Мой (не)любимый дракон

Что же касается Скальде… От пристального внимания Его ледяного Великолепия становилось жарко, и головокружение только усиливалось. Я чувствовала, что им замечена, даже на него не глядя. Просто знала, что мужчина, восседавший во главе пиршественного стола, смотрит на меня, пожирая взглядом, будто всего съестного здесь ему было мало. Или оно ему было попросту неинтересно.

Герхильд почти не ел и не пил. Порой отвечал на реплики склонявшихся к нему старейшин. Иногда с отстранённым видом поворачивал голову к подбегавшей эссель Тьюлин. К нам она, кстати, тоже подбегала, чтобы отпустить то или иное замечание: сидеть прямо, есть мало (клевать по зёрнышку), глазками не стрелять, над шутками не смеяться. Разве уж если совсем припечёт, застенчиво улыбнуться, не отрывая от тарелки взгляда. И подняться из-за стола, когда на то поступит разрешение.

Нет, это не отбор — это какая-то муштра новобранцев в казарме. Или колония строгого режима.

После шумного застолья, затянувшихся проводов старого года и встрече нового, прощания с зимой и приветствия весны, сопровождавшихся бесконечными тостами, народ дружной, но совсем не стройной гурьбой переместился в тронный зал. Для танцев и поглощения десерта. Горки румяных пирожных и сочных фруктов возвышались на столиках, приставленных к затканным гобеленами стенам. Кресел — деревянных, с жутко неудобными жёсткими спинками — было раз, два и обчёлся, и все они тут же оказались заняты. Придворными постарше и теми, кто во время застолья позволил себе лишнего.

Много лишнего.

Скальде, как и предполагала, не успев оказаться в зале, тут же уронил себя в своё мажорное, такое с виду мягкое и удобное кресло. С явным намереньем проторчать в нём до самого рассвета. Мазнув по придворным взглядом, небрежным жестом подал музыкантам знак, и те с энтузиазмом принялись играть.

Шум голосов сменили нежные звуки лютен, а вскоре к ним подключились флейты и виолы. Придворные растеклись по залу журчащими потоками. Прекрасные эсселин и эссель в своих роскошных белых, розовых и голубых платьях сверкали улыбками и драгоценностями. Эрролы — в тёмных брюках и светлых кафтанах кланялись своим дамам и бережно брали их за руки.

Алианы, как и на прошлом балу, шли нарасхват. Я тоже не избежала участи быть приглашённой на танец. Почувствовала прикосновение к своему локтю, а обернувшись, увидела перед собой Крейна. Тоже сверкавшего. Взглядом. Отчего-то подумалось, что такой бывает у охотника или изголодавшегося хищника.

— Дорогая эсселин Сольвер, — расшаркался Его Светлость, — я очень надеюсь, что вы подарите мне первый танец, — посмотрел на меня выжидающе.

— Я…

Хотела отказаться, от греха подальше. Но не успела. Неожиданный громкий хлопок в ладоши заставил музыкантов умолкнуть.

По залу, будто рябь по воде, пробежали недоумённые шепотки. Герхильд стремительно поднялся, сбежал со ступеней, полукружием окаймлявших трон. Придворные стали кланяться, почтительно перед ним расступаясь, освобождая тальдену дорогу…

Ко мне.

Несколько мгновений, которые резкими, рваными ударами отсчитывало моё сердце, — и вот он рядом. Поравнялся с нами — со мной и мрачнеющим на глазах герцогом — и сказал лишённым всякой эмоциональной окраски голосом:

— Вы позволите?

Разумеется, ждать дозволения Крейна Скальде не стал. Просто взял меня за руку и повёл к танцующим под аккомпанемент из несмолкающих перешёптываний.

Моя ладонь в его руке дрожала. Сильные пальцы сжимали мои, как будто вливая в меня пламя. Оно растекалось по телу, выбивало искры из заледеневшего от затаённой обиды сердца, лёд которого от близости тальдена сразу пошёл трещинами.

