Мой ангел-хранитель

После долгого принятия ванны Сигюн начала причесываться, затем подобрала из гардероба себе домашнее платье из синего шелка, а после этого заплела из своих уже чистых, душистых волос толстую косу. Теперь смотреться в зеркало было не так противно, не так стыдно. Вот и слуги принесли завтрак, но дева не чувствовала голода, она была поражена, что теперь вообще ничего не чувствует. Должно быть, что все внутри неё умерло, все нервы, которые умели что-то ощущать. Нет боли, нет радости, нет печали, нет страха, нет слез. Остались только воспоминания, но девушка укрывается от них щитом своего равнодушия, и единственное, что она еще может различить в своей заросшей безразличием душе, так это тоска по родному сыну.

Она путается: может ей все таки страшно потерять чувства? Но если не терять, то как жить? Как жить дальше без него, без Локи? Без того, ради которого она готова отдать свою жизнь, лишь бы сейчас он дышал, лишь бы его сердце билось. Случись такое чудо, что ей предложат отмотать время назад, переиграть все на новый лад, выбрать между собой и им, то Сигюн непременно бы выбрала его, его жизнь, его дыхание. Неважно, где бы она пропала, во что бы превратилась её душа, в какой бы мир она улетела, лишь бы его душа всегда оставалась в его теле.

Понимая, что прошлого уже не вернуть, Сигюн снова замечает, что щеки её влажны от новых слез. Она вновь удивляется, что способна плакать. И не знает, хорошо ли это, плохо ли. Получается, что все её чувства держат её за обе руки, но она старается не смотреть на эту горькость, на печаль, на ужасную боль, она отворачивается, смотрит вперед, но если слабость находит, и она повернется лицом к своей мучительной тоске, то не успевшая затянуться рана начинает ныть с новой силой, начинает кровоточить.

Раздается стук в дверь, и Сигюн одним движением тонких пальцев смахивает с лица слезы, однако не поворачивается к гостю, который уже появился в комнате и стоял позади.

– Сигюн, ты позволишь нам войти?
– у порога она слышит голос пожилого мужчины и почему-то не сразу узнает тон Одина. Девушка оборачивается и видит то, чего не могла представить даже в самой счастливой своей фантазии. Возле двери стоит Всеотец, на его устах играет счастливая полуулыбка, единственный глаз пристально и гордо смотрит на девушку, а на могучих, сильных руках своих царь держит подросшего Нари, одетого в зеленую тонкую кофточку с расшитым желтыми нитями воротником и черные штанишки. Малыш спокойно сидит на руках своего дедушки, пальчиками теребит его седую бороду, но хитрющими отцовскими глазами посматривает на маму, что улыбается со слезами на глазах и не может даже пошевелиться.

– Ну что же ты смущаешься? Подойди, возьми его наконец на руки, - с улыбкой произнес царь, и Сигюн приблизилась к Одину, забрала из его рук своего сына, крепко прижала его к себе, покрыла поцелуями его личико, макушку, ручки, а Нари лишь смешно хихикал. Радости девы сейчас не было границ, она уже и не думала тогда, на корабле эльфов, что встретится вновь со своим ребенком.

За трогательной встречей матери и сына наблюдал Всеотец, не скрывая своей улыбки.

– Благодарю вас, мой царь, - Сигюн, стараясь унять слезы, поклонилась королю.

– Не стоит, принцесса Сигюн, - после последних слов дева недоуменно посмотрела на Одина, и улыбка с его лица спала.

Давно ли она стала вновь принцессой? Разве не женой навеки заключенного она теперь зовется? Или женой героя теперь величают её в Асгарде?

– Сигюн, нам с тобой предстоит очень серьезно поговорить, и я хочу это сделать сегодня вечером, надеюсь, что ты не откажешь мне и соизволишь прийти, - томно сказал Один, вопросительно глядя на девушку. Та же не знала, что отвечать. Как-то все слова разом вышли из её головы, к тому же воцарилось полное непонимание, которое Один был готов развеять.

– Мой царь, откуда столь почтенные речи? Откуда проявленная забота к моему сыну? Я… - деве не дали договорить.

– Полагаю, что твои вопросы можно расценивать, как согласие на мое предложение. Я жду тебя сегодня вечером в тронном зале, - царь повернулся к девушке спиной, побрел к выходу. Сигюн могла лишь наблюдать его скрывшийся за стенами багровый плащ.

