Моя чужая новая жизнь

— Мне бы выйти.

— Это зачем? — настороженно спросил Фёдор.

Блин, догадайся с трех раз.

— Ну, это… приспичило…

— Чего приспичило?

Вот же баран!

— Говорю, если не выведешь, машину вам загажу. Так понятно?

Он смерил меня пристальным взглядом.

— Ладно, но смотри без глупостей.

Я спрыгнула на дорогу и осмотрелась. Справа всё как на ладони — вон хлопчики курят, наблюдая за слаженной работой пленных, — а вот слева есть небольшая насыпь, да и лес опять же рядом. Я, не раздумывая, двинула туда.

— А ну стой, — Фёдор тут же ломанулся следом.

— Я не собираюсь светить голым задом посреди дороги, — я перелезла через насыпь и послушно остановилась.

— Подумаешь какая стыдливая, — фыркнул он. — Давай быстрее.

Я надеюсь, Фридхельм понял, что я задумала. Моё дело — подольше потянуть время. Поморщившись, я рывком стянула труселя и присела. Блядь, хоть бы ничего себе не отморозить.

— Долго ты ещё? — недовольно спросил Федор.

— Сейчас, — я заметила за его спиной Фридхельма и робко улыбнулась. — Может, хоть ты скажешь, куда нас везут?

— Узна…

Фридхельм сдавил ему горло, но тот так активно вырывался, что оба повалились в снег. Пистолет! Нужно как-то вытащить его пистолет, иначе нам конец. Как там говорится, больше всего достаётся тому, кто лезет в чужую драку? Этот Фёдор явно сильнее нас обоих и сопротивляется изо всех сил. Я получила несколько болезненных пинков и ударов, прежде чем смогла вытащить из кобуры пистолет.

— Дрянь… — он резко отшвырнул Фридхельма и тяжело навалился на меня сверху.

Сильные пальцы сдавили моё запястье, выкручивая, выламывая. Я понимала, что стрелять нельзя, но легко сдаваться тоже не собиралась. Лишь бы он не поднял масштабный кипиш. Пистолет выпал из ослабевших пальцев, и я едва не взвыла от боли. Прямо в челюсть двинул, гад. Перед глазами всё поплыло.

— Оставь её!

Я почувствовала, как тяжёлое тело больше не придавливает. Медленно села… мне нельзя отключаться…

— Рени… — Фридхельм подполз ко мне, всё ещё держа окровавленный нож. — Вставай, нам нужно уходить как можно быстрее.

— Сейчас, — кивнула я, осматриваясь в поисках пистолета.

Мы бросились в сторону леса, но теперь я уже не была так уверена, что нам удастся уйти. Сколько пройдёт времени, прежде чем обнаружат наш побег? В идеале всё будет тихо, пока немчики расчищают дорогу, то есть примерно полчаса, максимум час, а если кто-то из красноармейцев решит подойти к машине? Ну, там, сигарету стрельнуть у товарища или узнать, как там ведут себя «полудохлые» пленные? Нас же легко вычислить по следам. Я прикинула — бойцов было четверо вместе с водителем. Считай, одного больше нет. Если они будут нас преследовать, то получается, оставят с немцами всего одного человека? Вряд ли. В одиночку соваться тоже глупо. У нас же теперь есть оружие. Чёрт его знает… Тут другое. Мы, считай, бежим, куда глаза глядят, и не то что карты, а даже приблизительного понятия, куда двигаться, у меня нет.

— Что с тобой? — я заметила, что Фридхельм тяжело припадает на левую ногу.

— Ничего.

Ну да, как же! А эти пятна откуда?

— Ты ранен? — остановилась я.

— Он немного зацепил меня ножом, — нехотя ответил он.

— Дай посмотрю, — я быстро расстегнула шинель.

Похоже, удар пришёлся вскользь по бедру, артерия не задета. Чёрт, и как назло нечем перевязать, да и делать это на морозе тоже проблематично.

— Придётся идти помедленнее.

— Всё в порядке.

— Не в порядке, — вздохнула я. — Я помнила дорогу от их лагеря, а эту вообще не знаю. Считай мы идём наугад.

— Нужно придерживаться дороги.

— Ага, и снова угодим к русским. Нет, придётся уйти подальше. Выйдем к речке, а там уже до Михайловки.

В перспективе это звучало неплохо, на деле же мы топали далеко не так резво. Во-первых, в непролазных сугробах особо не побегаешь, во-вторых, к концу дня меня мутило от голода, а Фридхельм ещё и ранен и питался эти дни кое-как. Он уже шёл, опираясь на моё плечо, и всё чаще я замечала, как тяжело спотыкается и замирает, словно пережидая головокружение.

— Давай немного отдохнём.

— Конечно, — так себе, конечно, отдых жопой в сугробе, но иначе он просто не сможет идти. — Так, держи, — я отдала ему варежки, пресекая протесты, — будем надевать по очереди, иначе пальцы отморозим. Сейчас соображу попить.

Это, к счастью, просто. Я зачерпнула горсть снега с ветки.

— Ты не должна была ради меня так рисковать, — Фридхельм кое-как проглотил немного подтаявшего снега.

— Давай подождём с нотациями до дома, — отмахнулась я. — Сейчас главное выбраться отсюда.

Называется, здравствуй, жопа, Новый год. То, что мы заблудились, очевидно, и в поисках дороги он мне не помощник. Ни компаса, ни карты… Думаю, нужно идти вперёд, дорога должна быть где-то слева. Вот только Фридхельм… А если он не сможет идти или вообще вырубится? Ничего, волоком потащу.

— Рени, нам надо попробовать развести костер. У меня есть спички, сходи к тому поваленному дереву, принеси немного веток.

Я хотела возразить, что нельзя рассиживаться, но глядя на его осунувшееся лицо, не стала спорить. Он нуждается в отдыхе. Просидеть даже час на морозе — тоже не есть гут.

— Хорошо.

Дерево недалеко, и в принципе без пилы я смогу отломать несколько веток. Блядь! Как же мне сразу это не пришло в голову? Какой нахуй костёр? Пара спичек и сырые промёрзшие ветки? Серьёзно? Я бегом бросилась обратно, молясь, чтобы не оказалось поздно.

— Ты что же творишь?! — я намертво вцепилась в его пальцы, пытаясь отвести пистолет.

Откуда только у него силы сопротивляться? Видимо, поняв, что может случайно ранить и меня, Фридхельм сдался. Пистолет выпал в снег.

— Предатель! — я резко встряхнула его за плечи. — Ты же перед алтарём клялся быть со мной до конца!

— Рени, ты должна выжить… вернуться…

— Вместе вернёмся, — я обхватила ладонями его лицо. — Слышишь, мы обязательно выберемся!

— Нет, не выберемся, — покачал он головой. — Я не знаю, сколько смогу ещё идти. Ты, конечно, будешь пытаться тащить меня до конца, а если сюда придут русские? Или ты окончательно заблудишься?

— Мы уже столько прошли! Я уверена, что мы идём правильно!