Моя чужая новая жизнь

Ясное дело после такого признания мне точно не жить. Никогда в жизни я ещё не испытывала настолько сильного страха. Конечно, я рискую буйной головушкой вот уже почти полгода, но оказывается, это были цветочки. Слишком уж я расслабилась с Вилли, считая, что в случае провала мне светит максимум расстрел, что иголки под ногти и ломать кости мне никто не будет. Я почувствовала ком в горле, попытавшись представить, как я сегодня умру. Неужели Вильгельм позволит этим отморозкам оторваться на мне по полной? А как тогда? Расстреляет лично? Или отдаст кому-то приказ? Я неделями жила бок о бок с этими парнями, и теперь кто-то из них станет моим палачом? Нужно поручить это дело Шнайдеру, вот уж кто с удовольствием пустит пулю мне в затылок. А Фридхельм? Скорее всего, он будет пытаться меня спасти. Естественно безрезультатно. Но возможен и другой вариант. Узнав всю правду, он может и не простить мне обман. Есть предел всему, и очередная ложь может стать той самой последней каплей. Оба варианта скажем так хреновые. Я почувствовала, как в уголках глаз замерзают слёзы. Неужели ничего нельзя сделать? Если я сейчас резко побегу, куда глаза глядят, они же должны стрелять, так? По крайней мере, это будет быстрее и безболезненнее, чем допрос. Херман, словно учуяв мой настрой, резко притянул меня за локоть и с той же спокойной ласковой интонацией сказал:

— Не стоит ещё больше всё усложнять, фройляйн. Есть приказ доставить вас живой, но ничего не говорилось о том, чтобы невредимой. Попробуете бежать или сопротивляться, и мне ничего не помешает прострелить вам ноги или сломать руку.

Сука, а ты только и ждёшь отмашки, чтоб поиздеваться над новой жертвой, да? Естественно переходить эту тонкую как паутина черту я не решилась. Даже если я через несколько часов умру, ни к чему давать повод калечить себя.

Я не сразу поняла что происходит. Услышала крик Нины, отборную ругань и сухие щелчки выстрелов. Херман резко толкнул меня в ближайший сугроб и, перекатившись за поваленное дерево, начал стрелять в ответ. Мелькнула слабая надежда, что мы попали в засаду русских. Мне, конечно, предстоят неприятные разборки, но по крайней мере жить буду.

Как только стрельба прекратилась, я осторожно высунулась из сугроба. Блондинчик и Херман вроде живы, Нина тоже, а вот их товарищу не повезло. Херман поднялся, отряхивая снег, подбежал к неподвижно лежащему телу, склонился, проверяя пульс:

— Он мёртв, — затем прислушался. — Если бы это были партизаны, в нас бы продолжали стрелять.

— Возможно стрелок один, — недобро усмехнулся Мориц. — Или у русских мало патронов. Мы сейчас его быстро выловим. Он ответит за смерть Отто.

— Я пойду один, — Херман кивнул на меня. — Доставишь их в штаб и быстро. — Блондинчик явно предпочёл бы остаться и отомстить за смерть товарища, но Херман жёстко повторил: — Это приказ. В конце концов, обершарфюрер пока что я.

Похоже расстановка сил меняется. Мориц один, а нас двое. Я пока не понимала, как переиграть в свою пользу эту ситуацию. Охотнее всего я бы сбежала, попутно отбив ублюдку всё что можно, но, блин, его даже оглушить нечем. Даже если мы с Ниной разбежимся в разные стороны, ясен хрен, ловить он бросится меня. Тогда я точно имею все шансы не досчитаться пары пальцев или зубов. Завалить же мужика голыми руками… Ну, на такое я даже под адреналином пока не способна.

— Что ты делаешь? — нахмурился Херман, глядя, как Мориц копается в своем ранце.

— Я не доверяю этой сучке, — он достал верёвку и шагнул ко мне. — Если окажется, что мы ошибаемся, я обязательно извинюсь.

Вот же гад. И как интересно я должна идти со связанными за спиной руками?

— Будешь помогать ей, — он подтолкнул ко мне Нину. — Идти на пару шагов впереди и без фокусов, ясно?

Не обращая внимания на его «шнелле», я тащилась как можно медленнее, в надежде потянуть время. Что там творилось позади вообще непонятно. Выстрелы были скорее одиночными, непохоже, что на нас вышел целый отряд. Даже если неизвестный боец сейчас один на один с Херманом, есть шанс, что он завалит этого гада. Мне нужно как-то задержаться, тогда возможно он пристрелит и Морица. Знать бы ещё насколько мы далеко от дороги.

