Моя чужая новая жизнь

— Рад видеть вас в добром здравии, Эрин, — едва узрев меня на пороге штаба, Файгль расплылся в счастливой улыбке. — Вижу, пребывание в санатории пошло вам на пользу.

— Надеюсь, что так, — улыбнулась я в ответ.

Вилли улыбнулся не так радостно, но всё же пробормотал положенные слова приветствия. Блин, по его физии никогда не поймешь, что он думает на самом деле. Он же был в курсе нашего тайного сговора или нет?

— А где Фридхельм? — я бросила ранец у ближайшего стола.

— Проводит ревизию обмундирования, — подсказал Файгль.

Я торопливо вышла на крыльцо, оглядываясь в поисках нужного склада. Как же я соскучилась… Надеюсь, мы избежим извечных споров, что я всё делаю по-своему. Надо же, здесь оказывается уже весна. Помню, когда я уезжала, были жуткие морозы. Даже не верится, что прошло почти два месяца. Я остановилась, наблюдая, как Фридхельм деловито пересчитывает коробки. Словно почувствовав мой взгляд, он обернулся.

— Рени…

Все слова вылетели из головы, пока я смотрела в его глаза, в которых смятение и растерянность постепенно менялись на щемящую нежность.

— Парни, заканчивайте без меня, — бросил он и стиснул меня в крепком объятии.

Я прерывисто выдохнула, когда горячие губы приникли к моим в жадном поцелуе. Послышался одобрительный свист.

— Интересно, кто эта красотка?

— Офицерам, видимо, везёт во всём…

— Когда у нас уже будет отпуск?

— Заткнитесь, идиоты, — прошипел знакомый голос. — Это его жена.

Точно, я как-то не подумала, что у нас теперь в основном новенькие. Кроме Вилли и Кребса остались только Шнайдер и Бартель.

— Идите уже куда-нибудь и там милуйтесь, — ухмыльнулся Шнайдер.

Чёрт, я даже соскучилась по нашим взаимным подколам. Вот только куда можно пойти, если мы как всегда торчим в глухой деревне? Впрочем, тихая рощица нашлась и здесь.

— Всё-таки вернулась, — Фридхельм с укором посмотрел на меня. — Мы же договаривались.

— Ты не рад меня видеть?

— Конечно рад, — улыбнулся он. — Но ещё больше бы радовался, зная, что ты в безопасности.

Ну что ж поделать, родной, если ты для меня дороже надёжной Швейцарии? О своём решении я жалеть не буду. Я рассеянно смотрела, как ветер колышет ветки берёзы, на которых уже проклюнулись нежно-зелёные листья.

— Весна каждый раз возвращалась, каждый год, с ласточками и цветами, ей не было никакого дела ни до войны, ни до смерти, ни до печали, ни до чьих-то надежд…

— Красиво, — заценил Фридхельм. — Кто автор?

— Старина Ремарк, — правда это из книги, которую он ещё не написал.

— И всё-таки ты не ответила, почему вернулась?

Почему? Разве такие вещи нужно объяснять? Из всех чувств, пожалуй, только любовь даёт нам основание, чтобы жить, и оправдание, чтобы совершать любые преступления.

— Рени?

— Просто я поняла, что не смогу жить, сходя с ума от неизвестности, — я вспомнила неотправленное письмо фон Линдта. — Каждый раз, когда мы расстаёмся, новой встречи может и не случиться.

— Сейчас мы временно отступаем в тыл, но в любой момент линия фронта может сместиться, и здесь снова будет опасно.

— А жить вообще опасно. И довольно об этом, всё равно никто не может изменить свою судьбу.

Кто вот ожидал, что меня собьёт машина на пешеходном переходе? По идее, я давно уже мертва и живу сейчас, можно сказать, в долг.

— Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себя не прощу… М-м-м, что ты делаешь?

— Пытаюсь как-то ласково закрыть тебе рот.

Фридхельм улыбнулся, позволяя увлечь себя в долгий нежный поцелуй. Мы не первые влюблённые, которые хотят верить, что их любовь выдержит любые испытания и время будет милостиво к ней.

* * *

Поражение под Сталинградом здорово подкосило немцев. Пришлось нехило отступать. Сейчас наш полк торчал где-то под Орлом, но до конца войны ещё ой как далеко. Неплохо бы как-то выяснить, к чему следует готовиться. Я пыталась припомнить уроки истории — куда нас могут перебросить? К лету немцы вновь должны занять Харьков и Белгород, но Украина достаточно далеко отсюда. Могут отправить в тыл, в Белоруссию, но вряд ли, мы же штурмовики. Неужели бросят на Курскую дугу? Если так, то у нас есть относительно спокойные два месяца, а о большем на войне нельзя и мечтать. Генерал Штауффернберг избрал местом дислокации какой-то захолустный городишко, но по мне, любое место, отдалённо напоминающее цивилизацию — уже гут. Ходишь как белый человек по нормальным тротуарам, а не по пояс в грязи, живёшь в цивильной квартире, а не в землянке с крысами. Даже можно иногда сходить в кино или ресторан. Нет, конечно, мерзости оккупации никуда не делись, но а где сейчас по-другому?

Поскольку Фридхельм теперь был офицером, нам перепала вполне милая квартирка. Я старалась не думать, кто в ней жил раньше. Главное здесь есть нормальная ванная. Я даже обзавелась домработницей. Ну как обзавелась, пришлось. Катю мы нашли по пути в город. Сколько раз я зарекалась ни во что не вмешиваться, но не смогла промолчать, когда увидела как полицаи прессуют перепуганную девчонку.

— Останови машину, — Фридхельм покосился на Вилли, но выполнил мою просьбу.

— В чём дело? — тут же отреагировал «братик».

— Это я и хочу выяснить, — я подошла к полицаям, которые услужливо вытянулись по струнке.

— В чём она виновата? — без предисловий спросила я.

— Эта девка болталась в лесу, а у нас приказ всех подозрительных свозить в комендатуру, — пояснил один из мужиков.

Я скользнула взглядом по испуганной мордашке. По хорошему мне следует вернуться в машину и забыть о том, что я видела.

— Что ты делала в лесу?

Девушка смотрела не так непримиримо как закалённые партизанки, в её взгляде была какая-то детская открытость. Я вспомнила, сколько раз вот так же хлопала глазами, пытаясь спасти свою жизнь.

— Я… я шла в город. У меня в деревне больная бабушка, думала устроиться работать чтобы помогать ей.

У всех подпольщиков одна история — «я тут мимо проходил». Но в принципе может оказаться правдой. Одета она действительно простенько — ситцевое платье, туфельки, носочки — куда ж без них. В общем, классический стиль бедных сороковых. Правда без платка на голове, но может, потому что ещё совсем молодая.

— Я сама отвезу её в комендатуру, — не стоит давать полицаям повод для лишних размышлений. — Её допросят. А вы продолжайте патрулировать территорию.

— Ну и что это значит? — спросил Фридхельм, когда мы вернулись в машину.

— Эта девушка шла в город в надежде найти какую-нибудь работу. Попробую помочь ей.

— А если она действительно партизанка? — скептически спросил Вилли.

— Разберёмся, — отмахнулась я.

Ну ни фига себе они отгрохали здесь штаб. Я вылезла из машины, уставившись на красивый старинный особняк. Это вам не зачуханное сельпо.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что вольности, которые ты себе позволяла, здесь недопустимы? — тихо спросил Вильгельм.