Моя Святая Земля

– Из-за меня придётся ночевать в лесу, - сказал он мрачно, когда монастырские стены окончательно растворились во тьме.
– Понесли же меня черти в монастырь... Прости ещё раз. Мне надо было прислушаться к тому, что ты говоришь.

Однако, Сэдрик казался спокойным и даже весёлым.

– Зря огорчаешься, - сказал он.
– Хотел убедиться - ну и убедился. Теперь будешь умнее.

– Но про Хуга говорили, что он святой жизни... как же так?

– Вечная беда монахов, - Сэдрик, щурясь, рассматривал погасшее лезвие своего ножа.
– Посвети мне фонариком, а? Так вот, монахи думают, что любое видение - от Творца, если они Творцу молились, это раз. И два - что святость, если уж есть, никуда деться не может.

– Когда ты успел себя порезать? Я не заметил, - Кирилл осветил фонарём тёмное вулканическое стекло, на котором уже запеклись полоски крови. Сэдрик облизнул лезвие и принялся оттирать его рукавом.

– Твой нож, оказывается, не так удобно доставать, если влип, - сказал он.
– А может, я не привык пока. Со своего старого - в кармане ножны стянул и проколол палец. Царапина крохотная, а крови хватило. Уже давно наловчился. Здорово, да? Проклятая кровь - как улика; в святом месте так не вышло бы.

– Здорово ты их перепугал... А ты был предубеждён или догадался?

– Догадался, - Сэдрик, помогая себе увечной рукой, убрал идеально отчищенное лезвие в ножны и сунул в карман.
– По тому, как они на меня рычали. Настоящий благой сперва думает и разговаривает, а уж потом начинает рычать... если начинает.

– Обвинили тебя сходу во всех смертных грехах, до мужеложства вплоть... что за дикость?

Сэдрик хмыкнул.

– Древнее поверье. Говорят, если есть смертный Дар, то обязательно есть и вывих на этой почве. Враньё, как почти все поверья.

– Тебе нравятся девушки?
– улыбнулся Кирилл.

– Нет, я сплю и вижу, как тебя в постель затащить! Зачем бы иначе мне с тобой возиться? А ещё я питаюсь грудными детьми, такое поверье тоже есть.

Кирилл рассмеялся. Сэдрик ещё мгновение пытался сохранять мрачный вид - но тоже усмехнулся, не слишком весело.

– Меня всё это сильно беспокоит, благой государь. Как бы божьи люди не настучали на нас городской страже...

– Напрасно беспокоишься. Надо решать задачи по мере их поступления: нам сперва нужно добраться до столицы.

Пятно бледно-лилового света фонарика ползло по дороге чуть впереди, с ним, вроде бы, было немного уютнее, но становилось всё холоднее. Дул ветер порывами, швырял снежную пыль в лицо, очень хотелось куда-нибудь под крышу. К тому же Кириллу мерещилось неживое движение в придорожных зарослях - может, ветер ветви качал, а может, твари, кто знает.

Луна выскользнула из бурых облачных клочьев, сразу посветлело. Кирилл выключил фонарик, огляделся - и увидел на фоне прояснившегося неба крылатый силуэт, скользящий стремительно и бесшумно. Ночная птица летела.

– Смотри, - толкнул он задумавшегося Сэдрика, - кажется, это сова!

Сэдрик поднял глаза - и просиял.

– Точно! Сова!
– сказал с неожиданной радостью.
– Ну, не всё погано этой ночью.

– Ты любишь сов?

Сэдрик не ответил. Он остановился посреди дороги, глядя вверх - и Кирилл с удивлением увидел, что сова, распластав широкие крылья, планирует вниз, прямо к ним. Её серебристое оперение прямо-таки сияло в скудном лунном свете.

Сэдрик протянул руки - и сова уселась на увечную, цепляясь за рукав мощными когтями, похожими на крючки из чёрной глянцевитой пластмассы.

Сэдрик погладил её здоровой ладонью.

– Ничего себе, - Кирилл тоже протянул руку, и сова, склонив набок умную глазастую голову, дала почесать себе шею в пышном воротнике пуха.
– Я-то думал, что твари лесные и полевые именно ко мне сами идут, а, оказывается, к тебе тоже!

– Это не лесная или полевая тварь, - сказал Сэдрик с непривычной нежностью в голосе.
– Это кладбищенская тварь, неумершая. Потому ей и нравятся мои руки. Да, малявка?

– Как - неумершая?
– только успел спросить Кирилл.

Сова вдруг потекла из рук Сэдрика струёй мерцающего тумана. Это мерцающее марево, напомнившее Кириллу о призраках в лесу, колеблясь и переливаясь, постепенно облеклось в невесомую плоть, в грёзовую девичью фигурку.

Она стояла посреди лесной дороги, ночью, зимой, в белом чепчике и светленьком платьице с высокой талией, кутаясь в шаль, плетённую из лунных лучей и прядей тумана. Личико девушки или девочки, лет четырнадцати по виду, алебастрово-белое, с громадными, тёмными, вишнёвыми глазами и ярким ртом, в окружении серебристо-белых кружев и тёмно-серебряных тяжёлых кудрей, выражало и радость, и тревогу, и ещё немало сложных и сильных чувств.

Хорош этот туманный ангел был невероятно.

– Что, нетопырям сейчас холодно?
– спросил Сэдрик со снисходительной ухмылкой.

– Да, совам теплее, и Вечные одеваются в перья, - кивнула девушка и низко присела в церемониальном поклоне.
– Как хорошо, что я вас нашла, тёмный мэтр. Вас не было так долго, словно вы навсегда исчезли из мира... это больно. Мы чувствовали себя покинутыми.

– Искал короля, - хмуро сообщил Сэдрик.
– Потом был в монастыре. А у них там охранные знаки от Приходящих в Ночи. Ты зря переполошилась, что мне сделается...

Кирилл уже решил, что лунная дева не обратит на него внимания, как монахи - на Сэдрика, но тут она повернулась к нему и чинила политес, как и перед некромантом:

– С возвращением вас, благой государь, счастлива вас видеть. Это вы посещали монастырь, не так ли?

– Да, - смутившись, ответил Кирилл.
– Здравствуйте. Я тоже рад.

– Это Нельга, - сообщил ему Сэдрик.
– Малявка Нельга, фрейлина Князя, ходит у нас с ним в любимицах.

– Нельга... Нельга, простите, пожалуйста, вы - вампир?
– спросил Кирилл, смущаясь ещё больше.

Пожалуй, это можно было уложить в голове: её лунность, туманность, алебастровую белизну и кровавый отсвет в вишнёвых очах. Но Нельга, тихая, грустная, вежливая, не напоминала даже то, что на Земле называли "женщиной-вамп", не говоря уже о вампирах из книг и комиксов. В ней не было ничего хищного.

Однако Нельга кивнула прелестной головкой.

– Да, благой государь. Я вампир, молодой, поэтому тёмный мэтр и называет меня малявкой.

Зубки её блестели в неверном свете, и Кирилл видел клычки, крохотные, как у котёнка, но, очевидно, очень острые.