— Проклятая страна, — злобно бормотал блондин. — Проклятая нация. Эти деревенщины не понимают, что мы хотим их избавить от коммунистической чумы…

Я в очередной раз поразилась удобной политике двойных стандартов. Промыть воякам мозги, мол действуем ради правого дела и вперёд. А то, что по факту это геноцид и захват земель и ресурсов, оставим в скобках, да? И хотя прошло больше семидесяти лет, мир особо не меняется. В моём времени примерно тоже самое пытаются провернуть Штаты. Прикрываясь благими мотивами, лезут везде, где только можно, насильно несут в мир справедливость, мать её. Я никак не стала комментировать эту ересь. А смысл? Они сейчас всё равно ничего не поймут, да и подтверждать подозрения насчёт себя я тоже не хочу. Получив передышку, я заново пересмотрела свои шансы выкрутиться. Ехать в Ершово неблизко, может, успею по-тихому предупредить Нину, что нам говорить. Это может прокатить. Я пока что ни в чём не признавалась, и всё-таки надеюсь, что Вилли поверит в мои сказки. Самое сложное — это уговорить Нину. Девушку, которая воспитана в пионерско-комсомольском духе из серии умри, но не солги. С другой стороны что ей терять? Одно дело если бы она знала какие-то планы партизан, но ей не придётся никого предавать. Всего-то покривить душой и подтвердить, что она вела меня на встречу с перебежчиком-красноармейцем. Хотя и тут херова туча нестыковок. Во-первых, Нина автоматически подписывает себе приговор за связи с партизанами. Во-вторых, я тоже получается вытворяю херь несусветную — прусь незнамо куда вместо того, что бы передать инфу своему командиру. Нет, выход для меня только один — любой ценой не попадать в штаб. Я прислушалась. Стрельба прекратилась, снова стояла мёртвая тишина. Мориц тоже, видимо, заподозрил неладное, настороженно оглянулся и пробормотал:

— Херман наверняка пристрелил этого ублюдка…

А вот и не факт. Иначе бы давно уже к нам присоединился.

— Ну что ты еле плетёшься?

Он несильно подтолкнул меня в спину, и я, не удержавшись, полетела в который уже раз фейсом в снег. Нина бросилась мне помогать, однако вставать я не спешила. Шестое чувство посещает меня довольно редко, но сейчас интуиция активно подсказывала тянуть время любыми путями.

— Вставай давай, не придуряйся, — раздраженно прошипел блондинистый гад.

— Я никуда не пойду пока не развяжешь руки.

Терять мне уже нечего, а постоянно барахтаться в сугробах беспомощным колобком — то ещё удовольствие. Мориц отпихнул Нину и присел рядом.

— Не пойдёшь?

Ох, не нравится мне его улыбка. Вылитый маньяк из низкосортного ужастика. Ещё и глазки загорелись, словно сорвал джек-пот.

— Уверена?

Блядь, да когда он нож-то успел достать? Я испуганно дёрнулась в строну, почувствовав у своей щеки обжигающее холодом прикосновение металла.

— Продолжай в том же духе, и я с удовольствием подправлю твою мордашку, — мне стало дурно от этой радостной улыбки, ведь точно так же он веселился вчера, когда ебашил из огнемёта в живого человека.

— Не посмеешь, — уверенно глядя в глаза, ответила я. — По крайней мере пока не доказано, что я в чём-то виновна.

Мориц гаденько захихикал:

— С удовольствием послушаю, как ты будешь выкручиваться, — он едва заметно провёл по моей щеке пока что тупой стороной ножа. — Особенно после того, как этот иван вчера сказал нам, что ты слишком хорошо знаешь русский.

— Штурмбаннфюреру отлично известно откуда я «хорошо знаю русский», — интересно, что за тварь перемывает мне кости с немцами?

— Пусть ты прожила какое-то время в Союзе, но невозможно за такой срок избавиться от акцента, — ухмыльнулся Мориц. — Я второй год учу русский и знаю, о чём говорю. Этот варварский язык очень сложный.

— Значит, плохо учишь.

Почему я раньше не подумала, что меня может вот так слить кто-то из своих же, из русских? Помнится, я больше переживала, как бы не спалиться с моим уровнем немецкого, но слава богу обошлось.

— Ну-ну, веселись пока мо… — он с глухим хрипом замер и медленно стал заваливаться на меня, окончательно впечатывая в сугроб.

Не веря своей удаче, я попыталась вылезти из-под придавившего тела. Нина там что от радости превратилась в соляной столб?

— Пётр Васильевич, родненький… — ну слава Богу, значит, неизвестный снайпер наш, русский. Крепкий мужичок наконец-то отпихнул Морица и цепко скользнул по мне взглядом:

— А это кто такая?