"Москва слезам не верит" (К 30-летию выхода фильма)
Шрифт:
В сцене обеда есть интересный эффект. Персонаж Ханаевой рявкает на Борю, допустившего какую-то оплошность против светского этикета. Словесный удар; парализующая психику звуковая волна. Но... Боря абсолютно спокоен: для него это уже повседневная реальность... Та же советская дама безупречно светским тоном предлагает героине отведать рыбы. Та... вздрагивает всем телом, как от удара током, взвизгивает, как полузадушенная собачка Чапа: "Нет! Мне рыбы нельзя!". Героиня В.Алентовой - отреагировала на удар, нанесенный Боре.
И действительно: рыбы... нет и не может быть за этим столом! Рыба... вновь появится в сцене запоя героя, и вновь в той
И сквозь безмятежный облик незадачливого логопеда проступает картина: это говорит... человек на допросе, человек с выбитыми зубами. Эффект достигает своего завершения в очередном сопоставлении: в фильме Саввы Кулиша "Мертвый сезон"... происходит то же самое, что в фильме о "семейных обстоятельствах"! Но уже на самом деле (то есть в сюжетной реальности), а не "символически". Персонаж... того же Р.Быкова - связанный, окровавленный, с разбитым ртом, на допросе палачей - только другого тоталитарного государства.
С.Кулиш поставил фильм "Сказки... сказки... сказки старого Арбата", в котором... повторяется сцена на бульваре из нашего фильма: нам то и дело показывают спину героя, который на протяжении своей долгой жизни не однажды расстается со своими женщинами... на бульваре: поворачивается, так сказать, к ним спиной.
Сцена запоя с истязаемой "рыбой": два следователя за столом, допрашивающие заключенного. Натурально, полуодеты: засучили рукава, стало жарко в пылу работы! Сцена, зеркально повторяющая сцену обеда у Рудика; да и один из привидевшихся нам "следаков" - новый возлюбленный Катерины. Христа, "рыбы" за этим круглым обеденным столом - никак быть не может. В "Семнадцати мгновениях весны" пастор Шлаг высказывает свое, оказавшееся ошибочным, убеждение: руководители христианских государств никогда не сядут за стол переговоров с палачом Гиммлером; стол же переговоров по традиции - "круглый". Альтернатива же застолью в семействе Рудольфа появится, как мы знаем, в ближайшей сцене свадьбы героини Р.Рязановой.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Торжество дедуктивного метода
И она же, героиня Рязановой, появляется в сцене, следующей, в качестве художественного контраста, за той сценой в общежитии, в которой в последний раз появляется мать Рудика. Контраст здесь - откровенный, плакатный. Предыдущая сцена заканчивается... приговором матери-детоубийцы: "Ребенка не будет". И сразу вслед за тем, без всякого перехода: ребенок; сцена у роддома.
В сцене предшествующей до предела обнажается конфликт: "наши" - "чужие". Он, конечно, проходит по всему фильму, но мы уже имели возможность обратить внимание на его... отчасти шуточный, игровой характер. "Игра в войнушку"; распределяются роли: "ты будешь фрицем", "ты - нашим". "Не хочу быть фрицем!" - истошный вопль мальчугана. Это "распределение ролей" хорошо видно в сцене съемки в цеху; Татьяна
Лиознова оказывается в роли... дьявольского протагониста, "аггела сатаны"! Знай она об этом, можно себе представить, какой скандал она бы закатила Меньшову! Но тут же все с непринужденностью, как в прервавшейся детской игре сменяется на противоположное... и та же режиссер оказывается полководцем наших, "маршалом Жуковым"!Не то в сцене в общежитии: мать Рудика - безусловно чужая, какие бы аргументы своей тяжелой судьбы она ни приводила. Причина в том, что конфликт здесь переходит в социально-бытовую, сюжетную плоскость. Фильм же в целом - с завидным мастерством обнажает экзистенциальные основы нашей истории, адские бездны и высоты горнего мiра. На поверхностно-бытовом уровне, из которого соткан внешний вид фильма, такие крайности в чистом виде не отображаются почти никогда. Лишь в виде символа, видения. Или - детской игры, с условным разделением антагонистов, которое может быть отменено в любую минуту, а может - развиваться до своего окончательного конца, лежащего за пределами мировой истории...
Сцена у роддома снова переводит это противостояние "чужих" и "наших" в метафорический, шуточный ряд. "Чего растерялся-то, папаша?" - кличет веселая нянечка сконфуженного Николая, как принесенного аистом, упавшего с неба, принимающего чужого младенца. В этой реплике звучит цитата из одного из многих "народных" фильмов, "кинохитов" 30-х годов - то ли "Весна на Заречной улице", то ли "Трактористы". Приезжает на стройку новый прораб. Подходит знакомиться к группе отдыхающих работяг. Те встречают его враждебно, один - адресует ему, пританцовывая, насмешливую частушку:
Здравствуй, милая моя, я тебя дождался!
Ты пришла, меня нашла - а я растерялся!
Назначает ему роль "бабы", одним словом.
Но прораб оказывается - тоже парень не промах: мигнув гармонисту, бросается, как в атаку, отплясывать вприсядку, да так, что бабой-то оказывается тот, издевавшийся парень! Все симпатии толпы сразу переходят на его сторону, и он увенчивает свой дебют репликой, возвращаемой своему антагонисту, перевернутой кверх ногами: "А ты растерял-ся!" Оглушительный хохот.
Это головокружительное переворачивание ролей "своих" и "чужих" и припоминает словечко, вставленное в реплику... бабы, нянечки роддома (так сказать, бабы вдвойне!). И - сцена современного фильма словно бы подхватывает диалог-состязание реплик кинохита сорокалетней давности. В ответную реплику мнимого "папаши" вставляется... другая киноцитата: уже упоминавшийся нами диалог "глухонемого" С.С.Горбункова, спускающегося в "ад" общественного туалета конца 60-х годов. "Моей Антонине здесь рожать", - недовольно бурчит Николай.
– "Еще подумают, что у меня гарем". Хозяин гарема - турок, "чужой"! Там: "Ага!" Тут... "Агу!" В фильме "По семейным обстоятельствам": "Делать ребенку "агу!" и "сюси-пуси" - еще не значит воспитывать его!" - грозит героиня Галины Польских зятю погремушкой; а за стеной... "чужой": певец, представитель северных народностей, распевает удалую песню погонщика оленей.
Становится ясным огромный символический смысл малюсенькой сцены нашего фильма - оправдывающей героиню, вплоть... до того "предательства", которое мы усмотрели в ее поведении в сцене палаческой телесъемки. Понятно теперь, что эта реплика: "Живот болит!" - имела, как и многое в фильме, пророческий характер. Она была тождественна только что прозвучавшей реплике героини: "Ребенка не будет!"; опережая ее появление, раскрывала ее реальное наглядное значение. Ребенка... выкидывают: из живота выкидывают; из жизни выкидывают: топят в сортире, в параше.