Моя чужая новая жизнь

— Поговорим?

Глава 14 День, ночь - боль, страх... Ты живёшь в клетке, но мир в твоих руках.

Нет, я конечно ожидала, что медицина в этом времени на уровне каменного века, но чтоб так! Суки! Вскрывать нарыв и чистить рану без обезболов — это ж какими садюгами надо быть. Я орала благим матом, не обращая внимания на презрительно-брезгливый взгляд местного «доктора Хауса». Чарли подавала ему то скальпель, то пинцет с ватой, пропитанной спиртом, а ещё одна медсестра на удивление крепко меня держала. Как там говорилось в анекдоте — зафиксированный больной в анестезии не нуждается.

— Вам что, жалко вколоть обезболивающее? — простонала я.

— Ты, в отличие от тяжелораненых, терпеть можешь, — сурово припечатала тётка. — На такие случаи мы даём пару раз глотнуть спирта, но ты ещё мальчишка.

Да я бы выпила сейчас что угодно: спирт, морфий, мочу дракона — лишь бы хоть немного утихла боль. Впрочем сама виновата. Ведь в больничку я попала благодаря своему ослиному упрямству. Показательное швыряние винтовкой перед Вилли естественно вышло мне боком. Ещё я чуть было не спалилась окончательно, наговорив ему всё, что думала на тот момент, и пока что довольно легко отделалась — всего лишь схлопотала по мордасам и снова угодила под замок. Когда дурная волна адреналина схлынула, и я снова могла хладнокровно соображать, дошло, чем грозит моё геройство. Нет, жалеть я не жалела. Хотя могла бы технично съехать — мол не выдержал Карлуша такой жестокости, вот нервишки и сдали. Детская неоформившаяся психика — вещь хрупкая. Так нет же, понесло Остапа. Чую, моё разоблачение не за горами. Если после трибунала полагается штрафбат или тюряга, вопрос времени, как скоро они узнают, что я девушка. У меня должна быть правдоподобная версия на этот случай, а её, блядь, не было. Если уж врать, то надо было делать это сразу. Например, придумать трогательную историю, что я ищу отца, или брата, или жениха. А теперь как объяснить, что я столько времени молчала? Больше, чем смерти от пули, я наверное боялась хрестоматийно известных пыток и издевательств. Можно было конечно снова пытаться втереть очки Вилли, мол не соображал, что несу, прошу понять и простить. Но теперь это дело принципа — зря я что ли устраивала бунт на корабле? Выход напрашивался только один — бежать, не глядя.

Я придирчиво осмотрела сарай. Дверь, естественно, заперта надёжно. Зато окошко есть, пусть и небольшое. Правда немного высоковато, но если натаскать побольше сена, вроде, должна достать. Сено я натаскала и, прыгая, как кенгуру, после наверное пятой попытки уцепилась за проём. Ох, надеюсь, пролезу, какое-то оно узковатое. Я активно дёргала задницей, пытаясь вылезти, словно разжиревший хомяк, застрявший в норе, и сверзилась вниз, правда, не с той стороны, с какой хотелось. Приземлилась обратно в кучу сена и скатилась вниз, взвыв от боли. Блядские грабли! Какой идиот оставил их тут? Специально для меня, что ли?

Распанахала ладонь будь здоров. И как назло, нечем не то что обработать, а даже промыть рану. Надеюсь, этими граблями не перекидывали навоз? Память услужливо напомнила, что есть такая срань, как столбняк. Естественно, прививки от него ещё делать не додумались, и тело мне досталось абсолютно в этом плане незащищённое. Мой ранец с запасами йода и бинтов остался в казарме, и никто мне его не принесет. Остаётся только надеться на крепкий иммунитет девушки, выросшей на натуральных продуктах. Экология ведь ещё ничем особо не загажена — Чернобыль и Хиросима впереди.

Винтер явился вечером. Размазал меня взглядом по стенке и заявил, что ждёт горячих извинений и дальнейшей службы без выебонов, а иначе светит мне штрафбат. Нет уж, так легко я не сдамся. Поднять лапки вверх я всегда успею, но оказалось, очередная попытка побега провалилась, не успев начаться. Какая-то предусмотрительная тварь заколотила спасительное окошко снаружи, оставив лишь маленькую щель. На фоне всего, что сыпется здесь на мою голову, эта подлянка уже не удивляет. Тем более через несколько дней мне стало не до побега. Несмотря на то, что в пустой след я промыла рану и кое-как замотала её носовым платком, в одно далеко не прекрасное утро стало ясно, что дела мои плохи. Вся кисть покраснела, рану простреливало болью. Скорее всего гноя там немерено. Тело ломило, словно при гриппе, голова противно ныла. Когда открылась дверь и Бартель зашёл, чтобы отдать мне положенный паёк — хлеб и воду, — я решилась просить помощи. Засунула гордость подальше, понимая, что только Винтер может меня отсюда вытащить:

— Передай лейтенанту, что я хочу с ним поговорить.

