Мой босс - палач

— Только так смотреть не обязательно, — зыркнула она на меня.

— Пока не могу насмотреться, не мешай, — усмехнулся. Старался быть мягче, но у меня не получалось.

Она притягательно облизнула губы и без всякого смущения продолжила есть. А когда женщина не смущается от внимания? Кажется, когда ей плевать? Или делает вид?

— Как на работе? — вдруг спросила она.

— Не хочу портить вечер, — поднялся, отчаявшись поесть, и принялся за чай.

— У нас с тобой нет общих тем, кроме работы.

— А ты так хочешь поговорить?

Она поднялась и приблизилась сзади:

— Давай я сделаю, ты еле стоишь.

Я обернулся, встречаясь взглядом с ее. Странно было смотреть, зная, что не имею права трогать.

— Хорошо, — протянул ей ложку. — Молоко в холодильнике.

— Я не люблю чай с молоком. Но сегодня ты не спрашиваешь. И меня это устраивает.

Чертовка направилась к холодильнику, а я, как привороженный, следил за каждым ее движением, самое будоражащее из которых — то, как она встала на цыпочки, пытаясь достать до дальней стенки верхней полки холодильника. Мне казалось, что я устал, но теперь ясно понял — казалось.

37

— У меня между лопаток потеет от твоего взгляда, — обернулась она с пакетом молока.

— Странно, потому что я смотрю немного ниже, — жадно сглотнул.

— Думаешь, тебе можно? — усмехнулась она провокационно.

— Мне все равно, — выдохнул тяжело, понимая, что больше она ни шагу от меня не сделает. Я рывком сцапал ее и усадил на столешницу. Пакет молока выпал, глухо стукнувшись о пол.

— Молоко! — возмутилась Бабочка, задрыгавшись и пытаясь свести ноги.

— Ты его все равно не любишь.

Запустил пальцы ей в волосы и притянул так, что губами коснулся ее губ. Мне нужно было «да», я не мог больше брать без спроса, хотя хотелось до чертиков. Мы дышали, как загнанные, глядя друг другу в глаза, а я все ждал. Ее взгляд подергивался дымкой, не выдерживая моего. Она моргала все чаще, сдаваясь, и, наконец, качнулась вперед — все, что мне было нужно, чтобы развязать руки. И я коснулся ее губ, будто они мираж — осторожно, защищая ее «да» от разочарования и испуга, затягивая медленно в свою одержимость. Не спеша, но неотвратимо.

Вид растрепанной Бабочки на широком разделочном столе обострил голод до предела. Будто не было вчерашней ночи. Узкая полоска ее обнаженного живота в распахнутых полах халата казалась светом в конце тоннеля, и я жадно пил его губами, спускаясь все ниже. Она дрожала, дышала и постанывала, выгибаясь в руках, робко, но следовала за моим желанием. Только сегодня она уже не хотела отдаваться в первую ночь выбранному мужчине… Язык ее тела просил не предавать. Отчаянно, слепо, но так четко, что хотелось надавать по губам за то, что не верит… Или убиться о стену самому, что не могу заставить ее верить. Но вместо этого я сделал так, чтобы мы оба забыли об этом «разговоре» — хватит. Я не изменю историю за один вдох, а она все равно не поверит так быстро.

— Н-не… — завозилась, когда я почти коснулся средоточия нервов меж ее разведенных ног.

— Тш, — поцеловал чуть ниже пупка, — пожалуйста… — Она приподнялась, умоляюще глядя на меня несчастными глазами, и не сдаться стоило всех сил: — Позволь, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы тебе понравилось…

Жаль, что сегодня она не напилась… Бабочка напряженно выгнулась от первого касания языком и порочно застонала, сдаваясь. Мне бы поберечь ее хрупкий мир, но я, как обычно, вломился в него со всем желанием. Она пыталась сжаться, но я не позволял — раскрывал ее, жарко трахал языком, пока она не вскрикнула и не забилась, ударяясь лопатками о столешницу. От этой ее чувствительности сносило крышу, превращало в одержимое животное, без контроля и тормоза.

Когда дернул ее на себя, Бэрри вскрикнула, но я уже не реагировал — влетел в нее до упора, пожирая взглядом дрожащее тело в своих руках. Утолял голод, как зверь, не в силах остановиться, впитывая ее крики и всхлипы, скользя пальцами по взмокшей коже и оставляя на ней воспаленные следы. Разрядка была острой, дикой и очень болезненной. Из ладоней даже вырвалось пламя, лизнуло мою ведьму согревая, но не причиняя вреда… и я едва не рухнул на нее, вовремя хватаясь за столешницу.

Мы молчали долго, просто наслаждаясь возможностью дышать. Когда удалось выпрямиться, Бэрри сразу попыталась закутаться в халат, и я не стал ей мешать.

— Я… в душ… — растерянно прошептала, когда помог ей подняться.

— Пойти с тобой? — попытался поймать ее взгляд.

— Н-нет, — мотнула она головой, пытаясь выдрать руку, но я не позволил.

— Что я сделал не так? — поймал ее и вынудил смотреть мне в лицо.

— Я не знаю, — попыталась вывернуться из моих ладоней. — Мне просто надо… прийти в себя… слишком остро, сильно, наживую, Вернон!

— Знаю, но не могу по-другому, — притянул ее к себе. — Не смогу тебя беречь, я хочу тебя всю…

— И не надо беречь, просто дай мне десять минут, пожалуйста… — обхватила мои ладони.

И я выпустил. Переоделся, пока она прятала за шелестом воды свои слезы, и, сцепив зубы, вернулся к приготовлению ужина. Только все валилось из рук — специи устилали ровным слоем всю столешницу, молоко горело на плите, а с пальца текла кровь от пореза…

— Ты решил сжечь кухню вместо ведьмы? — послышался смешок позади.

Мне нечего было сказать. Вполне возможно. Такой беспомощности я еще не чувствовал. Жечь — не создавать. Мы от природы созданы прямыми разрушителями, создаем мы очень долго и тяжело — отношения с женщиной даются непросто. Пламя всегда с готовностью стоит за спиной и ждет, чтобы спалить все попытки до пепла. А вот ей создавать было так просто… настолько, что я вздрогнул, когда ее руки скользнули на талию, и Бэрри прижалась к моей спине:

— Успокойся… все хорошо… я в порядке.

— Уверена?

— Ну, можешь допросить, — усмехнулась в спину.

— Ты заставляешь чувствовать себя убогим, — выдохнул, опираясь о столешницу.

— Мы не можем быть идеальной парой, — вздохнула она. — Ты наверняка ошибся…

38

Я помолчал, чувствуя тепло ее ладоней на коже, и губы растянулись в улыбке:

— Мне уже неважно.

— Как неважно? — она убрала руки. — Ты же хотел отделаться от брака. А если я не та, то ничего не выйдет…

— Все выйдет, — повернулся к ней. — Я уже не откажусь от тебя…

Заглянуть ей в глаза оказалось непросто, но лишь в первую секунду, пока она смогла вынести мой взгляд. В следующую часто заморгала и отвела свой.

Мы поужинали в давящем молчании. Я не мог принять, что Бэрри все еще просит ее отпустить, а она пыталась принять ситуацию… и летела на огонь. И ни один не знал, как разодрать этот саван неудобного молчания. У нас и правда не было общих тем, и я не знал, из чего их еще выдрать, но упрямо давал понять — все изменится. Когда-нибудь…