Мой ангел-хранитель

Золотая колесница, украшенная жемчугом и драгоценными камнями, точно поднятыми со дна великого моря, преодолела радужный мост довольно быстро и уже въезжала в столицу. Перед ней тут же распахнулись ворота, с грохотом освобождая дорогу, бегающие и резвящиеся дети прервали свою игру, чтобы взглянуть на столь величественный экипаж, даже взрослые не могли отвести глаз от столь могучей красоты. Лошади недовольно заржали, когда ездовой дернул поводья, дабы пропустить рабочего с огромной телегой, наполненной плодами и урожаем.

Вскоре экипаж подъехал ко дворцу могучего Одина. Прибывшего встретили поклоном слуги, придворные жители. Каждый второй знал, кому принадлежит колесница, от которой исходит запах морских волн, соленой свежести, словно очень долгое время она простояла на берегу океана. Подошедший стражник отворил дверку, поклонился, приветствуя царя Ньёрда. Тот даже не обратил внимание на снующих вокруг суетливых людей, которые кланялись, здоровались с ним. Он лишь вышел из колесницы, подтянул пояс, где красовались серебристые ножны, из которых торчала рукоять кинжала; его кожаный серый плащ тут же раздул налетевший ветер, а после пригладил его кучерявые волосы. Потеребив пальцами негустую бороду, украшающую его слегка морщинистое лицо, Ньёрд побрел к крыльцу, а за ним в один шаг проследовали личные стражники. У парадной приемной царя Ванахейма встретил владыка Асгарда и хранитель всех девяти миров, Один Всеотец. На лице его играла приветливая улыбка, и он с талантливо разыгранным добродушием обнял Ньёрда, а после они вместе направились к тронному залу.

После бойни с эльфами здесь давно все встало на место, давно все было отстроено, и трон теперь выглядел куда более царственно, чем был до этого. У него была широкая спинка, немного загнутая назад, сам он был очень просторным, и рядом с царем могла спокойно присесть его супруга, которой, к сожалению, уже нет в живых… На стойках рядом, гордо подняв свои черные головы, восседали два ворона, они не шевелились, и у Ньёрда создалось впечатления, что они не настоящие, будто чучела, однако сомнения его спали, когда царь громогласно произнес: -Хугин, Мунин, оставьте нас, - он взмахнул рукой, и по её велению птицы тут же вспорхнули в воздух и испарились, словно их и не было.

– Прошу прощения, Великий Всеотец, что не смог прибыть в Асгард раньше, сразу после известия о гибели моей дорогой супруги. После окончания войн в государстве накопилось много дел, и они не отпускали меня все это время, даже сейчас я с трудом смог выбраться сюда на один день, - досадно сказал Ньёрд.

– Не передо мной тебе стоит просить прощения, друг мой, а перед своей дочерью. Государство - важно, но семья - ещё важнее, и я это начал понимать только сейчас, когда фактически лишился её, - отвечает царь, заглядывая в глаза собеседника.

– Да, я слышал, что и твоя жена пала от рук Малекита, мои соболезнования, - Ньёрд уселся за небольшой стол, где уже были приготовлены блюда для почтенного гостя, однако правителю морей было не до еды.
– Мне сообщили, что Сигюн тяжело больна.

– А тебе не сообщили, что Сигюн уже давно родила первенца?
– осведомился король Асгарда, глядя на Ньёрда с каким-то упреком, мол, что ты за отец, что даже не знаешь о судьбе своей дочери, о её жизни.

– Об этом я узнал от супруги, когда отправил её сюда за Сигюн. Жена отослала мне письмо. Я не против этого дитя, хотя и знаю, что отцом его является твой младший, тоже погибший сын. Меня больше волнует моя дочь, - изъяснил Ньёрд.

– Переживать за неё сейчас уже не стоит. Она идет на поправку очень стремительно, - сообщил Всеотец, усаживаясь напротив давнего друга.

– Это хорошо, потому что я хочу забрать Сигюн и моего внука в Ванахейм.

От слов морского владыки Один стал серьезнее, чем был. Он прищурил свой одинокий глаз, а потом ответил: - Не думаю, что тебе стоит это делать, друг мой.

– Это ещё почему?
– удивился Ньёрд.

