевич Милюков.

При взгляде на изящный ампирный фасад, на чугунных львов у входа невольно представляешь старосветскую, хлебосольную Москву эпохи Пушкина и Грибоедова, только что восстановленную после пожара 1812 года. Но это не так. Перед нами блестящая стилизация, рожденная причудливым зигзагом моды, которая от повального увлечения модерном на рубеже 1910-х годов сделала неожиданный поворот к неоклассицизму. Новый стиль сохранял рациональное внутреннее устройство особняков и внимание к комфорту, характерные для модерна, но художественный язык архитектуры сменился. Извивающиеся линии выпрямились, вместо ирисов и наяд вернулись из эпохи Александра I грифоны, львы, танцующие грации, мифологические герои и младенцы с гирляндами роз.

Несмотря на споры и разногласия с зодчим, особняк получился необычайно изящным и привлекательным, эффектным снаружи и уютным внутри, органично вписавшийся в облик Москвы начала XX века. Хозяин остался очень доволен. По словам современников, он устроил пышное новоселье, на котором гуляла вся купеческая Москва.

По словам знаменитого футболиста Андрея Петровича Старостина, в детстве его крестил родной брат В.Н. Грибова — текстильный фабрикант Алексей Назарович Грибов, который не раз гостил в уютном доме в Хлебном переулке. Ресторанный завсегдатай, оплачивавший стол за ночной кутеж по тысяче рублей, в пьяном угаре настоятельно напросился крестить новорожденного Андрея. Будучи сильно подгулявшим, он выронил из дрожащих рук своего крестника, и лишь в последний момент изловчился поймать его за ногу.

В своей книге «Встречи на футбольной орбите» будущий футболист так описывает облик своего крестного: «Крестный приехал к нам на собственном автомобиле, шумливо и покровительственно оповестил отца: «Так я с тобой, Петр, на двухтысячного — помни!» — и огромный, статью и всем обликом похожий на Шаляпина с кустодиевского портрета, в шубе с бобровым воротником шалью, нараспашку, выгромоздился из дому и, заломив на затылок меховую шапку-«боярку», укатил, оставив впечатление, что наша маленькая столовая стала как будто больше.

Братья Грибовы имели большой вес среди московских богатеев, необузданный нрав и славу первых кутил первопрестольной. Русские купцы любили загулы с размахом и удалью, непременно подчеркивая свое денежное превосходство над теряющей влияние дворянской аристократией. Пришло время, когда деньги брали верх над голубой кровью, и это требовалось продемонстрировать. Самым крупным полигоном для «купеческой самореализации» стала Москва.

Купец. Б. Кустодиев

По неписанным купеческим законам, купцам «со значением» разрешалось два малых (около недели) и один большой (около месяца) загулов в год. За большее можно было вылететь из гильдии. Самыми известными для русского купца видами самореализации было небывалое обжорство и самозабвенное пьянство. Для этого существовали так называемые «вторничные» обеды в купеческих клубах, на которых они наедались на всю неделю. Однако, как правило, у таких купцов, как Грибовы, неделя состояла из семи вторников, а день из семи обедов. Вероятно поэтому, купцы и купчихи выделялись невероятно пышными формами. Это считалось не только признаком большого богатства, а ума и редкой красоты. По воспоминаниям очевидцев, настоящий купец начинался с семи пудов, то есть должен был быть не меньше ста килограмм!

Купечество, в отличие от дворянства, предпочитавшего французскую кухню, подчеркнуто упирало на старинные русские кушанья: «стерляжья уха; двухаршинные осетры; белуга в рассоле; «банкетная» телятина; белая, как сливки, индюшка, откормленная грецкими орехами; расстегаи из стерляди и налимьих печенок; поросенок с хреном и многое другое. Поросята на вторничные обеды в Купеческом клубе покупались за огромную цену у трактирщика Тестова. Он откармливал их сам на своей даче, в особых кормушках, в которых ноги поросенка перегораживались решеткой, «чтобы он с жирку не сбрыкнул!»

По свидетельству очевидцев, особенно уважали братья Грибовы разгульный трактир Тестова. В нем находился особый тайный кабинет в глубоком подвале под названием «Дыра», вход в которой женщинам был категорически запрещен. Поэтому купцы расслаблялись здесь по полной программе: орали, выли, матерились, дрались и чудовищно пили!

У сказочно разбогатевших купцов, чьи деды, как правило, были крепостными, имелся некий неписаный свод понтов, лишь воспроизведя которые можно было считать себя серьезным и дельным человеком. Причем в каждом трактире и ресторане существовали свои неписаные традиции и правила. Так, если дело происходило в ресторане «Эрмитаж», загулявший купец непременно должен был исполнить «купеческий танец» под названием «Хождение по мукам». Он заказывал 100 порций самого дорогого салата «оливье» и под музыку расхаживал по ним в непременных купеческих сапогах «бутылками».

В знаменитой «Стрельне», славившейся своими огромными аквариумами с живой рыбой, подвыпивший понтер требовал осушить такой аквариум и наполнить его элитным французским шампанским. А потом, под хохот собравшихся, купец и его друзья-собутыльники начинали купать в нем визжащих хористок. Ну а затем устраивали живые «римские качели», то есть из рук в руки перебрасывали голую певичку.

Именно здесь в разгульной «Стрельне» произошел самый «понтовый» в русской ресторанной истории случай. В 1876 г. богатейший купец Михаил Хлудов на свои деньги снарядил отряд русских волонтеров и вместе с ним отправился на Балканы помогать сербам в войне с турками. По возвращении в Москву он целиком снял весь ресторан, пригласил пол-Москвы знакомых и после изрядного количества выпитого вдруг выхватил шашку и устремился в зимний сад «Стрельны», где с криком «Ура!!!» бросился рубить экзотические пальмы, агавы, лимонные и апельсиновые деревья, предмет особой гордости владельца ресторана.

После обильного обеда, разгоряченные купцы, как правило, на лихих рысаках мчались к «Яру» слушать певичек. По словам Гиляровского, русский хор «Яра» пользовался особой любовью, и содержательница его, Анна Захаровна, была в почете у гуляющего купечества за то, что умела потрафлять купцу и знала, кому какую певицу порекомендовать; последняя исполняла всякий приказ хозяйки, потому что контракт отдавал певицу в полное распоряжение содержательницы хора.

После услаждения слуха сладчайшим пением, под звуки оркестра официанты из кухни вносили на плечах огромное блюдо, на нем лежала голая певичка в причудливом гарнире из мяса, рыбы и всевозможных солений. При виде такого изысканного блюда купцы вскакивали с мест и с громким воем «ура!», тыкали вилками прямо в гарнир. На его место бросали деньги, стараясь перещеголять друг друга. Кроме певичек в «Яре» были очень популярны, так называемые, «Амурские волны». В рояль наливали шампанское, запускали туда охлажденных сардин. Пианист играл, от ударов молоточков шампанское бурлило и шло волнами, а «взволнованные» рыбины время от времени выпрыгивали наружу.

Московский трактир. Б. Кустодиев

Вне зависимости от названия ресторана «купцы со значением» обязательно перед уходом должны были «Сделать мурина», т. е. негра. Купец заказывал большую миску горчицы, подзывал к себе одного из самых степенных и уважаемых ресторанных лакеев, и обмазывал горчицей этого служителя. Тот, несмотря на унижение, не протестовал, ибо отлично знал, что в финале аттракциона он будет непременно награжден «двумя катеньками» — 200 рублями!