Моя чужая новая жизнь

* * *

«Чёрт, да когда же Винтер отдаст команду отбой?» — раздражённо рычала я про себя, нарезая круги, по третьему разу слоняясь вокруг импровизированной столовой.

Там прямо на брёвнах за наскоро сколоченным столом всё ещё сидели доблестные орлы вермахта. Я уже и собрала нехитрые пожитки в ранец, и набрала в фляжку свежей воды, и стырила после ужина пол-булки хлеба на первое время. Теперь ошивалась среди вражин, надеясь подслушать что-нибудь путное. Нервы жгло нетерпение провернуть свою аферу. И это несмотря на то, что мой план был ни хера не продуман, и я здорово рисковала, собираясь сунуться к своим в этой чёртовой форме. Ну, допустим, получится отмазаться, мол, шифровалась как могла, но что делать дальше не очень понятно. Ни денег, ни жилья, ни работы. В общем, будущее моё туманно, да только я и дня больше не вынесу бок о бок с этими гадами. Где наша не пропадала, выкручусь, лишь бы уйти с линии фронта. Ведь должна же проходить какая-то эвакуация гражданских?

Но сначала надо дождаться, пока все разойдутся дрыхнуть. Смотрю, у этих козлин прямо мини-вечеринка — сидят себе, никуда не торопятся, прихватили бутылочку местного самогона, веселятся. До меня донеслось:

— Все русские ленивые, хитрые и умеют только пить да на балалайке бренчать.

Идиот, ты хоть раз здесь видел, чтобы кто-то на балалайке играл?

— Они так быстро сдаются в плен, что мы не успеем и наград получить, разобьём их в два счёта.

— Слышал, фюрер всем, кто воевал, выделит здесь землю. Я всегда мечтал обзавестись фермой.

— А эти русские медведи пусть на нас работают.

Ничего нового я не услышала — в планах у немчуры утвердить мировое господство. Да чего уж мелочиться, берите выше, замахнитесь на Вселенную. Даже смешно — хотят всего и прям щас. Ободренные лёгкими победами уже строят планы, что делать с нашей землёй и народом. И только я знаю, как оно всё будет на самом деле. Правда сказать не могу. — Эй, Карл, — кажется, меня заметили, пока я слонялась вокруг, словно привидение. — Иди сюда, малыш.

Не, если бы мне пришлось остаться, первое, что бы я сделала — это отучила здоровяка повара от этой мудацкой клички, которой он меня окрестил.

Остальные одобрительно поддержали его. Для меня эти товарищи пока что были все на одно лицо, и запоминать, кто есть кто, я даже и не собиралась. Но невольно пришлось столкнуться чуть ближе с некоторыми личностями. Например, этот поварёшка, деревенщина Кох с довольно плоским чувством юмора. Он с первого дня не уставал всячески стебать мою вроде как полудетскую внешность, особое внимание уделяя «нежным как у девушки щечкам».

— Давай, не дичись, — продолжал зазывать немчик. — Выпьешь сто грамм на сон грядущий, расскажешь нам что-нибудь о себе.

Я помотала головой, не в силах разродиться даже парой фраз. С моим характером, как показывала практика, лучше вообще не открывать рот. Но тут на сцену вышел мудила, которого я поневоле запомнила ещё с того дня, когда он меня выловил на дороге. Шнайдер. Этот был постарше остальных парней и, пожалуй, классически подходил под образ солдатской мрази. Злобный, грубый, с опасным блеском в бесцветно-голубых глазах. Он частенько позволял себе терроризировать и так зашуганных местных. Мог отпихнуть мальчишку, не вовремя попавшегося на пути, или грубо потребовать от какой-нибудь тётки постирать свои шмотки. Справедливости ради такое позволяли себе не все. Многие солдаты в благодарность за подобные услуги расплачивались с местными консервами из своего пайка. Да и вроде как женщин, детей, стариков не трогали. По крайней мере, за то время, что я успела здесь намотать. Хотя всё может измениться — в начале войны, возможно, немцы ещё сохраняли какие-то принципы. Зверства начнутся, когда станет понятно, что русские не собираются сдаваться и способны сильно обломать их радужные планы.

В общем, если ненависть оценивать по баллам, то в сторону Шнайдера мой счетчик прямо-таки зашкаливал. Я бочком протиснулась на приличном расстоянии в сторону своей ночлежки, но этот гад лениво, даже не вставая с бревна, ухватил цепкой лапищей меня за руку и потянул на себя, вынуждая приземлиться рядом.

