Москва времен Чикаго

Охранник подошел к трупу, брезгливо тронул его носком ботинка и сделал, уже из пистолета, контрольный выстрел в лицо.

Но и этого ему показалось мало. Он взглянул на одобрительно наблюдавшего из „линкольна“ босса, подошел к машине и попросил шофера пересесть на заднее сиденье. Затем развернул большую машину, сдал назад и, набирая скорость, переехал убитого. „Линкольн“ мягко тряхнуло, но он преодолел преграду в виде истерзанного, бездыханного тела, еще минуту назад гордо именуемого управляющим российско-швейцарской фирмы „Интерметалл“. Теперь Евгению Адольфовичу было абсолютно все равно, что делали с его бездыханным телом. Душа его наверняка уже отлетела ввысь и с интересом наблюдала, как с ним обращается бывший хозяин.

А Джевеликян был очень доволен свершившейся расправой над человеком, который еще вчера был его правой рукой во всех делах. Только так должен поступать настоящий авторитет с предавшими его слугами. Иначе не будет ни денег, ни авторитета.

Поэтому Мягди, несмотря на то что главный охранник вел машину, протянул ему руку. Тот моментально освободил правую ладонь и с большим пиететом пожал руку босса. Он знал, что это — знак наивысшего благоволения Джевеликяна.

— Награду получишь завтра, — промолвил Мягди, созерцая осенний пейзаж за окном лимузина. — У нового управляющего.

Петраков, как только возвратился из столицы, поспешил выполнить поручение Титовко. Он позвонил директору металлопрокатного комбината и договорился встретиться с ним в Бизнес-центре. Встреча происходила в том же номере, где несколько дней назад он был с Джульеттой. Все здесь напоминало ему об этом незабываемом вечере.

Она отдалась Петракову с такой страстью, будто Петраков был ее первым мужчиной в жизни. Тогда он, разумеется, решил, что все дело исключительно в его мужских достоинствах. Но теперь после иронических отзывов Титовко пришлось невольно задуматься над подлинной причиной.

И, конечно, она заключалась в Джевеликяне. Прав был его московский друг, тысячу раз прав: только из-за измены Мягди или его невнимания Джульетта вдруг так воспылала к нему, Петракову. Впрочем, пока он подтверждения этой догадки не имеет. Следовательно, можно считать, что Буланова любит все же его.

Но размышлять над этими вечными проблемами мэру сейчас было недосуг. Он вкратце изложил директору комбината суть сделки, которая сулит всем, а не только казне партии, большие деньги.

— Есть у меня там надежный человек. — Директор без размышлений согласился принять участие в рискованной операции. Он провернул с помощью мэра и Титовко уже не одну выгодную, но сомнительную, с точки зрения законодательства, сделку и был уверен в надежности их „крыши“. — Более того, этот человек с Чернобыльской АЭС мне подобную идею уже предлагал. Там в разбитом четвертом блоке остались сотни тонн ядерного топлива. По документам его стоимость значится как нулевая. То есть товар можно взять практически даром. А вот покупателей у него не было.

— Теперь они есть, — заверил Петраков.

— Хорошо. Начальник цеха подавления активности атомной электростанции, который закидывал мне эту идею, завтра как раз приезжает на комбинат. Мы им кое-что поставляем. Так что завтра о результатах и доложу. О какой партии товара будет идти речь?

— Сначала о тонне урана. Каждому из нас номерной счет в „Бэнк оф Цюрих“ с кругленькой суммой. Внукам тоже хватит. Так что игра стоит свеч.

На том и порешили. Назавтра мэру предстояло докладывать в Москву Титовко о результатах, и такая оперативность была ему на руку. Перед тем как попрощаться, Петраков заметил:

— И предупреждаю: секретность номер один. Ни обо мне, ни тем более о Титовко этот твой смертник из Чернобыля и слышать не должен. Его дело — только достать товар.

