Моя Святая Земля
Шрифт:
И уже потом, покачивая колыбель, где спал младенец, Кирилл поймал себя на мысли, что в избе тепло и странно уютно, даже вой ветра в печной трубе не нарушает этого уюта, а лунный свет мягок, как ночник. И что очень здорово было бы постелить спальник на лавку и подремать часок. Но Сэдрик и не думал спать, он смотрел в окно на луну и начинающийся снегопад - Кирилл вспомнил, что Сэдрик ждёт вампиров.
– Они должны тебя найти?
– спросил Кирилл шёпотом.
– А ты чего меня братом назвал, государь?
– тоже шёпотом спросил Сэдрик.
– Какой я тебе брат, ошалел?
Кирилл невольно улыбнулся.
–
– И вообще, не смей спорить с королём, это не светски!
– Тихо!
– вдруг шикнул Сэдрик.
– Летят. Надо выйти во двор.
Кирилл надел куртку. Выходить на мороз зверски не хотелось.
– Можешь подождать тут, - сказал Сэдрик.
– Обряд довольно безобразный, на самом деле...
– Я выйду, - сказал Кирилл.
– На всякий случай.
Они выскользнули в ночной холод, постаравшись сохранить в избе сонное тепло. Сэдрик прикрыл дверь и взглянул в небо.
С неба сыпался мелкий колючий снег; луна ныряла в мути ночных облаков. Как Сэдрик умудрился что-то рассмотреть в этой порошащей, туманной мгле - осталось загадкой для Кирилла, но он рассмотрел и сказал, негодуя:
– Неумершие совсем не соображают, что делают, серебра на них нет...
– А что?
– спросил Кирилл, пожимаясь от ночного озноба.
– Я им велел, бестолковым, зеркало принести, - мрачно напомнил Сэдрик.
– Несут, нежить поганая...
Теперь увидал и Кирилл. Зрелище казалось из ряда вон выходящим, просто сюрреалистическим.
Сквозь снегопад летели серебристые совы. Самая большая и впрямь тащила, вцепившись в оправу когтями, небольшое круглое зеркало, в котором мелькал снег. Кирилл невольно вспомнил хогвартскую почту.
Сэдрик махнул рукой. Совы невесомыми тенями спланировали на двор, на лету меняя облик. Серебристое оперение оборачивалось плащами или кринолинами - а зеркало оказалось в руках у статного юноши с нежным фарфоровым лицом, кружевного и бархатного, в бледных кудрях.
Лунные бальные одеяния вампиров во дворе нищей избёнки в голодной, разорённой и агонизирующей деревеньке казались чем-то маскарадным.
Сэдрик окинул вампиров неодобрительным взглядом.
– И что, - хмуро спросил он, - это все? Десять? А где Ульрих? Клара где? Гилберт?
Нельга, выйдя вперёд и заглядывая Сэдрику в лицо снизу вверх, печально сказала:
– Ульрих, спаси Господь его душу, покоится ныне в благословенной тени, тёмный мэтр, и Клара с ним. Гилберт спит.
Сэдрик вздохнул и спросил, снизив тон:
– С чего это Гилберт спит? Не дело неумершему валяться в гробу после заката.
– Но на могиле Гилберта - знак против Приходящих в Ночи, - сказала Нельга.
– Он не сможет проснуться даже от труб вестников Божьих... пока кто-нибудь не снимет заклятья, - добавила она просительно.
– Ясно, - отрезал Сэдрик и тут же напустился на кружевного юношу.
– Жеан, как ты думаешь, зачем я попросил зеркало? Считаешь, чтобы было, перед чем напудриться? Что ж ты такое большое приволок, взял бы уж дамский медальончик, чего там! Ну почему, стоит связаться с Сумерками - и уже по лодыжки в дураках?!
Жеан, не поднимая глаз, попытался оправдаться:
– Простите, тёмный мэтр, это самое большое зеркало, какое мы смогли достать и принести. Ветер, лететь неудобно...
–
Смотри, государь, что осталось от Сумерек в твоей стране!– бросил Сэдрик зло и тоскливо.
– Щенята! Детки! Зеркало им не дотащить! Для их собственного Князя! Силёнок не хватает! И я должен заменить им кормящую мамашу! Сучий узурпатор с монахами, которые готовы козла под хвост целовать, если прикажет ад, истребляют Сумерки, а днём развлекаются, убивая живых, гадюки... благо раздолье грязной смерти - посмотри, с чем мы теперь существуем! Богадельня...
Вампиры не смели на него взглянуть. Кириллу стало их жаль.
– Сэдрик, - сказал он, - ну что ты на них напустился? Они же не виноваты, что нынешние власти открыли охоту на старых мудрых Князей и Княгинь. Они - как те дети, у которых родителей убили, сироты...
– Сам знаю, - буркнул Сэдрик.
– Оттого и вожусь с этим сиротским приютом... Ладно. Будем работать с тем, что есть.
Он ногами разгрёб снег на площадке размером, примерно, в квадратный метр. Кирилл сунулся было помочь, но Сэдрик остановил его взглядом, присел на корточки и принялся рисовать на ледяной корке лезвием обсидианового ножа какую-то сложную фигуру. Перед тем, как провести очередную линию, он то и дело останавливался и задумывался, а царапины на насте бледно мерцали льдисто-голубоватым, будто по ним проложили тоненькие неоновые трубки.
Кирилл наблюдал и чувствовал, как вокруг что-то происходит, как меняется сам воздух, наполняясь какой-то невидимой, но осязаемой, как электрическое поле, субстанцией - волоски на руках вставали дыбом и шевелились волосы на голове.
Закончив, Сэдрик встал, взял зеркало из рук Жеана и пристроил в центр чертежа, в тщательно вычерченный многоугольник, пришедшийся почти точно по размеру рамы. Потом протянул здоровую руку, и вампиры подошли её целовать; обряд выглядел страшно средневеково, но Кирилл понял, что дело не в вассальной присяге - "электрическое" напряжение в воздухе росло, а в глазах Сэдрика появился светящийся красный туман транса.
В какой-то момент концентрация магической силы, вероятно, достигла пика. Вампиры шарахнулись в стороны, а Сэдрик, проговорив нараспев дико звучащее непонятное слово, вздёрнул рукав на увечной руке и полоснул по ней ножом.
Кровь брызнула на чертёж и зеркало - и Кириллу показалось, будто его на миг оглушил бесшумный громовой удар. Холодный свет ударил из зеркала вверх, собравшись в призрачную фигуру; мерцающий призрак начал сгущаться и обретать очертания, словно его наводили на резкость, а ледяное сияние медленно спалось и угасло.
Всё действо заняло минуты три-четыре, не больше, но показалось нестерпимо долгим. Напряжение в воздухе вдруг схлынуло, сошло, как вода - и Кирилл поразился плотскости жуткого существа, стоящего в воздухе над зеркалом, не касаясь его босыми ступнями.
Ужас сделал шаг и чуть не упал; Сэдрик придержал его, обнял за плечи, тронул волосы - и всё это было чудовищно. Как бы Кирилл ни представлял себе Князя Сумерек - его ожидания не оправдались: Сэдрик обнимал пыльную мумию, почти скелет, с висящими клочьями истлевшей плоти, в рассыпающихся лохмотьях одежды. Мумия повернула голову - и Кирилл, содрогнувшись, встретил неожиданно живой взгляд влажных вишнёвых глаз из глазниц клыкастого черепа, обтянутого сухим пергаментом мёртвой кожи.