Мой бесполезный жених оказался притворщиком
Шрифт:
И по лицу Илариона я поняла, что даже императорская семья не была в курсе.
— Отец не захотел огласки, — отмахнулся Гордей. — Это такая ерунда. Ничего ведь не произошло. Просто какой-то неудачник попробовал и облажался, это…
— Да нет. И вовсе не поэтому, — прервал его Лукьян, постукивая пальцами по столешнице. — А потому что у покушения есть очень серьезные последствия, не так ли? Настолько серьезные, что это может создать вам проблемы. Это вопрос положения и влияния. Поэтому это и такая большая тайна.
— Откуда ты…
— Несмотря на то, что ты уверен, что я стою буквально за каждой
— Ничего!
— Что случилось, Змеев?
Кто-то из парсийских призраков громко расхохотался, на море медленно поднимался шторм, Ивар Белобровый объявил, что в завершающей части церемонии жениху и невесте полагается станцевать с мечами, а гостям коллективно помолиться за их благополучие и долголетие, но, если у нас желания завершать на этой ноте нет, а по быстро брошенному на Ивара взгляду Лукьяна видно, что нет, да и ладно, они просто сами помолятся.
Гордей взлохматил волосы на затылке.
— Убийца успел ударить отца кинжалом по глазам, — наконец выдохнул он. — И никому из целителей пока что так и не удалось восстановить их.
Глава 33
Змеевым принадлежали восточные территории империи, прямо по соседству с Азарским алтынатом, его высохшими степями и зловещими пустынями, непрекращающимся солнцепеком и кровожадной мошкарой. Если где-то в этих краях и можно было отыскать холодное местечко, так разве что в сердце того самого негодяя, который так и не написал ответное письмо вашей безутешной, крайне влюбчивой родственнице.
И которого вы все же разыскиваете, главным образом для того, чтобы вбить в него хорошие манеры, а не для того, чтобы выбить для себя несколько кубиков льда…
— Судя по курсирующим по столице слухам, твоя единственная влюбчивая родственница — это ты сам.
Глаз Гордея, пытающегося прийти куда-то со всей этой предысторией, едва заметно дернулся, тем не менее, к глубочайшему шоку всех присутствующих, он не потерял мысль и продолжил ровно с того места, на котором остановился.
Иными словами на территориях Змеевых было жарко.
Невыносимо жарко летом, убийственно жарко — в августе, и именно поэтому, когда в одну из ночей Гордей Змеев проснулся в своей постели от пробирающего до костей холода, он сразу же понял, что что-то тут не так.
Вообразить, что в поместье разом набилась целая толпа хладнокровных отморозков было сложно.
Еще сомнительнее выглядел тот вариант, при котором за те несчастные два часа, которые Гордею удалось подрейфовать в царстве снов, снаружи произошла климатическая катастрофа.
Гордей также не думал, что прислуге удалось бы открыть окно так сильно, чтобы за ним оказались ледники.
Существовало лишь одно достойное объяснение происходящего — в поместье пробралась призрачная тварь.
Поэтому Гордей немедленно вынул из-под подушки припрятанный там на такой случай кинжал и отправился на поиски нарушителя…
— Как ты себе голову еще с такими привычками во сне не отрезал — загадка, — протянул Платон.
Я мрачно посмотрела на Платона.
Иларион закатил глаза.
Евжена
уронила голову на сложенные руки.— Заткнись! — наконец не выдержал Гордей.
— Боюсь, для этого тебе придется достать еще какой-нибудь ки- хпф! Вмпфм!
— Тебе вроде понравились фрикадельки, — невозмутимо сказал Лукьян. — Больше никто есть не стал, не выбрасывать же.
— Спасибо! Итак, на чем я остановился? А, да, точно.
Свет в поместье был погашен, и только полная луна пробивалась сквозь неплотно задернутые шторы, высвечивая на мраморных плитах причудливые узоры. Ручки дверей были покрыты инеем, с потолка свисали сосульки. Дыхание вырывающееся из груди поднималось вверх облаком пара.
Все звуки, казалось, стихли.
Гордей отодвинул одну из штор и выглянул в сад.
По нему неспешно бродила хорошо знакомая женская фигура.
Это была его мать.
На крохотную секунду Гордей зажмурился и с трудом поборол желание броситься наружу и завести женщину в дом. Судя по тому, что цветы и трава были в полном порядке, снаружи было куда безопаснее. К тому же подобная картина была совсем не нова. Его мать прекращала бродить по саду лишь тогда, когда ее сбивала с ног усталость. Когда служанки насильно уводили ее внутрь, чтобы заставить поесть, чтобы помыть или переодеть.
Или — когда дядя приезжал в их поместье с визитом.
Мать избегала его.
Она никогда не говорила почему, она вообще ничего никогда не говорила, но стоило только его экипажу подъехать к воротам, как она, вне зависимости от того, где именно она находилась в тот момент, бросала все свои дела и скрывалась в музыкальной комнате, из которой на протяжении последующих часов доносились лишь надрывные стоны расстроенного пианино.
На темном небе хорошо были видны звёзды, одна из которых сорвалась и упала вниз, быстрой, яркой вспышкой, которую Гордей едва успел заметить.
Падающая звезда, да?
Если бы только…
Что-то также упало наверху вместе с сердцем Гордея Змеева.
Нет.
Некоторые вещи ни за что нельзя было исправить.
Гордей сердито задернул штору и снова прислушался.
И тогда с верхнего этажа раздался еле слышный стук каблуков.
Из комнаты, которая уже много-много лет была заперта.
Из комнаты его сестры.
Возможно, это был кто-то из служанок. Несмотря на то, что отец запретил кому бы то ни было заглядывать туда, некоторые из них все равно считали, что запреты запретами, а пыль-то копится, и кто знает, во что она может эволюционировать без присмотра. Так что лучше бы два раза в день все же проводить там влажную уборку.
Два раза в неделю.
Хотя бы раз в месяц, Ваше Сиятельство, побойтесь клещей!
Отметив краем глаза, что охранные амулеты не горели, что было удивительно, ведь усыпить их мог лишь кто-то из членов семьи, Гордей взлетел вверх по лестнице, в три широких шага перемахнул коридор и ударом ноги распахнул дверь. Тяжелая деревянная дверь ударилась о стену, заскрипели старые петли, но внутри — никого не было.
Цок-цок-цок.
Стук каблуков раздался прямо возле Гордея, а потом также резко смолк. Зато на когда-то кроваво-красном, а теперь мутно-бордовом ковре стали появляться вмятины, как если бы кто-то ходил по нему.