Говорят, если человек попал в номенклатурную обойму, то, несмотря ни на какие события, он в ней и останется. Так случилось с подавляющим большинством прежних партаппаратчиков, которые из-под крылышка родной КПСС благополучно пересели в те же кабинеты, но уже осеняемые орлиными взмахами нового-старого герба России. Так до сих пор получалось и с Титовко, чьи взлеты и падения на новых чиновничьих должностях лишь подтверждали незыблемость этой русской традиции. И когда правительству вновь потребовались проверенные кадры, Николай Николаевич вспомнил о своем прежнем работнике.

Премьер-министр, конечно, помнил, куда спровадил проколовшегося подчиненного. Время шло, у него давно уж был новый руководитель аппарата, но премьер-министр нет-нет да и вспоминал прежнего. Уж очень умен, надежен и практичен был Титовко на этой должности. Кроме того, обладал одним незаменимым качеством, которое ценилось начальством больше всего, а ныне, в эпоху всеобщей ломки, реформ и выгодных способов быстро и законно разбогатеть, — особенно.

Называлось это ценное качество просто — беспринципность. Такой подчиненный точно и неукоснительно выполняет все поручения начальника. Не подвергая их сомнению. Титовко в этом качестве превзошел всех. Он воровал сам и давал обогащаться другим. Правда, со строгим соблюдением иерархии. Знаменитое гоголевское выражение „Не по чину берешь!“ он неуклонно претворял в жизнь. У него все брали только по чину.

Но сейчас Николай Николаевич вспомнил о Титовко несколько по иной причине: нужно было срочно противопоставить нарастающему давлению со стороны Администрации Президента надежный заслон. А сделать это мог лишь человек, одинаково уважаемый обеими сторонами, умеющий ладить со всеми и в то же время обхитрить противоборствующую сторону.

А возрастание влияния президентской Администрации все больше беспокоило премьер-министра. Дело дошло до того, что ему уже стали давать указания даже мелкие сошки из Кремля. А это представляло реальную угрозу не только для его престижа, но и для его кресла. И Николай Николаевич даже не мог ни с кем об этом поговорить. Не сообщать же, в самом деле, Генеральному прокурору, что на него оказывают оттуда давление в вопросе о Джевеликяне. Причем чиновник с довольно незначительной должностью. Вот и складывается, видимо, у Александра Михайловича превратное впечатление, что уже и сам премьер-министр находится чуть ли не в сговоре с этим преступником! И это было лишь одной из самых незначительных деталей.

Вот почему премьер-министр сам позвонил Титовко и попросил его сегодня, если тот не занят, приехать к нему.

Титовко, разумеется, был для премьер-министра не занят. Явился немедленно. Войдя в роскошно убранный кабинет Николая Николаевича, бывший руководитель аппарата правительства почти не узнал его. Особенно его поразил огромный стол орехового дерева, инкрустированный столь изысканно и богато, что казалось, ты попал не к руководителю правительства, а, например, в Тронный зал Эрмитажа. Но, будучи человеком опытным, он не стал обращать внимания на такие нюансы, хотя и не смог скрыть своего изумления.

Премьер-министр истолковал его удивление по-своему:

— Нравится? Лучшие дизайнеры и художники работали.

Титовко деликатно промолчал и сразу поинтересовался:

— Чем могу вам служить?

Это был как раз тот вопрос, которого от него и ожидали. Николай Николаевич, казалось, простил ему и бывшую измену, и то, что его руководитель аппарата негласно собирал компромат на всех начальников, включая и самого премьера. Он знал, что Титовко все же можно доверять. И что они всегда найдут общий язык. Да и спровадил он его из правительства с почестями: подобрал выгодную должность, оставил правительственную связь и автотранспорт, государственную дачу. Так что Титовко в принципе не на что было обижаться.

— Ты, конечно, за событиями в стране следишь, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал премьер-министр. — И, видимо, заметил, как усилилось в последнее время значение и влияние на все дела Администрации Президента.

— Не только заметил, но и возмущен! — с ходу понял, что от него требуется, Титовко. — Ее аппарат разросся настолько, что скоро будет больше, чем у правительства. Они уже и в Кремле и на Старой площади не умещаются.

— Правильно заметил, — одобрил Николай Николаевич. — Подмяли под себя все министерства и ведомства. Они сначала отчитываются там, а потом уже докладывают мне. Если вообще докладывают.