— Ага, уже бегу, — хохотнул он. — Сколько он сочтёт нужным, столько ты тут и просидишь. Надо будет — сам придёт.

Ну да, чего бы ещё ждать от дружбана скотины Шнайдера? Они же меня оба терпеть не могут. Ничего, в следующий раз придёт кто-то другой, попрошу ещё раз. Но следующий, как назло, пришёл Шнайдер. К вечеру я окончательно слегла — весь день меня мутило, хотелось лишь пить и желательно литрами, и в довершении начал бить озноб. Я свернулась клубочком в этом чёртовом сене, но никак не могла согреться. Почувствовала, как кто-то слегка толкнул меня в плечо, и едва смогла разлепить глаза.

— Что такое, малыш? — насмешливо протянул блондинистый козёл. — Вместо того, чтобы переживать о своём незавидном положении, ты сладко спишь?

— Отвали, — вяло пробормотала я.

И так тошно. Но эта сволочина присел на корточки рядом и явно собирался вдоволь поглумиться.

— Что, даже пожрать не встанешь? — он повёл перед моим носом хлебом.

Представь себе не встану. Так что выбрасывай попкорн, шоу отменяется.

— Ну как знаешь.

Он позволил хлебу упасть на пол и, продолжая дразнить, протянул фляжку с водой:

— Не поднимешься, останешься без воды до утра.

— Дай сюда, — я перехватила его руку.

— Ну держи, — ухмыляясь, он легко стряхнул мои пальцы, и я услышала глухой стук упавшей на пол фляжки. Неловко приподнялась, пытаясь рассмотреть в полутьме, куда этот долбодятел бросил мою воду. Шнайдер окинул меня скептическим взглядом и небрежно подтолкнул фляжку ближе:

— Да ладно, Майер, хорош притворяться. Это в тебе и бесит — натворишь дел, а потом похлопаешь ресничками, как девчонка, и все тебя жалеют. Почему-то всё сходит с рук.

— А тебе и завидно?

Боже ну и голос у меня. Как у мультяшного волка-курильщика. Неужто помимо нагноения ещё и простуду словила? — Неплохой, кстати, способ, бери на вооружение.

Шнайдер криво усмехнулся и небрежно похлопал меня по щеке:

— Знаешь, я надеюсь, лейтенант тебя оставит. Я с огромным удовольствием ещё пару раз тебя проучу. Вам с Винтером давно пора укоротить языки.

Я бы тебя тоже с большим удовольствием проучила, чтоб не распускал руки. Но сейчас это всё стало неважным. Даже не волновало, что со мной сделает Винтер. Я больна и возможно очень серьёзно.

— Ариша, ну сколько можно спать? Вставай, соня, — ласково будит меня мама.

Мне так холодно, что я лишь сильнее натягиваю одеяло, прячась в него с головой. Но мама почему-то продолжает меня тормошить.

— Карл, да ты весь горишь, — с трудом разлепив глаза, я увидела перепуганного Коха.

Что-то совсем мне херово. Во рту словно пустыня, виски ломит так, что больно даже моргать.

— Попить дай, — смогла прохрипеть я.

— Сейчас, — Кох подсунул к губам фляжку, приговаривая: — Ну как же тебя угораздило заболеть, а? Я сейчас же доложу лейтенанту.

Пока он бегал в штаб, я успела снова провалиться в полудрёму-полуобморок.

— Аринка, да у тебя жар, — мама встревоженно заглядывает в мои глаза, гладит прохладной рукой по щеке, и я невольно тянусь за этим исцеляющим прикосновением. — Опять без шапки ходила? Ну что мне с тобой делать? Сейчас контрольные на носу, а ты теперь на неделю сляжешь.

— Мам, прости, — покаянно бормочу я. — Не люблю я эти шапки, ты же знаешь…

— Карл? — вернул меня к реальности голос Вильгельма.