Моя чужая новая жизнь

— У вас вообще не осталось родных? — недовольно нахмурился он.

— К сожалению, нет, — я уже понимала, к чему он клонит, но пусть лучше считает меня безродной девицей, чем начнёт раскапывать чистоту крови моих родственников до седьмого колена.

— То есть теоретически вы вполне можете оказаться еврейкой? — я поёжилась под этим тяжёлым взглядом. Фридхельм напрягся, жёстко сжав губы, а фрау Винтер опустила глаза, но не решилась заявить муженьку, чтобы прекратил бестактный разговор, больше смахивающий на допрос.

— Теоретически в каждом человеке может оказаться пара капель крови другой национальности, — усмехнулась я. — Вы, например, точно знаете, кем были ваши пра-прабабушки?

Вот интересно, как они определяют чистоту арийской крови, если тесты на ДНК ещё не придуманы? Герр Винтер едва не подавился шницелем от такой дерзости.

— Папа, ну какая еврейка, — вмешался Вилли. — У Эрин классическая арийская внешность. Да и фамилия тоже. Тот неохотно кивнул, продолжая сверлить меня взглядом. Чувствую, это меня уже не спасёт. Он явно привык, что ему никто не смеет слова поперёк сказать.

— Лучше расскажи, какие здесь новости.

— Поговорим об этом после ужина, — ответил он. — И тебя, — кивок в сторону Фридхельма, — Я тоже жду в кабинете.

Н-да, наверное, и до войны у него был характер не сахар, а сейчас так вообще кукушечка от избытка власти отъезжает. Нет бы радоваться, что сыновья с фронта вернулись, а он с порога ринулся промывать им мозги.

— Извините, Эрин, Рейнхард не должен был задавать бестактные вопросы, — виновато улыбнулась фрау Винтер, как только они вышли. — Но поймите, ваша помолвка стала для нас неожиданностью, и естественно мы хотим получше узнать вас.

— Понимаю, — я потихоньку стала убирать со стола.

Хоть я здесь и в гостях, но не сидеть же сложа руки, пока она драит тарелки? Тем более посуду я мыть всегда любила. Пока всю перемоешь, как раз успеваешь привести мысли в порядок. Хотела бы я знать, о чём сейчас они говорят? Небось папаша топает ножкой, требуя выставить меня за дверь, и насколько я знаю Фридхельма, уйдём мы отсюда вместе.

— Рейнахрд всегда хотел, чтобы мальчики чего-то добились в жизни, особенно требователен он к Фридхельму, — фрау Винтер подала мне кухонное полотенце, помогая вытирать посуду. — А мне важнее, чтобы они были счастливы.

— Этого обычно хотят все матери, — в ответ на её удивлённый взгляд я усмехнулась. — Меня же не младенцем подбросили под дверь церкви. Я прекрасно помню своих родителей, и уверяю вас, они не были ни евреями, ни маргиналами.

Я неловко повернулась, и чёртов шрам снова закололо тянущей болью.

— Вы нездоровы? — фрау Винтер встревоженно смотрела, как я вытряхиваю из блистера таблетки.

— Недавно было ранение, — не хватало, чтобы в довершение всего она решила, что я больная.

— Что же вы сразу не сказали? — распереживалась она. — Пойдёмте, я провожу вас в гостевую комнату.

Я не против залечь отдыхать, но сначала хочу принять нормальный душ.

— Ванная здесь, — женщина приоткрыла дверь и, скользнув по мне взглядом, добавила: — Сейчас принесу всё необходимое.

Всё необходимое включало в себя полотенца и халат. Ну, слава богу, а то я уже прикидывала, как буду пробираться потом в спальню. Одевать на чистое тело несвежую форму — это же фу. А рассекать в одном полотенчике тоже неудачная идея. Господи, как же я соскучилась по элементарным удобствам! Сколько угодно горячей воды и наконец-то что-то похожее на шампунь. Вдоволь наплескавшись, я закуталась в халат и зависла на пороге. Квартира у них здоровенная, да ещё и свет, видимо, экономят, ни хрена же не видно. Кажется, мне сюда.

— Эрин вполне милая девушка, тем более готова отдать жизнь за нашего фюрера, — услышала я приглушённый голос фрау Винтер.

Ага, значит, совещание в кабинете продолжается.

— Что тебе не нравится?

— Лилиан, неужели тебя устраивает, что твоей невесткой станет безродная девица, да ещё из такой глуши?

От греха подальше я назвала какой-то захолустный городок у чёрта на куличках, чтоб уж наверняка никому не пришло в голову пробить мою личность.

— Но ведь Фридхельм её любит, — робко возразила она.

— Фридхельм… — презрительно отозвался он. — Этот мальчишка даже себе ладу дать не может. Прослужил целый год и так и остался рядовым. Я предложил ему перейти в подразделение СС, так он ещё спорит.

«Ты что творишь, батя? Какое СС?» — мысленно взвыла я.

— Но Вильгельм, насколько я поняла, тоже не хочет переводиться из армии, — резонно возразила Лилиан.

— Вильгельм по крайней мере преуспел в карьерном росте, а этому что не так? Остался бы в войсках внутренней безопасности, вступил бы в партию. Ты же утверждаешь, что он умный, вот и пусть изучает действительно стоящие труды наших деятелей.

Ничего себе перспективка вырисовывается. Заманчиво, конечно, если Фридхельма переведут в штаб где-нибудь здесь, но для этого же придётся вступать в эсэсманскую секту. Мне явно нет места в этой схеме — там действительно проверяют каждого члена семьи. Конечно, он не согласится, тем более вермахтовцы всегда относились к своим «коллегам» с ноткой презрения. Мол, те задирают нос и норовят всю грязную работу спихнуть на них, наслаждаясь лаврами победы. Да и по идейным соображениям Фридхельм, к счастью, всё ещё далёк от них.

Я всё же нашла отведённую мне комнату и с удовольствием вытянулась на чистых, пахнущих лавандой простынях. И кстати где Фридхельм? Я-то думала, он уже ждёт меня здесь. Наверное, ушёл перекурить с Вилли после папашиных нотаций. Я почти успела задремать, когда почувствовала, как меня ласково обняли со спины.

— Куда ты пропал? — сонно пробормотала я, прижимаясь ближе.

Сразу вспомнилось, как мы ютились вот так на узкой койке в землянке.

— Прости, отец в своём амплуа. Будто нельзя было отложить разговор, мы же не завтра уезжаем.

— Мне это знакомо, — стыдно, конечно, пользоваться его слабыми местами, но я должна всячески укреплять свою легенду про сволочного папашу, иначе моё прикрытие рухнет, как карточный домик. — Мой отец почти такой же.

— Конечно, мы можем уйти, но мне жалко маму. Кто знает, когда я приеду в следующий отпуск, — Фридхельм провёл ладонью по моему бедру, потихоньку стягивая мешающую простыню.

— Что ты делаешь? Вильгельм же за стенкой…

Страстно стонать и орать на весь дом мы, конечно, не будем, но эта кровать довольно старая и весьма выразительно скрипит пружинами.