– Видишь ли, мой старший сын покинул Асгард, младший погиб и супруги больше нет. Престол Асгарда, при таком раскладе, однажды некому будет занять, если я не позабочусь об этом сейчас. Кроме Нари у меня больше нет наследников, поэтому я выдвинул уже давно для себя решение, что после меня трон Асгарда займет принц Локисон, а его мать, Сигюн Лафейсон, будет полноправной царицей, - говоря эти слова, Один гордо поднял голову. Однако от такого заявления царь Ньёрд слегка растерялся.

– Уж не хочешь ли ты сделать Сигюн своей наложницей?
– со страхом и озлобленностью задал вопрос ванахеймский правитель.

– Нет. Сигюн сядет на трон как царица, а не как моя жена, я же оставлю правление, лишь буду помогать юной деве. Наверное, впервые в жизни трон Асгарда займет женщина, пока её сын не вырастит до нужного возраста, - с усмешкой сказал царь Асгарда.

– Я знаю свою дочь, Всеотец, правление ей никогда не было важно, она никогда не стремилась сесть на трон и от твоего любезного предложения она откажется, - понурив голову, ответил морской владыка.

– Не откажется, я все сделаю ради этого. А на твоем месте я бы все же подумал, прежде чем забирать её домой. Неужели тебе не хочется, чтобы Великим Асгардом правила твоя дочь?
– намекающий вопрос был настолько тонко задан, что Ньёрд даже не стал раздумывать над ответом.

– Да, это было бы прекрасно, но все же, если Сигюн сама изъявит желание уйти в Ванахейм, что тогда?
– испытующе глядя на собеседника, спросил правитель Ванахейма.

– Я знаю твою дочь, пусть не так хорошо, как ты, но тем не менее, и могу точно сказать, что она этого не захочет, ну а если все таки я ошибаюсь и она пожелает вернуться домой, то я не стану её держать, - Один опускает голову, будто пряча взгляд, словно стараясь в своих глазах скрыть какую-то необъяснимую, чуждую для всех вокруг боль, что он испытывает.

– Хорошо, - после недолгого молчания вдруг говорит Ньёрд, - пусть будет так, как ты сказал, Один. А теперь я хочу навестить мою дочь.

– Конечно, стража проводит тебя, - щелкнув пальцами, Всеотец подозвал двух асов, которые, отчеканив краткий поклон, повели царя Ванахейма к выходу.

Один опустился на трон, сердце в его груди было неспокойным. Он, откровенно говоря, боялся, что Сигюн решится покинуть Асгард, заберет с собой Нари. Сколько всего произошло здесь с ней, после всего, что было, немудрено, если она захочет выбрать спокойную жизнь в родном доме, и если она действительно захочет уйти, Один не будет останавливать её, ибо понимает, что её решение относительно правильное. За все то горе и боль, что были испытаны ею, она заслуживает совершенно другой жизни…

Это был одинокий вечер очередного дня, когда Сигюн не покидала свои покои, хотя ей так хотелось выйти навстречу ветру, солнцу, пусть даже дождю, главное, чтобы вдохнуть давно забытый свежий воздух. Но лекарша строго настрого запретила выходить, более того - вставать с постели. Поэтому деве приходилось довольствоваться только свежестью осеннего вечера, которая неоднократно влетала в распахнутое окно. Сигюн сидела на кровати, в её руках лежала книга, обложка которой была окрашена в зеленый цвет, и Сигюн заворожило это, она вглядывалась в обложку, даже не различая названия книги, она просто смотрела на зеленый, родной омут. Она больше никогда не увидит его глаз, теперь его глаза будут смотреть на неё лишь во сне, теперь его глаза она увидит только у малыша Нари, который с каждым новым днем, как рассказывает Бирта, становится все больше походить на своего отца.

Сигюн ужасно соскучилась по сыну и ей было невыносимо от того, что их разделяют стены, и скорее хотелось полностью выбраться из оков болезни, чтобы наконец взять своего ребенка на руки, приласкать его, спеть песню на ночь, услышать его смех, увидеть его взгляд, крепко прижать к груди.

Тихий стук в дверь прерывает громкую тишину, в которой раздавался только треск каминного огня. Сигюн отзывается, полагая, что это Бирта снова пришла, чтобы подать лекарство. Дверь с тихим скрипом открывается, и Сигюн не верит своим глазам, когда на пороге вырастает фигура её отца, облаченного в темного цвета доспехи и серый плащ. Сколько же времени прошло с тех пор, как они не виделись? Кажется, что целая вечность.