Моя жизнь и любовь

Сделав вид, что тоже заинтересован разъяснениями органиста, я подошел к стулу, на котором стояла девица, и как бы невзначай положил руку на её ножку. Она не отреагировала и, казалось, не почувствовала моей руки. Тогда я стал смелее. Девушка даже не шевельнулась и продолжала разговор с органистом. Теперь я знал, что она ощущает мои прикосновения, и скользнул рукой вверх по ее ноге. И тут мои пальцы ощутили теплую плоть на ее бедре – выше колена чулок закончился и началось открытое тело. Ощущение ее теплой плоти заставило меня буквально задохнуться от волнения. Моя рука поднималась все выше и выше, становилось все теплее и теплее. И вдруг я коснулся ее лона – его покрывал мягкий пушок. Сердце билось уже в моем горле. Нет слов, чтобы описать шквал моих ощущений.

Слава Богу, Э… не пошевелилась и не выказала никаких признаков отвращения. Любопытство было во мне даже сильнее желания. Я ощутил ее лоно всем телом, и мне сразу пришла в голову мысль, что оно похоже на фигу (итальянцы, как я узнал позже, фамильярно называют это место «фика»). Щель раскрылась от моих прикосновений, и я осторожно вставил туда палец – это Стрэнджуэйс рассказывал мне, как Мэри научила его делать. Э… не сопротивлялась. Я нежно потер пальцем переднюю часть ее лона. Я мог бы поцеловать ее тысячу раз, обуреваемый страстной благодарностью.

Внезапно, продолжая движение руки, я почувствовал, как она пошевелилась, потом еще раз… Очевидно она показывала мне, где мое прикосновение доставляло ей наибольшее удовольствие. Я мог бы умереть за нее в благодарность. Снова она пошевелилась, и я почувствовал маленький бугорок или маленькую пуговку плоти прямо перед ее щелью, над соединением внутренних губ. Конечно это был ее клитор. До того момента я забыл все старые методистские книги доктора. Но теперь фрагмент давно забытого знания вернул меня к реальности. Я нежно потер клитор, и она сразу же надавила на мой палец на мгновение или два. Я попыталась вставить палец во влагалище, однако Э… тут же и быстро отстранилась, закрывая свое лоно, как будто ему было больно. Так что я снова принялся ласкать ее щёточку.

Внезапно чудо прекратилось. Проклятый органист закончил свое объяснение, и когда заиграл первые ноты на рояле, Э… свела ноги вместе. Я убрал руку, и она сошла со стула:

– Ты, дорогая, дорогая, – прошептал я.

Поначалу она нахмурилась, потом только улыбнулась мне краешком глаза, показывая, что не сердится.

Ах, какой прелестной, какой соблазнительной она казалась мне тогда, в тысячу раз прекраснее и желаннее, чем когда-либо прежде. Когда мы встали, чтобы снова петь, я прошептал ей:

– Я люблю тебя, люблю тебя, дорогая, милая!

Я никогда не смогу выразить ту страсть и благодарность, которую испытывал к ней за ее доброту, за ее нежность, позволившую мне прикоснуться к ее телу. Именно она открыла мне Врата Рая и позволила впервые вкусить скрытые тайны сексуального наслаждения. И все же, спустя более пятидесяти лет, я чувствую трепет радости, которую она мне подарила своим молчаливым откликом – ведь страстное благоговение благодарности все еще живо во мне.

Сексуальный опыт с Э… имел самые важные и неожиданные последствия. Факт того, что девочки могут испытывать сексуальное удовольствие «так же, как и мальчики», увеличивал мою симпатию к ним и поднимал мысль о половом акте на более высокий уровень. Возбуждение и удовольствие были настолько сильны, что я решил сохранить себя для этой высшей радости. Больше никакого онанизма! Теперь я познал кое-что бесконечно лучшее. Один поцелуй был лучше, одно прикосновение к женскому телу…

Наши духовные наставники и учителя не учат нас тому, что поцелуи и ласки могут привить девушке сдержанность, но тем не менее это правда. Тогда же приобрел я иной, но близкий по содержанию опыт. Он закрепил во мне сей жизненный урок. Я прочел всего Вальтера Скотта, и его героиня Диана Вернон [34] произвела на меня большое впечатление. Теперь я решил сохранить в неприкосновенности всю свою страсть к какой-нибудь моей будущей Диане. Таким образом, первые переживания страсти и чтение любовной истории в романе полностью излечили меня от дурной привычки к онанизму.