— Ты же не хочешь сказать, что наше общество недостаточно хорошо для тебя, Карл? — вроде как добродушно спросил он, но улыбка не затрагивала его глаз. Он явно ожидал повода, чтобы поглумиться или повоспитывать тюфяка-новобранца.

— Хваталки убери, — просипела я, дёргая рукой. — Уже поздно, скоро отбой, я иду спать.

— Ничего, мы не будем долго засиживаться, — ухмыльнулся он, протягивая мне здоровенную бутылку с мутной жидкостью. — Раз уж так рвался стать мужчиной, веди себя соответственно. Выпей немного, расслабься.

— Оставь мальчика в покое, Шнайдер, — подал голос ещё один тип, которого я поневоле запомнила.

Фридхельм Винтер. Ага, братик нашего сурового лейтенанта. Полная, кстати, его противоположность. Начиная от внешности и заканчивая гражданской позицией. Ещё одна жертва подъёбок — ему постоянно прилетало, особенно от того же Шнайдера. Хотя я терпеть их всех не могу, но объективно, конечно, парни были правы — такого мальчика-одуванчика нельзя было выпускать на войну. Наш Фридхельм, если выражаться культурно — пацифист, ну, а если по-простому — задрот последний. Он был странным: не верил в их быструю победу, всем видом показывал, насколько ему претит то, что происходит вокруг, не рвался в добровольцы на боевые задания.

Ну и конечно самое охренительное — это недомогание умудрилось протащить на фронт мешок книг. И ещё находил время их читать. Самое оно почитать Гёте после того, как замочили кучу народа или сожгли село. Я собственно благодаря этой библиотеке и запомнила его. Чуть ли не в первый же день увидела этого ботана с томиком Шиллера в ручонках и смело подрулила к нему. Знала бы, чем это всё обернётся, возможно, даже и близко бы не подошла. Но тогда мне казалось удачной идеей разжиться, если не словарём, то хотя бы какой-нибудь книженцией. Я всё ещё опасалась за уровень своего немецкого, а ведь самый простой и действенный способ улучшить знания — как можно больше говорить и читать на чужом языке. Обычно завести непринуждённый разговор для меня не представляло проблемы, но тогда я отчего-то затупила и просто молча уселась рядом. В лоб спрашивать есть ли у него в загашнике словарь или учебник грамматики было бы верхом идиотизма, а разжиться литературой хотелось. Я выжидательно молчала, и Фридхельм заговорил первый с каким-то насмешливым вызовом:

— Что смотришь? Книг раньше не видел? Или тоже почитать хочешь?

— А если и хочу, то что? — не осталась в долгу я. — У тебя найдётся ещё одна?

Фридхельм одарил меня взглядом в стиле да-не-может-быть, но всё же кивнул:

— Пойдем, — я просто обалдела, когда он открыл передо мной ранец с походной библиотекой.

— Ну, выбирай.

Сразу выхватила томик Шекспира — я не особо любитель немецких поэтов. Мне нужна была книга со знакомым текстом, чтобы улучшить свой уровень языка. После этого младший Винтер периодически пытался завязать разговор, но я упрямо не шла на сближение. То, что юный нацистик любил на досуге почитать, не делало нас друзьями. Так что нечего тут выспрашивать: «А где ты учишься Карл? А ты написал родителям, что ушёл на фронт?»

«Всё равно ненавижу тебя почти так же, как и остальных, книжный ты червь», — упрямо повторяла я про себя. Вот и сейчас как-то особо не тронуло, что он, вроде бы, вступался за меня.

— Ах, ну да, вы же у нас две принцессы, что один, что другой винтовку увидите — в обморок упадёте, — глумливо протянул Шнайдер. — Да, пожалуй, иди баиньки, малыш Карл. Винтер почитает тебе на ночь сказочку.

— А ты не нажрись, как свинья, чтобы не проспать, если русские пойдут в атаку, — грубо процедила я в ответ. Он тут же сгрёб лапищей мои щёки:

— Ты смотри, а одна принцесса у нас с характером. Или всё же нет?

Я мотнула головой, пытаясь скинуть мерзкую лапу, но он продолжал:

— Что такое, малыш? Не нравится? А не надо было грубить.

В явную драку я ввязываться не решалась — неприкосновенного статуса девушки у меня больше не было. А где я потом буду вставлять выбитые зубы с их уровнем медицины?

— Шнайдер, оставь ты его, — добродушно вступился Кох. — Не порть эти чудные щёчки.

Блядь, да что там у меня за щёки такие, неужто как у хомяка? Я без особой надежды рванулась из рук этой скотины и услышала презрительно-спокойный голос Фридхельма: