Мой XX век: счастье быть самим собой

«Самое время работать, погода плохая, на теннис не пойдешь. Позавтракаю, прогуляемся с Алеханом по набережной да пора и поскрипеть за столом. Пора, уж несколько дней бездельничаем», – подумал Отец, возвращаясь в комнату и отыскивая глазами массажер, с которого начинал каждое утро.

Ловко работая массажером, Отец все время беспокойно поглядывал на сына, который безмятежно спал, даже и не начиная просыпаться. «Как только проснется, надо почистить ему носик, что-то тяжело дышит, с каким-то свистом. Бедный мальчик, что-то у него носиком. Может, здесь станет получше» – так думал Отец, уже размахивая руками, что предвещало начало зарядки.

Только около девяти начал расталкивать сына. Пора и совесть знать: тринадцать часов в сутки дрыхнет: одиннадцать ночью и два днем. Мама, если узнает, придет в ужас: Отец не соблюдает режим.

Голова на удивление совсем не болела. Так, легкий шум оставался после вчерашнего, только и всего. Это вдохновляло, значит, действительно крымский воздух да и вообще вся коктебельская обстановка так сильно влияет на состояние организма, что то, что подействовало бы в Москве разрушающе, здесь почти совсем не повлияло.

В хорошем настроении Отец спустился вниз, взял мальчика за руку, такую тонкую и нежную, и довольный бодрым шагом пошел к столовой: Друга они не стали ждать, так как он предупредил их, что будет спать, пока не выспится: сон для Друга очень много значил, и он уделял ему много внимания: изучил, какие таблетки и сколько и как на него действуют. Да зачем же здесь, в Коктебеле, пользоваться таблетками, сам воздух должен действовать целительно, говорил Отец, но Друг всегда возражал ему: опасаюсь, не засну, а если не высплюсь, то день потерян.

Все правильно, соглашался Отец, зная и по своему опыту, что выспаться человеку непременно надо. Сколько раз он, ложась довольно поздно, просыпался в пять или в шесть утра и никак не мог больше заснуть, а днем после двух-трех часов работы уже ничего не мог делать от усталости, глаза болели, голова плохо соображала, становился раздражительным, готовым по малейшему поводу выйти из себя.

После завтрака, к концу которого успел Друг, они вышли вместе и хотели быстренько пройти к дому «партизанской тропой», но недалеко от выхода из столовой стояли ожидающие «генералы». И как только они вышли, «генералы» сразу двинулись в их сторону, после чего им ничего не оставалось делать, как, улыбаясь, идти навстречу.

– Друзья мои! У нас есть предложение!

«Опять какой-нибудь выпивон», – мелькнуло в сознании Отца. Но он продолжал улыбаться, как бы в радостном предчувствии чего-то необычайно интересного и свежего. «Генеральша», возбужденная, взволнованная, «генерал», спокойный и уверенный, остановились на их дороге.

– Мне кажется, что нам надо поехать к Сергею Ивановичу в Феодосию, проведать его. Думаю, что он обрадуется нам...

Предложение было действительно смелым и необычным. Застало друзей врасплох.

Друг замялся, опасаясь, как бы не напиться.

– Мы все берем на себя, – твердо заявила Вера Ивановна.

– Давайте подумаем, через час сообщим вам о своем решении, – недовольно проговорил Отец. – У меня ведь мальчик...

– Ну и что? Возьмем его с собой, конечно, прокатится, поглядит дорогу, – уверенно поддержал свою подругу «генерал».

– Давайте решим через час, как договорились, – сказал Отец.

Друзья пошли домой, а «генералы» заковыляли, как показалось им, в магазин.

– Ну что, Друг, зачем нам это нужно? Как нас там встретят? Будут ли рады? Или будем все притворяться, что ничего не произошло?

– Да, тяжелое положение. Они хотят опять взять инициативу в свои руки. Хотят получить благодарность за то, что прописали дочку.

– А что? Удалось?

– Да, прописали в Красногорске, совсем недалеко от Москвы, даже ближе Архангельского.

Месяца два тому назад сняли директора Дома творчества «Коктебель» Сергея Ивановича Зазнобина за всяческие нарушения: много отдыхало тех, кто не имел права отдыхать здесь, парикмахеры, врачи, консультанты, завмаги, директора тех или иных необходимых предприятий. Год назад Феликс Кузнецов и Франц Таурин обратили внимание на то, что среди отдыхающих мало писателей и много совершенно незнакомых людей. Почему они здесь отдыхают? Спросили директора, а он ответил что-то невразумительное. Тогда через некоторое время Литфонд прислал ревизора Али Алиева посмотреть списки отдыхающих за летние месяцы. И обнаружились такие упущения, что на Президиуме Литфонда состоялось обсуждение этого вопроса, в результате чего директор был снят со своего поста. Было принято решение о новом распределении путевок. А Сергея Ивановича Зазнобина устроили председателем городского Совета профсоюза работников культуры.

В три часа вся компания коктебельцев отправилась в Феодосию на двух машинах. Перед тем как садиться в машину, Отец с тоской сказал:

– Никогда еще с таким тяжелым сердцем я не отправлялся в гости.

– Ничего, ничего, Отец, все будет в порядке. Вот увидите, встретят нас с радостью.

«Генералы» с украинским поэтом сели в первую машину, а Отец с сыном и Друг сели во вторую.

Вскоре они уже высаживались у дома Зазнобина, где дожидались их «генералы» и поэт.

– Что же вы не идете на разведку?

– А мы вас дожидаемся.

Поднялись на несколько ступенек, ведущих в подъезд, и долго звонили в дверь квартиры Зазнобина. Никто не отвечал. Расстроенные, вышли на тротуар и начали обсуждать сложившееся положение. Отец и Друг совершенно спокойно перенесли этот «удар», а «генеральша» была явно не в духе: провалилась ее операция, задуманная как демонстрация своего благородства и бескорыстия.

– Ну что? Надо написать записку, поздравить с праздниками и отправляться восвояси, – сказал Отец, втайне очень довольный таким поражением «генеральши». «Может, слетит с нее апломб и уверенность в своей непогрешимости», – подумал он.

«Генерал» да и остальные долго искали карандаш или ручку, но ничего не нашлось: оно и понятно, ведь ехали сюда налегке, не задумываясь о такой возможности.

Наконец Поэт пошел еще раз, нажал на кнопку звонка и долго не отпускал свой палец. Если нет никого, то все равно не услышат. А если есть, то должны все-таки открыть. Вдруг до тротуара донесся его громкий захлебывающийся хохот и поцелуй. Все поднялись на ступеньки и увидели Сергея Ивановича Зазнобина в объятиях украинского Поэта.

– О, черт, а мы уже хотели уходить, дай, думаю, на всякий случай еще нажму кнопку, а потом уж пойдем, – словно оправдываясь, говорил Поэт, все еще тиская в объятиях крупного мужчину в спортивном синем костюме. Все расцеловались с ним, а потом расцеловались и с его женой Клавдией Ивановной. После неловких минут, которые всегда наступают, как только процедура приветствий заканчивается, все заговорили о недавнем...

Отец вышел посмотреть оставшегося мальчика, не захотевшего переступить порога этого дома.