34

Диана Вернон героиня романа Вальтера Скотта «Роб Рой».

Естественно, после этого первого божественного опыта я был на взводе и остёр, как ищущий ястреб. Я не мог встретить где-нибудь Э… до следующего урока музыки. Пришлось ждать целую неделю. Но даже такая неделя неизбежно кончается, и мы снова оказались в нашем закутке за роялем. Однако сколько я ни шептал сладкие и умоляющие слова, Э… не реагировала, только хмурилась и качала своей хорошенькой головкой. На несколько мгновений это убило во мне всю веру в доброту девушек. Почему она так себя вела? Я ломал голову в поисках разумного ответа и не находил. Это было частью проклятой непостижимости девичьего характера. Но в тот день это наполняло меня яростью. Я был вне себя от разочарования.

– Ты – подлая! – наконец я прошептал ей.

И сказал бы ещё что-то, но органист велел мне петь. Пел я очень плохо, так плохо, что он заставил меня выйти из-за рояля и таким образом упразднил даже возможность будущих интимных отношений. Снова и снова я проклинал органиста и девушку, но всегда был настороже, и далее ожидая от жизни подобного подвоха. Как говорят любители охотничьих собаках: «Если пес попробовал кровь, он уже никогда не сможет забыть ее вкус».

Двадцать пять лет спустя я обедал с Фредериком Чепменом [35] , издателем «Двухнедельного обзора», который я тогда редактировал. Через несколько недель спустя он спросил меня, заметил ли я тогда некую даму, и описал мне ее платье, добавив:

35

Фредерик Чепмен (1823–1895) – издатель викторианской эпохи, близкий друг Чарльза Диккенса. Первый издатель книг У. Теккерея, Т. Карлайла, Э. Бульвера-Литтона, Дж. Мередит и др.

– Она очень интересовалась вами. Как только вы вошли в комнату, она узнала вас и попросила меня выяснить, узнали ли вы ее.

– Я близорук, знаете ли, – покачал я головой, – так что некая рассеянность мне простительна. Но кто она?

– Еще когда мы учились в школе, – ответил Фредерик, – она сказала мне, что ты запомнишь ее под имени Э…

– Конечно, – воскликнул я. – О! Пожалуйста, скажите мне, как ее зовут и где она живет. Я зайду к ней, я хочу… – И тут благоразумие подсказало мне быть спокойнее, – …задать ей несколько вопросов, – добавил я запинаясь.

– К сожалению, не могу ни назвать ее имени, ни дать адрес, – ответил Чепмен. – Я обещал оставить ее инкогнито. Она уже давно счастлива в браке.

Я настаивал, но он продолжал упрямиться, и, поразмыслив, я понял, что не имею права навязываться замужней женщине, которая не желает возобновлять со мной знакомство. Но я жаждал увидеть ее и услышать из ее собственных уст объяснение причины ее необъяснимой, жестокой перемены в отношениях со мной.

Как мужчина, я, конечно, знаю, что у нее, возможно, была очень веская причина, и одно ее имя до сих пор несет в себе очарование для меня, незабываемое очарование.

Мой отец всегда был готов поощрять во мне уверенность в собственных силах. Он даже пытался заставить меня вести себя как мужчина, когда я был еще ребенком. Рождественские каникулы длились всего четыре недели, поэтому мне было дешевле снять квартиру в каком-нибудь соседнем городе, чем возвращаться в Ирландию. В соответствии с этим отец поручил директору выдать мне около семи фунтов на расходы. Он сделал это, добавив к деньгам множество превосходных советов.

Свои первые школьные каникулы в Англии я провел на морском курорте Рил в Северном Уэльсе. Пригласил меня туда школьный приятель Эван Морган. Он уверял, что мы проведем там замечательное время. По правде говоря, он много сделал для того, чтобы я полюбил и это место, и его обитателей. Он познакомил меня с тремя или четырьмя девушками, среди которых мне очень понравилась Гертруда Ханнифорд. Герти было больше пятнадцати, высокая и очень красивая, с длинными каштановыми косами. Она охотно поцеловала бы меня; но всякий раз, когда я пытался прикоснуться к ее интимным местам, она морщила свой маленький носик со словами «Не надо!» или «Не будь грязным!»