Поведение Всеотца ей показалось странным, она никак не могла взять в толк, почему Один вообще не настоял на том, чтобы Сигюн вместе с Нари отправились в Ванахейм. Неужели у Одина проснулись чувства к малышу, к ней, или он решил сберечь и оставить подле себя тех, кто остался от его семьи?

Сигюн путалась в своих мыслях и догадках все утро. Она не раз за все это время вспоминала о Торе, который ушел за возлюбленной на Землю. Видимо, он выбрал для себя совсем иную жизнь, и это было правильным решением. Сигюн отчасти понимала, что и ей пора начать жить с чистого листа, только вот прежнюю написанную историю, где сделано много ошибок, где поставлено огромное количество клякс и помарок, она никогда не сможет забыть.

Печальные раздумья ванской дочери вдруг прервал Нари, случайно выронив игрушку из рук и недовольно всхлипнув. Сигюн с улыбкой подошла к малышу, подняла деревянного солдатика с пола, ребенок протянул свою маленькую ручонку, и девушка вдруг заметила, что с его маленьких пальчиков слетало какое-то странное, очень слабое свечение желтоватого цвета. Игрушка, что держала Сигюн, задрожала в её руках, а после чуть приподнялась в воздух и сама направилась к зовущей ладошке младенца. Ванка с недоумением, удивлением и неподдельным испугом наблюдала за происходящим. Солдатик упал прямо к малышу в руки, и тот заливисто засмеялся, поглядывая на маму. Сколько же было радости у Нари, когда ему удалось сделать свой первый магический трюк. Сигюн же пару минут неподвижно стояла, улыбалась, а потом подняла сына на руки, крепко прижала к груди, поцеловала в маленький носик.

– Ты сын своего отца, Нари. Мой малыш, - радостно произнесла девушка, на что ребенок ответил самыми простыми звуками, которые под силу сказать младенцу в его возрасте: -Па-па, - слетело с его губ, и, услышав это слово, Сигюн постаралась не заплакать, тут же обняла малыша, чтобы он не увидел её слез.

“Папа больше не придет.”, - пронеслось в её голове, но она стала закрываться от этой мысли, изо всех сил держала себя в руках, чтобы не дать ребенку почувствовать горесть, которая воет волком в её груди.

Рядом снова маленький Нари, в котором начинает просыпаться дар великой магии, и Сигюн боится, что в будущем не сможет своему сыну помочь научиться ею владеть, но пока что этот вопрос она старается упустить, ибо все больше думает о предстоящем разговоре с царем. С появлением малыша сразу же нашлись хлопоты и дела, которые на время отвлекли девушку. Она покормила сына, немного поела сама, затем решила, что этот осенний, но теплый день она не может просидеть дома. Одев Нари в коричневую плюшевую кофту и темные штаны, обув на его маленькие ножки черные сапожки, а затем накинув на свои плечи черный тонкий плащ, Сигюн поспешила на улицу, чтобы прогуляться с сыном и развеяться самой. Слишком долго она сидела в зелено-золотых стенах, слишком долго придавалась слезам. Пусть ночью они вновь настигнут её, пусть снова возьмут в свой плен печали, но не сейчас. Сейчас ей хочется уйти к морю ли, в сад ли, куда угодно, только уйти, сбежать. Однако Сигюн понимает, что от самой себя не сбежишь, но она хотя бы должна попытаться сбежать от воспоминаний, хотя бы на время.

Во дворце Сигюн каждый отдавал поклон, каждый здоровался, справлялся о её самочувствии, подмечал, что сын её необыкновенно красив, похож на своего отца. Придворные, слуги - все улыбались ей. Сигюн казалось, что она, выйдя из прежних комнат, попала в совершенно другой мир, где никто не сторонится её, где никто не смотрит презренно, где никто не кидается в неё гневными словами.

Сигюн выходит в сад. Здесь все покрыто золотыми листьями, растения и цветы уже не растут, кругом лишь земля, которая выглядывает из под ковра упавшей листвы. Слева стоит огромный фонтан, который шумит днем и ночью, ласкает слух плескающейся водой, и даже в фонтане плавают, как маленькие кораблики, золотые листья деревьев. Нари завороженно смотрит на воду, потом его взгляд зеленых глаз падает на подплывший листик, который стукнулся о бортик бассейна и застыл. Ребенок указал на него пальчиком, и Сигюн, заметив жест дитя, с улыбкой вынула из воды листок, подала в руки Нари, а тот стал крутить его, оглядывая со всех сторон с глубоким интересом, серьезным взглядом, от которого так хотелось засмеяться.