Моя новая жизнь

– Так у дворника, крыс он бывает травит, – во всеуслышание Игнат поведал.

– Тогда изволь, любезный, в дворницкую отправиться и нам ту баночку с ядом принести! – снова Юрий Петрович распорядился.

Его возвращения мы ждали где-то минуток с пять. Сюда же Игнат вместе с дворником воротился.

– Нет у меня яда, - горячо оправдывался тот.
– Вчерась вечером ещё на полке стоял, а сегодня пропал куда-то…

– А может, она тогo, сама на себя руки наложила, сердешная, – вслух унтер Василий предположил.

– Навряд ли это, – Юрий Петрович озадаченно головой покачал, на разнос с почти нетронутой едой показывая.
– Тогда бы сия баночка из-под яда где-то под рукой у неё была, а тут дело ясное, что с пищей она его получила,и отравитель ту баночку при себе оставил…

– Тогда по комнатам и на кухне тот яд, прежде всего, пoискать надо, - это уже Пётр Фомич сказал.

– И действительно, по всем правилам обыск надо бы учинить, – как-то сразу Юрий Петрович и согласился с ним, - и с кухни следует начать, пожалуй…

– Так давайте пройдём на кухню, в сенях поищем ещё, – это Фома Фомич уже был.

Они всей гурьбой впереди ушли, я же семенила за ними сзади, часто останавливаясь и к результатам расследования прислушиваясь, из уст Юрия Петровича и сюда доносящихся.

– Нет здесь в сенях искомого, - в вещах дворовых девок недолго покопавшись, наш новоявленный сыщик заключил. – Давайте на кухню теперь проследуем.

Там, Марфу Степановну пугая до одури, да посудою гремя по полкам громко, он возился куда дольше, нo в итоге тоже так ничего и не сыскал. После же Марфу Степановну допрашивать начал, как обед готовила выяснять,из чего, и носила куда, как и то, кто мог видеть это... Только она лишь расплакалась горько, бормоча и запачканный тестом передник теребя, что сама и принесла еду той Свёкле каялась, ведь Пётр Фомич сразу по прибытию так повелели, её же не было в той комнате,

вот тряпицею накрыла и оставила на столе.

– Чтоб отравителя изобличить, по всем комнатам осмотреть надо, - выслушав её, в скором времени Юрий Петрович вывел.

– Надеюсь, мои и Петра Фомича покои вы осматривать не станете? – в упор на коллежского регистратора глядя, Фома Фомич с недовольством высказался.
– Как и моей невесты тоже?

– Не делать никаких исключений я предлагаю! – безапелляционно Юрий Петрович заявил.

– Но Свёкла эта, моя крепостная, хоть с позволения Петра ?омича и под барышню рядилась, - на своём настаивал Фома Фомич.
– Потому я всецело могу и сам расследование и поиски виновного провести.

– Но зачем же, коль я уж у вас здесь? К тому же несомненное смертоубийство это, а значит, дело по сыскному ведомству проходить должно, а крепостной ли, иль вольный землепашец, так по закону без разницы, главное, что смертоубийство это…

– Что же, тогда ведите следствие своё,и с моего кабинета, пожалуй, начните, – с демонстративным видом Фома Фомич к его двери подошёл.

– Давайте тогда лучше с покоев Варвары Николаевны начнём, чтобы време?и зря не терять и сразу доказать непричастность невесты вашей… – так высказавшись, Юрий Петрович мимо хозяйского кабинета проследовал.

– Так вы думать можете, что я могу быть причастна к отравлению этому? – откровенно разозлившись, с такими словами я перед ним дверь своей комнаты распахнула.

– Ни в коем случае я не подозреваю вас, но осмотреть всё же должен!

Ко мне пройдя, наперво Юрий Петрович в тумбочку заглянул. Потом платяной шкаф раскрыл. К кровати моей подошёл, приподнял тростью подушку и все коричневый пузырёк с крупной надпиcью яд увидели.

Взявши его, коллежский регистратор всем продемонстрировал со строгим выражением на лице. Пробку вынул и содержимое понюхать изволил даже.

– Мышьяк это, – с уверенностью заключил. – К тому же на нём и без того, что крысиный яд написано…

– Но когда я на обед уходила, не было ничего подобного в комнате мoей, - из-за вдруг возникшего тумана в голове стала оправдываться я как-то сбивчиво.

– Зато всем ведь известно, как вы не ладили с убиенной, - со строгим видом Юрий Петрович возразил.
– Как и отравление – дело рук обычно дамское…

– Моя сестра права, - тут Пётр Фомич вступился за меня. – Хоть я и знаю, что невзлюбила она сожительницу мою, но никакого зла уж точно учинить не могла, да и не задумывала ничего подобного!

– Однако это совсем об противном свидетельствует! – выше своей головы приподняв, демонстративно потряс найденной баночкой наш доморощенный сыщик.

– Но я не делала того, в чём вы меня обвиняете, и не прикасалась к флакону этому даже, как и не видела у себя никогда его прежде! Вы ?е понимаете, что его туда кто угодно занести мог? Моя комната снаружи не запирается! А если бы я и действительно отравительницей была,так и выбросила бы его сразу! Зачем мне такую улику у себя держать?

– Ну, это уже вам виднее, быть может, ещё раз использовать планировали! – никак не унимался Юрий Петрович.

– Инсинуации всё это! – снова вмешался Пётр Фомич. Я же от гнева задохнулась просто.

– Извольте с моей невестой почтительным быть и обвинения эти гнусные при себе держать! – закричал на насупившегося коллежского регистратора уже Фома Фомич.

– Я арестовываю Варвару Николаевну и забираю её с собой! – в ответ на это, уверенным тоном Юрий Петрович высказался.

– Даже если она и была бы виновна, то вы всё равно не можете её забрать, потому что… – Фома Фомич что-то еще в мою защиту сказать хотел,только Юрий Петрович так и не позволил ему договорить.

– Потому что она крепостная ваша?
– закричал он неистово. – Нет! Вы ведь сами же освободить её и изволили, как дворянку и сестру вашего названого брата! Потому Варваре Николаевне доведётся со мной в Губернию отправиться, как задержанной и подозреваемой по делу о сём смертоубийстве!

– Но это всецело невозможно, – Фома Фомич с каким-то трудом вымолвил.

– Бумаг её мне пока не надо, пусть в кабинете сохранятся вашем, записку же для караулов я и от своей руки для Варвары Николаевны выпишу, - здесь, от Фомы

Фомича отвернувшись, Юрий Петрович на меня посмотрел холодно.
– Час вам на сборы даю,и потеплее оденьтесь, в дороге и в камере тюремной весьма сыровато будет.

* * *

Пусть уж и в тюрьму, но я в самое лучшее своё нарядилась, в какой-то надежде, что по надуманному делу этому как настоящая дворянка проходить буду и заметное смягчение в обращении иметь. В дорогу Марфа Степановна узелок с пирогом мне сунула, да и отступила со слезами на глазах. Фома же Фомич на крыльце стоял и смотрел сочувственно, не говорил уже ничего, разве прощаясь, руку мне сжал, да прошептал, что никак не оставит это дело. Перед тем же в кабинете своём он долго с Юрием Петровичем о чём-то спорил, кричал на него яростно, что до окончания разбирательств меня под домашним надзором oставить бы следовало, но пользуясь безмерной властью своей, этот напыщенный сыщик всё по-своему решил, и моего жениха самого под домашний арест заключил на время.