Заиграла музыка и, придворные, вдоволь на нас наглазевшись, вспомнили, зачем мы здесь собрались. Принялись исполнять первые па, хоть я по-прежнему ощущала, как в меня вонзаются стрелы взглядов: завистливых, любопытных, недоумевающих.

Старательней всех упражнялись в стрельбе алианы.

— Насколько мне известно, Ваше Великолепие никогда не танцует. — Следуя примеру остальных дам, я отступила на шаг. Поклонилась низко, опуская взгляд, чтобы потом снова сплести с драконом пальцы, и вместе с ним продолжила неспешный променад. — И вдруг такая честь. С чего бы?

— Не танцую, — согласился Скальде. — Потому что не люблю танцы.

— И всё же вы здесь. — Остановка, шаг навстречу. Близко-близко, так, что почти соприкасаемся друг с другом.

Я снова замечаю таэрин, проступившую у него на коже, когда ладонь прижимается к ладони. Даже в полумраке различаю стальную вязь и, закусив от волнения губу, обхожу тальдена по кругу.

Шаг к нему. Скальде чуть сильнее, чем это позволено в танце, сжимает мои руки, подаётся ко мне и шепчет, своим дыханием опаляя губы:

— Ещё я не люблю, когда он крутится возле вас. Герцог не внял моим предупреждениям.

— Вы предупреждали его?

— По-хорошему. Но, видимо, нужно было сразу начинать по-плохому. Вас постоянно видят вместе.

Что это такое звучит в обычно безразличном голосе? Упрёк, злость… Ревность?

— Разве Ледяные умеют ревновать?

— Вы, эсселин Сольвер, кажется, забыли наш разговор о драконе и его добыче, — неожиданно улыбнулся маг.

— Я пока ещё не ваша добыча.

— Но можете ею стать. — Герхильд поменялся со мной местами и снова привлёк меня к себе.

На такое короткое мгновенье, что я даже не успела как следует его прочувствовать. И вот нам снова нужно расходиться. Ладони, прижимаясь друг к другу, скользят по воздуху вверх, и под аркой наших рук проходят другие пары. А потом Скальде увлекает меня за собой в образованный танцующими живой проход.

Кажется, мне уже начинают нравиться эти их черепашьи па. Касания рук, полуулыбки и взгляды, бросаемые украдкой. Музыка то притягивает нас друг к другу, щедро подбрасывая хворост в костёр моих чувств. То снова разлучает, заставляя расходиться в стороны.

И так хочется, чтобы она продолжала звучать, никогда не смолкала.

— И именно поэтому я не видела вас последние дни? — напомнил о себе лёд обиды, сковавший сердце, прежде чем растаять бесследно. — Предпочитаете ревновать на расстоянии?

— Я должен избегать вас, — просто объяснился Герхильд.

— Вам так велели старейшины? Эссель Тьюлин?

Чтоб у них у всех после сегодняшнего ужина случилось несварение желудка!

— Я сам так себе велел. — И снова сладостный миг единения, когда дыхание скользит по губам незримой лаской, жарким шёпотом, от которого по телу разбегаются мурашки. — Вы, Фьярра, — искушение. Мой самый опасный соблазн. Я не настолько ледяной, каким меня все привыкли считать. И выдержка у меня не железная.

Я говорила, что мне жарко? Ничего подобного! Раньше это было, как загорать под лучами заходящего солнца. Зато теперь я сгорала, как свечка. От пламени его, моих чувств.

Облизнула пересохшие губы, спросила, не узнавая собственный голос:

— Значит, теперь будете меня избегать?

— Для вашего же блага.

Шаг назад, реверанс, ответный поклон и обжигающий прощальный взгляд. Музыка стихает, но лишь на мгновенье, чтобы потом брызнуть с каменной ложи громкой, живой мелодией.