Мой генерал
Шрифт:
Федор Тучков ничего не понял. То есть совсем ничего. То есть он не обратил на обуявшие ее мучения никакого внимания.
Он выбрался из кресла и спросил озабоченно:
— Ты рюкзак берешь?
— Что?
— Рюкзак брать или не брать?
Он… идет с ней? У него нет… других планов?
— Я возьму сама, спасибо.
— Пожалуйста, но лучше я.
— Не надо!
Он удивился и сунул ей рюкзак.
— Я не знал, что это так важно. Прошу прощения.
Сжимая рюкзак, Марина выскочила из номера и с преувеличенным вниманием стала возиться с ключом.
Все-таки он
— Мы должны выйти через главный вход, — распорядилась Марина.
— Зачем? Здесь гораздо ближе.
— Так надо.
— Ну надо так надо.
Коридор был бесконечен и безнадежен, подобно Китайской стене. В нем оказалось множество дверей, поворотов, закоулков и ступенек вверх, а потом вниз.
Федор Тучков шел следом за Мариной, смотрел ей в затылок и мрачно думал о том, как утром держал ее за шею.
Он не хотел ничего затягивать и понятия не имел, как это можно сделать, «не затягивая».
Если он все правильно понимает, ему придется сначала лет пять за ней ухаживать, потом еще несколько лет проверять свои чувства, а потом, ближе к пенсии, купить лютики и отправиться к ее маме с папой с предложением руки и сердца. Мама с папой, разумеется, откажут под тем предлогом, что соискатель еще слишком молод и неопытен.
Такой план ему вовсе не подходил. Лучше всего было бы остаться сейчас в ее номере, с распахнутой «в лето» балконной дверью, в ее постели, или на диване, или неважно где! В первый раз все будет очень быстро — вряд ли он сможет продемонстрировать чудеса выносливости и ловкости после того, как поцеловал ее в бассейне и узнал, как она пахнет, дышит и двигается. Во второй — это будет медленно и со вкусом. В третий — как придется.
Возле распахнутой в коридор, а не «в лето» двери старшей медсестры, где на стульчиках, как правило, сидели несколько пенсионеров, Марина вдруг стала хромать и хвататься за коленку. Федор Тучков к такому повороту событий не был готов.
— Что такое?!
— Мне больно, — ненатуральным голосом прохныкала Марина, — что-то… вступило!
— Ты что? — Он присел и снизу заглянул ей в глаза. Она не могла хныкать всерьез. Да у нее даже получалось плохо!
— Помоги мне. Мне… нужно сесть.
И решительно прохромала в комнату старшей сестры.
Медсестра пила чай из широкой чашки, усердно дула на него. Завидев Марину, она заявила не слишком любезно:
— Обед. После трех приходите.
— Я не могу после трех, — все тем же ломаным голосом простонала Марина, — у меня что-то с ногой. Случилось… Только что… В коридоре…
— Ах, боже мой, — вздохнула медсестра и с сожалением поставила свою чашку, — что такое с ней случилось?
— Я вчера упала, — призналась Марина. Федор смотрел на нее во все глаза. Она всем весом оперлась на его руку и опустилась в кресло. — У меня трещина была когда-то. Теперь, когда падаю, болит ужасно!
— У вас лечащий кто? Морошкина? Или Васильченко? Вы в каком номере?
— В пятнадцатом «люксе».
При упоминании «люкса» сестра немного смягчилась.
— Значит, Васильченко. Непременно сходите завтра, пусть он вам электрофорез назначит или парафин. Что же вы сразу
не сказали, что у вас… боли!— Да не было никаких болей! Это я вчера упала!
— А вы что ж не поддержали? — игриво поинтересовалась у Федора медсестрица.
— Да, — согласился Федор и мотнул головой. — То есть нет.
Марина стискивала его ладонь, только и всего. Соображать было трудно.
— А у вас нет… бинтика? — заискивающе попросила Марина и посмотрела на сестру умоляюще. — Эластичного? Я бы завязала, и все прошло бы! Я до завтра не доживу…
— Ах, боже мой. Принесу, принесу сейчас, посидите.
Она оглядела стол, сунула в карман какие-то ключи, поднялась — халат облепил сказочных размеров бюст, — улыбнулась Тучкову Четвертому и протиснулась мимо них в коридор.
Четвертый и Внезапно Захромавшая проводили ее глазами.
— Ну? — спросил Федор, опасаясь, что она немедленно выдернет руку. — Что за шоу?
Конечно, она выдернула.
— Стойте и смотрите. Если она придет, предупредите меня!
Марина кинулась к пустому столу, на котором лежала толстенная амбарная книга — тот самый гроссбух, изобретенный то ли Конан Дойлом, то ли Джоном Б. Пристли! — распахнула и стала торопливо листать, сначала в одну, потом в другую сторону.
Отлистала и повела пальцем снизу вверх.
— Что мы ищем? — Федор Тучков покинул свой пост номер один у двери. Приблизился и стал смотреть с интересом.
— Вернитесь туда, — прошипела Марина и показала куда. В минуту серьезной опасности она почему-то снова перешла на «вы».
Федор засмеялся.
— Нечего смеяться. Я хочу узнать, на чем приехал сын Павлик. И когда.
— Вчера вечером или сегодня утром, — подсказал Федор, оперся о стол и тоже стал смотреть. — Вот в этой графе.
— Тут нет фамилии Зуб!
— Зато есть Лазарев. Видите? Павел Лазарев. Прописан в Москве. Приехал на машине. Тут и номер имеется, смотри ты!
— Так и есть! — торжествующе воскликнула Марина. — Он не сын!
— Или у него фамилия отца, — предположил Федор. — Кстати, так чаще всего и бывает.
— Валентина Васильна из Ростова, она все время это повторяет, а Павлик из Москвы.
— Он вполне может жить в Москве, а его мать вполне может жить в Ростове. Позвольте мне.
— Что?
— Перевернуть страницу.
— Зачем?
Он взял Марину за лапку, перевернул голубую разлинованную страницу и уставился на нее с неподдельным интересом. Марина посмотрела число, выведенное сверху, — пять дней назад.
Нервно оглядываясь на распахнутую дверь в коридор, она зашипела и дернула его руку:
— Зачем вы это смотрите?! Пять дней назад покойник еще был жив!
— Вот именно.
— Что — именно? Федор, давайте положим ее на место и…
Тут Тучков Четвертый неожиданно хмыкнул:
— Странно.
— Что?
Он перелистал страницы и опять посмотрел. Шаги зазвучали неожиданно близко и казались слишком быстрыми.
— Федор!
— Да-да. Конечно.
Вернувшаяся медсестра едва не застукала их. Марина только-только успела плюхнуться в кресло, а Федор придать себе более или менее сочувственную позу, как она влетела в кабинетик и сунула Марине бинт.