Москва времен Чикаго
Шрифт:
Максим усмехнулся:
— Долгое время действительно считали, что подслушать разговоры, ведущиеся по телефонам сотовой связи, невозможно. Но техника не стоит на месте. Появился такой приборчик — „Оскор-5005“… Шедевр инженерной мысли… Так что во время проведения операций по изъятию денег мы будем постоянно в курсе всех событий: и действий милиции вкупе с охраной банка, и ведущихся в нем переговоров.
Титовко ничего не оставалось, как одобрить техническую сторону подготовки к предстоящей операции.
— Ну а как с главным — входом в компьютерную систему банка?
— Здесь дело обстоит несколько
— Вот и прекрасно! — воскликнул Титовко. — Значит, он должен включиться в единую международную компьютерную сеть, соответственно и доступ к ней облегчится.
— С одной стороны, это так, — согласился Максим. — Центробанк теперь проводит стандартизацию документооборота по платежным операциям. Однако, с другой, есть новые проблемы: нам, взломщикам компьютерной защиты банка, тоже нужно осваивать новую систему сети СВИФТ.
— Вот и осваивайте! Насколько я понимаю, много ума для этого не требуется. Системы Интернет, СВИФТ и другие давно известны и используются на Западе.
— Я уже вникаю в нее. Важно знать не суть, а тонкости, нюансы Это как знание чужого языка: малейший акцент — и тебя распознали. А машину, компьютер обмануть сложнее, чем людей. Кроме того, насколько я уже узнал из записей служебных разговоров, — Максим кивнул в сторону умного прибора-чемоданчика, — Центробанк привлек к организации защиты своей сети специалистов ФАПСИ.
— Федеральное агентство правительственной связи?
— Оно самое. А это, как вы знаете, не фунт изюма. В этой бывшей кагэбэшной организации работают лучшие криптографы мира.
— Так что, — язвительно заметил Титовко, — может, откажемся от операции?
— Ну что вы! Конечно, нет. Просто я очерчиваю вам круг тех проблем, с которыми мне приходится сталкиваться.
— Хорошо, держите меня в курсе. И не особенно увлекайтесь теорией: партии нужны деньги. И они должны быть добыты любым путем. Но в современной обстановке брать банк лучше без автоматных очередей и взлома сейфов.
И Титовко направился к выходу. За дверью его уже поджидал управляющий Джевеликяна. Он подобострастно поклонился Титовко, словно увидел в нем нового хозяина, и предложил ему пройти в фуршетный зал. Но Титовко решительно отказался. Тогда управляющий понизил голос почти до шепота и произнес:
— У меня к вам конфиденциальный разговор.
— Говорите.
— Нет, не здесь. Тут, — опасливо оглянулся управляющий, — слишком много ушей.
Титовко мгновенно понял, что ему предлагают. И ответил резко:
— У меня от Мягди Акиндиновича секретов нет. До свидания!
Джевеликян не зря столь старательно обходил в разговоре со следователем всякое упоминание о своих именитых друзьях. В тот же день, когда состоялся первый допрос, Титовко позаботился о нем. Сначала в его камере побывал тот самый адвокат, который инструктировал Мягди в Сочи, а затем и вовсе наступила неожиданная развязка.
Уже через три часа адвокат в сопровождении представителя межмуниципального районного суда явился в следственный изолятор с постановлением судьи об освобождении из-под стражи задержанного Джевеликяна под залог. Начальство, проверив документы,
постановление суда, позвонив для верности судье, убедилось, что все документы подлинные и имеют законную силу. Решили позвонить следователю, чтобы выяснить, что делать.Но Ускова как нарочно в этот момент на месте не оказалось.
И уже через несколько минут повеселевший Джевеликян оказался за пределами следственного изолятора. У ворот его поджидал роскошный „линкольн таун кар“, в котором сидел улыбающийся Титовко. Джевеликян был человеком жестким и отнюдь не сентиментальным. Но здесь, после жуткой ночи в переполненной вонючей камере, где непрерывно жуют, курят, харкают, опорожняются десятки людей, он вдруг почувствовал необъяснимый порыв благодарности к этому человеку, который так быстро его выручил. Неожиданно для себя Мягди, усевшись в машину, сжал Титовко в объятиях.
От такого проявления чувств взрослого мужчины, не раз доказывавшего свое презрение к смерти, растрогался и Титовко. Особенно когда Джевеликян, отстранившись от него, произнес:
— Спасибо тебе, друг! Признаюсь, не ожидал.
На что начитанный и образованный Титовко заметил:
— Как говаривал древний Конфуций, не беспокойся, что люди тебя не знают. Беспокойся, что ты не знаешь людей. Надеюсь, теперь ты будешь мне доверять полностью.
— Я и так доверял. Мы связаны одной цепью, одной целью.
— И одной партией, — добавил Титовко.
— Куда едем? Мне помыться, переодеться надо. Я словно в грязной помойке побывал.
— Вот и приди в себя: отдохни, покушай. А потом обсудим наше дело. Я был на твоей даче. Там все нормально. Но кое-что меня насторожило. Впрочем, об этом после.
Джевеликян не придал особого значения словам Титовко. Сейчас у него была только одна мысль: быстрее смыть с себя липкую, противную грязь.
Буланова сразу покинула негостеприимный Сочи. Дорогой, в самолете, ей оставалось только предаваться нерадостным размышлениям о подлых мужиках, которым лишь бы была юбка, а что в ней — абсолютно все равно. Домой она возвратилась далеко не в радужном настроении.
Оставалось еще два дня отпуска, но чем заняться, она так и не решила. Немного порадовал ее кот, который был оставлен на несколько дней соседке и теперь с такой радостью и довольным мурлыканьем терся о ее ноги, что невольно поднимал настроение.
Но кот есть кот. С ним, как говорится, каши не сваришь. И потому надо было браться за дело. Давно уже она не писала статей, которые становились бы событием в городе. А большего творческого подъема, чем в те дни, когда она была несчастна, у Джульетты не было.
Она села за пишущую машинку „Оптима“, которую давно собиралась сменить на какой-нибудь компьютерный „Ноутбук“, и вставила в каретку чистый лист бумаги.
Увы, вдохновение не приходило. В мыслях вертелись картинки праздного Сочи, веселый пляж „Спутника“ и та наглая баба, от которой она узнала об измене Мягди.
Возникала непрерывная ассоциативная цепь, которая при любом раскладе приводила к к одним и тем же горестным выводам.
„Неужели Мягди мне действительно изменил?! — мысленно воскликнула Джульетта, со злостью вынула лист из машинки и разорвала его в клочья. — После всех его клятв в вечной верности!“