Мой (не)любимый дракон

— Попробуйте. Жуткая вкуснятина.

Тальден сощурился и посмотрел на меня с пристальным вниманием, будто глазами собирался сделать мне флюорографию. Угощений так пока и не коснулся. Разве что пригубил немного вина.

— Не уходите от темы, эсселин Сольвер. Вы начали говорить о графине. Так закончите же.

Боюсь, если я сейчас начну «заканчивать», то вся эта расчудесная еда окажется не в Герхильде, а у него на голове. Как вариант — кое-какие шедевры средневекового кулинарного искусства украсят гобелены и пол.

Выдохнула, пытаясь унять пустившееся вскачь сердце. Никак не уймётся, сумасшедшее; всё в хозяйку. Убеждая себя, что я тоже могу быть чуточку ледяной, с самым безразличным видом проронила:

— Ладно, не буду уходить. Просто я сегодня читала… — Собравшись с мыслями, осторожно продолжила: — Вот скажите, после свадьбы с… с кем бы то ни было, графиня продолжит делить с вами эм-м-м… вечерние трапезы?

То ли в светлых глазах Скальде так причудливо отражались лепестки пламени, флегматично колышущегося над свечами, то ли что-то там заискрилось в глубине драконьих глаз — серая радужка вспыхнула золотом. Я вжалась в спинку кресла и замерла в ожидании ответа.

Герхильд не сводил с меня взгляда, будто силою мысли пытался подковырнуть хрупкую ледяную корку, маской растянувшуюся на моём лице. Того и гляди она растает или растрескается, и тогда я выдам себя с потрохами. Все свои чувства и то, как меня задевают эти его шуры-муры с конопатой мамзелью.

— Мы с эсселин д’Ольжи больше не вместе. Или вы не в курсе последних придворных сплетен?

Кажется, тальдена забавлял наш разговор, хоть по его невозмутимой физиономии сложно было понять, веселится ли он, раздражён или ему вообще всё пофиг. А вот на моём лице, уверена, сейчас отчётливо читались все мои эмоции. Среди которых удивление (и, наверное, радость напополам с каким-то эгоистичным удовлетворением) явно преобладали.

— Отчего ж так?

Скальде вонзил нож в сочный антрекот и одним движением отрезал от него большой, весь в капельках жира кусок.

— Вы казались мне более проницательной девушкой, эсселин Сольвер.

Это сейчас что такое было? Завуалированное признание — признание в чём бы то ни было — или очередная издёвка? Больше походило на второе, но верить очень хотелось в первое.

— Может, всё-таки просветите меня непроницательную? Прямолинейность украшает мужчину. — Не одному же Герхильду тут упражняться в искусстве колоть словами и обнажать взглядами.

И если в последнем я была не сильна, то в иронично-насмешливых беседах, по своему скромному мнению, неплохо преуспела.

— Не люблю украшений, — ответ не заставил себя ждать.

Оторвавшись от мягкой спинки кресла, в котором вальяжно развалился (я же сидела как на иголках, причём раскалённых), тальден с ленивой медлительностью потянулся к блюду с теми самыми корзиночками, которые я незаметно для себя самой уплела аж целых пять штук.

Спасибо стрессам и их катализатору в лице Его Насмешливости.

— Говорите, жутко вкусные?

Признание в тот вечер мне так и не обломилось, и выяснение отношений незаметно сошло на нет. Новость о том, что любовница Герхильда теперь вместо воображаемой короны, которую сама же на себя нацепила, носила такую расчудесную и совсем не воображаемую приставку «экс», меня страшно обрадовала. Причём ключевым словом было предпоследнее — «страшно». Ведь радоваться я не имела права. Только бояться. Как и не имела прав на многие другие чувства.

Ну нельзя мне за него замуж! Нельзя и всё тут! По многим причинам. Во-первых, я уже замужем, хоть порой об этом забываю. Во-вторых, брак со Скальде может оказаться для меня фатальным. Не зря же мы оба прокляты. Ну а в-третьих… Не могу я позволить себе то, что порой позволяла в своих безумно-откровенных снах. Сама себя ведь потом не прощу и…

Тогда уже точно буду покидать Адальфиву с разбитым вдребезги, не на осколки, а в крошево сердцем.

Встрепенулась, почувствовав, что он снова рядом, в опасной близости, и несмело подняла на тальдена глаза. Скальде протягивал мне руку, наверняка даже не подозревая, какое воздействие на меня оказывает малейшее его прикосновение.

— Присядем к огню? Вы вся дрожите.

Хорошо хоть не приляжем.

Впрочем, в последнем Фьяррино тело не видело ничего хорошего.

Мы устроились у камина, возле которого прошло столько приятных вечеров за непринуждённой болтовнёй с Глендой и Ариэллой. И в обществе Снежка, однажды притащившего нам на девичьи посиделки свой трофей — дохлую мышь, и коварно подложившего её в тарелку с печеньем. Ох и визгу было…

Белоснежный охотник спрыгнул с кровати и теперь крутился возле нас, стараясь привлечь к себе внимание. Распушив хвост, важно вышагивал перед Его Великолепием с таким видом, будто Герхильд был ему ровней. Ну или имел ранг пониже. Кьёрд деловито мяукал, не забывая при этом энергично тереться макушкой о драконье колено.

— А вы ему нравитесь, — улыбнулась я, наблюдая за играющим на публику питомцем.

— Кьёрды по природе своей дружелюбные создания. Если их не обижать, не пугать и не отбирать у них добычу.

Это дружелюбное создание наконец угомонилось. Растянулось между нами и, блаженно урча, прикрыло глаза.

— А драконы?

— Дракона нелегко обидеть и тем более напугать.

Надо же! Вторая за вечер улыбка. Эволюционируем.

— А что будет, если отобрать у дракона его добычу? — исподлобья посмотрела на мага, едва не утонув в его глазах.

Цвета предгрозового неба, туманной бездны. Смертельно опасной, но такой манящей. Сорваться бы в неё, позабыв обо всём. О прошлом, которое не отпускало, и о будущем, которое так пугало своей неизвестностью.

— Драконы не расстаются со своей добычей. И никому её не отдают.

Пламя в камине негромко потрескивало, и у меня внутри от близости мужчины, к которому тянулась каждая клеточка моего тела, вся я; от его голоса — шёпот с лёгкой, будоражащей хрипотцой — тоже что-то потрескивало и уже вовсю искрилось.

Скальде взял меня за руку. Лаская, провёл по ладони большим пальцем, вырисовывая на коже невидимые узоры и посылая недвусмысленные сигналы всем моим нервным окончаниям. Словно завороженная я смотрела, как стальная вязь татуировки пробегает по руке дракона, связывая нас незримыми, но такими прочными узами.

Поцелуй, вдруг ожёгший запястье, заставил задохнуться от нахлынувшего жаркой волной желания. За ним последовал другой, дразняще неторопливый, от которого закружилась голова, меткой-клеймом отпечатавшийся на ладони. Я вздрогнула и взволнованно закусила губу.

— Всё ещё боитесь меня, эсселин Сольвер? — неправильно истолковал мою дрожь тальден.

Зажмурилась, понимая, что надо бы вскочить и отойти. Убежать. Но вместо этого потянулась к нему, прошептав:

— Больше себя, чем вас.